Полное собрание сочинений. Том 64

1889 г. Августа 22. Я. П.

Благодарствуйте, дорогая Леонила Фоминична, за ваши носки и платки и полотенца: всё превосходно и всего так много, что, вероятно, не успею до смерти износить их. Пишу вам несколько слов, п[отому] ч[то] устал нынче писать, а откладывать не хочется. Хочется вас попрекнуть за то, что пишете, что кроме Маши никто не будет рад вашему приезду. Я наверно рад.

Всё, что вы пишете про Медведевых, очень радостно, помогай им бог. Мы живем хорошо, и умирать мне хочется только очень редко, и я всегда себя браню за это. У меня теперь гостит Ге старший, 1и нам очень хорошо вместе. Радуюсь, что ваша жизнь идет хорошо и что вы всё недовольны ею.

Любящий вас Л. Толстой.

На конверте:

Курской губ[ернии]. Льгов. Леониле Фоминичне Анненковой.

Впервые опубликовано в ПТС, II, № 375. Датируется на основании почтовых штемпелей.

Письмо Л. Ф. Анненковой, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

1Н. Н. Ге пробыл в Ясной Поляне с 20 августа до 2 сентября.

1889 г. Августа 22. Я. П.

Вчера получил ваше письмо, дорогие друзья, и рад был очень тому духу, в котором оно написано. Это тот дух, которым мы живы и которым мы живим друг друга. Такое оживление и подъем я почувствовал от вашего письма. Кроме того, я просто рад общению с вами, которое прошу поддерживать. Р[угин], спасибо ему, не то что сблизил, а знаете, по сухому провел мокрым, и потекло по этому месту. Я последнее время часто думал об одном давно известном соображении, но которое с особенной живостью мне приходит всё это время в голову и бодрит меня, а именно: Если выразить только одним наипростейшим и яснейшим предложением — смысл, сущность, цель жизни, то я для себя ее выражаю так, как сказано Ин. VI, 38 и в особенности 39, возрастить в себе, довести ее до высшей возможной степени божественности ту искру, то разумение, которое дано, поручено мне, как дитя няньке. Это определение смысла жизни шире всех других, включает все другие.

Что же нужно для того, чтобы исполнить это, возрастить это дитя? Не нега, а труд, борьба, лишения, страдания, унижения, гонения, то самое, что сказано много раз в Евангелии. И вот оно самое, то, что нужно нам и посылается нам в самых разнообразных формах и в малых и больших размерах. Только бы мы умели принять это, как следует, как нужно нам, а потому радостную работу, а не как нечто досадное, нарушающее нашу, столь хорошо устроенную жизнь. Помогай бог вам всем именно так принять не столько то посещение, 1но и то, если бы вас разогнали и нарушили бы вашу столь радостную для меня и для всех нас хорошую жизнь. Обыкновенно в этих случаях делается такая ошибка — говорят: «вот обстоятельства, которые нарушают или грозят нарушить нашу хорошую жизнь; надо как-нибудь поскорее обойти, превозмочь эти обстоятельства, с тем, чтобы продолжать свою хорошую жизнь». В действительности же надо смотреть на дело совершенно обратно: «Вот была жизнь, которую мы установили с большой внутренней борьбой и трудами, и жизнь эта удовлетворяла нашим нравственным требованиям, но вот являются новые обстоятельства, заявляющие новые нравственные требования: давайте же постараемся ответить наилучшим образом на эти требования». Эти обстоятельства не случайность, которую можно устранить, но требования новых форм жизни, в которых я должен испытать себя и к которым должен приготовить себя, как я готовил себя к предшествующей форме жизни. Я говорю про ту возможность, что вас разгонят, запрут, сошлют (хотя это не может быть). Впрочем, вы всё это знаете так же, как я. Как только центр один, то и все радиусы совпадают, я это много раз замечал. Пишу это потому, что люблю всех вас и хочу наибольшего с вами общения. Напишите, кто составляет ваши 15 человек. Напишите и то, как идут работы.

Печатается по копии. Впервые опубликовано в Б, III, изд. 1-е, стр. 127—128. Дата копии совпадает с записью в Дневнике Толстого 22 августа (см. т. 50).

Аркадий Васильевич Алехин (1854—1918) — из богатой купеческой семьи в Курске, бывший студент Петровской сельскохозяйственной академии, одно время увлекшийся религиозно-нравственными взглядами Толстого. Весной 1889 г., совместно с своими братьями Митрофаном и Алексеем, организовал земледельческую общину в Шевелеве, Дорогобужского уезда Смоленской губ., которая, просуществовав около двух лет, распалась. С Толстым познакомился в 1889 г. в Ясной Поляне. В 1892—1893 гг. работал с Толстым, оказывая помощь голодающим крестьянам. Позднее, в 1905—1914 гг., был курским городским головой.

1См. прим. 2 к письму № 408.

1889 г. Августа 22. Я. П.

Спасибо вам, дорогой друг Василий Иванович, что написали о себе и о своей жизни. Часто и всегда с большою любовью думаю о вас. — Вы говорите, что вы как будто плачетесь на жизнь. Нет, вы не плачетесь, а вы недовольны — не ею, — но собою в ней, как и я всегда в хорошие минуты недоволен. А вы всегда недовольны, п[отому] ч[то] всегда стремитесь к лучшему и с одной ступени всегда переставляете ногу на другую. И помогай вам бог. Только на днях приехал один бывший морской офицер Ругин, друг и товарищ теперь по жизни Бирюкова и рассказывал про Алехинскую общину в Смоленской губ[ернии], Дорогоб[ужского] уезда. Живут они там 15 человек — 8 мужчин, 7 женщин — прекрасно, трудолюбиво, воздержно — картофель, горох, снятое молоко не всегда, а чай два раза в неделю, и чисто и любовно, помогая окрестным бедным, но одно не совсем хорошо, это то, что некот[орые] из них думают и говорят, что христианину нет другой жизни, как в общине, что во всякой другой жизни, н[а]п[ример], такой, как вы, как я, мы участвуем в людоедстве — сработаем на 30 к., съедим на рубль. И мне это нравится — нравится то яркое выставление греха, про к[оторый] мы так склонны забывать, но в ответ на это и в связи с воспоминанием о вас приходит в голову следующая воображаемая история, к[оторую] я бы желал написать, коли бы б[ыли] силы и время. Живет юноша, поступает в учебное заведение, предается науке; но скоро, увидав и тщету и незаконность досуга и жира научников, бросает, идет в революцию; но познав гордость, жестокость, исключительность революционеров, бросает, идет в народ. В народе суеверия, эгоизм борьбы за существование отталкивают его. Может даже пойти на время в православие, в монастырь — лицемерие. Попадает в общину — тоже находит не то — выходит. Тут сходится с женщиной, к[оторою] увлекается, тем более, что она как будто разделяет его стремления — сходится, родит детей, находит в ней совсем другое, не то, чего он ждал, мучается с ней. Она бросает его. Он остается один и живет у приятеля, сам не зная, что делать, как жить, но, как и всегда, везде любя людей вокруг себя и помогая им, и тут умирает. И умирая говорит себе: неудачник я, пустой, дрянной человек, никуда не годился, за что ни брался, ничего не мог доделать, никому даже не нужный, никого не умел даже привязать к себе. И, ударяя себя в грудь, говорит: Пустой, дрянной я человек, боже, милостив буди мне грешному. 1Я думаю, что ему хорошо, и я желал бы быть им. Такой спасется и вне общины. —