Полное собрание сочинений. Том 61

Вот что, милая Таня. И пускай это письмо будет секрет от Дьяковых. Может быть, ничего и не будет секретного, но мне ловчее будет писать, зная, что пишу тебе одной. Так вот что: отчего мы последнее время похолодели друг к другу? Не только похолодели, но стали как-то недоверчивы и подозрительны друг к другу. Ты так чутка, что ты, верно, сама заметила это. И мне это очень грустно. Иногда как будто пройдет (в наши свиданья в Никол[ьском] и Черм[ошне]), и опять. Точно как будто мы втайне один от другого строго обсудили друг друга — и скрываем наше мнение. Или, может быть, просто я тебя ревную к Дьяковым и всё это мне кажется. Но только всякий раз, как я думаю о тебе, мне становится грустно, как будто вот был у меня близкий, искренний друг, и я с ним разошелся или расхожусь.

Давай, чтоб этого не было. Пожалуйста. Я с тобой был иногда не совсем искренен. Я не буду больше, и ты будь совсем искренна со мной, ежели тебе это не неприятно, и серьезно смотри на меня — не для шутки — как на второго отца. Видишь ли — в нашей дружбе от меня ты имеешь право требовать совета, помощи, всякого рода трудов и дел, а я от тебя имею право требовать искренности совершенной. Ежели между нами дружба. — Может быть, прежде обстоятельства мешали таким отношениям, теперь не будет этих обстоятельств, и теперь будем очень, очень дружны, и чтоб нам не было неловко друг с другом, как было последнее время. Для этого я от тебя требую совершенной искренности, и ты сама скажи, чего ты от меня требуешь.

Может быть, ты скажешь: что ему показалось! Вот удивительно! и т. д. Тогда прекрасно. Но во всяком случае, когда мы увидимся, я буду к тебе лучше, проще и нежнее, чем я был. Я чувствую эту потребность в моем сердце и чувствовал потребность тебе это написать. — Вот и вся. Прощай, милая Таня.

Скажи Дьякову, что я и не думал быть недовольным Терлецким 2— напротив — он не хуже Ивана Ивановича. 3Но несмотря на то, я счел своим долгом передать ему предложения Дьякова, к[отор]ые выгоднее моих, и он отказался. —

Бывало, всё в зиму побывает у нас раза три Дьяков, а теперь ему дома хорошо. Интригуй, чтобы они все к нам приехали. —

Приписка к письму С. А. Толстой. Первая часть публикуется впервые, вторая впервые опубликована Т. А. Кузминской в ее воспоминаниях «Моя жизнь дома и в Ясной Поляне», III, стр. 86—87. Датируется на основании слов письма С. А. Толстой от 19 ноября: «Письма эти написаны 3 дня тому назад».

1С. А. Толстая писала сестре, что советует ей на зиму приехать в Москву, и обещала сама приехать в Москву со всей семьей.

2Терлецкий — управляющий у Толстых. Д. А. Дьяков хотел его пригласить учителем для дочери.

3И. И. Орлов.

1865 г.? Ноября 18...20? Я. П.

Посылаю вам архив , 1уважаемый Михаил Николаевич. Ежели вы не забыли спросить у Александрова 2о моем разверстании, передайте мне, пожалуйста, ответ. Вашим предложением почитать у вас Долгор[укова] 3я на днях воспользуюсь, так как у меня теперь пошло все опять хорошо. До свиданья.

Ваш гр. Л. Толстой.

Датируется предположительно на основании письма к А. А. Толстой от 26...27 ноября, в котором Толстой пишет, что «третьего дня» был в Туле и видел Лонгинова (см. № 152).

1Вероятно, журнал «Русский архив», который Толстой брал читать у Лонгинова в связи с работой над «1805 годом».

2Александров — мировой посредник, позднее служивший в тульском земстве.

3«Российскую родословную книгу, издаваемую кн. Петром Долгоруковым», Спб. 1854—1857. В 1874 г. эту книгу для Толстого приобрел П. И. Бартенев.

1865 г. Ноября 26...27. Я. П.

Сейчас получил ваше милое, доброе, ясное письмо и говорил себе: отвечу завтра; но не могу удержаться — не дают мне покоя все те мысли, кот[орые] пришли по случаю этого письма, и пишу сейчас же. Третьего дня я был в Туле, видел М. Лонгинова и он, между прочими новостями, равнодушно сказал мне о замужестве Тютчевой 1и вашем назначении. 2Хотя он вас не знает, кажется, вам будет интересно знать, в каких выражениях он сказал мне это: «Анна Тютчева так надоела им всем, что они рады были отвязаться от нее, а лучше Толстой они не могли, т. е. нельзя найти на ее место». Новость эта меня ужасно поразила. Для меня это был выстрел из двухствольного ружья. Во-первых, брак (не брак, а это надо назвать как-нибудь иначе, надо приискать или придумать слово), пока — брак А. Тютчевой с Аксаковым 3поразил меня, как одно из самых странных психологических явлений. Я думаю, что ежели от них родится плод мужеского рода, то это будет тропарь или кондак, 4а ежели женского рода, то российская мысль, а, может быть, родится существо среднего рода — воззвание или т. п. —

Как их будут венчать? и где? В скиту? в Грановитой палате или в Софийском соборе в Царьграде? Прежде венчания они должны будут трижды надеть мурмолку 5и, протянув руки на сочинения Хомякова, 6при всех депутатах от славянских земель произнести клятву на славянском языке. Нет, без шуток, что-то неприятное, противуестественное и жалкое представляется для меня в этом сочетании. Я люблю Аксакова. Его порок и несчастье — гордость, гордость (как и всегда), основанная на отрешении от жизни, на умственных спекуляциях. Но он еще был живой человек. Я помню, прошлого года он пришел ко мне и неожиданно застал нас за чайным столом с моими belles soeurs. 7Он покраснел. Я очень был рад этому. Человек, который краснеет, может любить, а человек, который может любить, — всё может. После этого я разговорился с ним с глазу на глаз. Он жаловался на сознание тщеты и пустоты своего газетного труда. Я ему сказал: «Женитесь. Не в обиду вам будь сказано, я опытом убедился, что человек неженатый до конца дней мальчишка. Новый свет открывается женатому». Вот он и женился. Теперь я готов бежать за ним и кричать: я не то, совсем не то говорил. Для счастья и для нравственности жизни нужна плоть и кровь. Ум хорошо, а два лучше, говорит пословица: а я говорю: одна душа в кринолине нехорошо, а две души, одна в кринолине, а другая в панталонах еще хуже. Посмотрите, что какая-нибудь страшная нравственная monstruosité 8выйдет из этрго брака. Я знаю, что вы рассердитесь на меня за то, что я так говорю о вашей предшественнице, которую вы теперь стараетесь любить еще больше, чем прежде; но я не мог. С тех пор как я узнал эту новость, я каждый день по нескольку раз думаю об этом — не браке, а слиянии двух — не душ, а направлений, и я не могу успокоиться и говорить с вами о вас, пока не выскажу всего. Простите, ежели я вас огорчил.

Соня удивилась тому, что вы так боитесь того, что вам предстоит, но я и не ждал иначе. Страшно — я это очень понимаю. Я воспитывал своих Яснополянских мальчиков смело. Я знал, что каков бы я ни был, — наверное мое влияние для них будет лучше того, какому бы они могли подчиниться без меня; но здесь, я понимаю, что государыня могла и желала иметь наилучшую воспитательницу чуть не во всем свете. И вдруг эта самая лучшая воспитательница — я, Александра Андр[еевна] Толстая. Я понимаю, что это страшно. Но вам бояться нечего, сколько я вас знаю и сколько ни стараюсь смотреть на вас самым непристрастным взглядом. И вот отчего, как мне кажется. Что вы умная, образованная и добрая женщина, это знают другие; я знаю то, что кроме всего этого, вы, противно вашей предшественнице, не одна душа в cage, 9а в вас плоть и кровь — в вас были, есть и будут людские страсти. Приготавливаться, рассуждать, обдумывать вы будете и молиться будете, а действовать будете только по инстинкту и без колебания, без выбора, а потому, что вы не в состоянии будете поступить иначе. А такое человеческое страстное влияние полезно, воспитательно действует на человеческих детей, а разумное, логическое влияние действует вредно. Это мое убеждение не придуманное, а выжитое. В воспитании всегда, везде, у всех была и есть одна ошибка: хотят воспитывать разумом, одним разумом, как будто у ребенка только и есть один разум. И воспитывают один разум, а всё остальное, т. е. всё главное, идет, как оно хочет. Обдумают систему воспитания разумом опять, и по ней хотят вести всё, не соображая того, что воспитатели сами люди и беспрестанно отступают от разума. В школах учителя сидят на кафедрах и не могут ошибаться. Воспитатели тоже становятся перед воспитанниками на кафедру и стараются быть непогрешимыми.