Полное собрание сочинений. Том 60

Воинствующая защита искусства от влияния «злобы дня» подкрепляется в повести трактовкой проблем художественного творчества в духе идеалистической эстетики. Поэты, артисты далеки от вседневной суетной жизни, во всех своих замыслах и решениях они подчинены единственной инстанции — богу, он вложил в них «искру» творческого огня, поэтому они могут творить только в минуты «озарений» и, разумеется, «бессознательно». Все эти мысли Толстого находят опору в статьях Боткина. Последний в программной статье о стихотворениях А. Фета, 50 50 «Современник», 1857, № 1. с которой Толстой познакомился еще в рукописи и назвал ее «поэтическим катехизисом поэзии», значительное внимание уделяет как раз вопросу о природе художественного творчества.

В соответствии с теорией «чистого искусства» процесс художественного творчества рисуется Боткиным как «невольный акт», как «невольное излияние души», как «бессознательное откровение». «Истинный поэт» свободен от всяких поучительных, общественных целей и задач и в своем творчестве «полон безотчетного стремления высказывать внутреннюю жизнь души своей». Жизнь души такого «избранника» определяется свыше, поэт выступает «как орудие таинственной, высшей силы», в той или другой форме воспроизводя «ее внушения». 51 51 В. Боткин , Соч., т. II, Спб. 1891, стр. 361, 362, 364.

Разделяя эстетические теории своих «литературных аристархов», Толстой естественно очень раздраженно оценивает состояние современной русской литературы; его давнее нерасположение к сатире находит свое выражение в резкой неприязни к Щедрину, который был в эти годы самым популярным писателем. Толстой признается, что продолжает сохранять верность знамени «триумвирата». «Дружинин непоколебим. Про себя могу сказать, что я тоже не изменил своего взгляда, но у меня в том меньше заслуги».

Однако как писатель он ощущает себя выбитым из седла, новое направление литературы поддерживается другими людьми, а он и его «старые знакомые» оказались в стороне от столбовой дороги развития русской литературы. Толстого утешает только то, что у него есть другая опора в жизни, кроме литературы, более прочная — Ясная Поляна, есть другие занятия, кроме писания — ведение хозяйства. Он решительно восстает против профессионализации писателя. «Слава богу, я не послушал Тургенева, который доказывал мне, что литератор должен быть только литератор, — писал он Боткину 1 ноября 1857 г. — Эта было не в моей натуре. Нельзя из литературы сделать костыль, хлыстик, пожалуй, как говорил В. Скотт. Каково было бы мое положение, когда бы, как теперь, подшибли этот костыль. Наша литература, т. е. поэзия, есть, если не противузаконное, то ненормальное явление (мы, помнится, спорили с вами об этом) и поэтому построить на нем всю жизнь — противузаконно».

Тем не менее Толстой еще не отказывается от литературы. Резко осуждая «небывалый кавардак», который был поднят в русском обществе «вопросом эмансипации», вызвавшим крайнее возбуждение политических страстей, он с грустью вынужден заметить: «Изящной литературе положительно нет места теперь для публики». Он не на шутку встревожен судьбами искусства, опасаясь того, что «политический грязный поток» может «загадить» его. Поэтому Толстой спешит убедить Боткина в необходимости организовать с привлечением Тургенева и Фета издание чисто художественного журнала, призванного спасти гибнущее искусство. По замыслу Толстого, журнал должен стоять выше всех направлений, не вмешиваться в полемику совершенно, не считаться с запросами публики. «Цель журнала одна: художественное наслаждение, плакать и смеяться. Журнал ничего не доказывает, ничего не знает. Одно его мерило — образованный вкус».

У Тургенева идея издания журнала, посвященного «исключительно художеству», встретила сдержанный прием: он в это время думал «об основании журнала, исключительно посвященного разработке крестьянского вопроса». 52 52 ТТП, стр. 44, 29/I 1858 г. Боткин, мало веря в успех журнала, отнесся отрицательно к затее Толстого. Дружинин же, сообщая Толстому о согласии Анненкова, Майкова и других принять участие в новом журнале, тут же писал, что большинство из них «клонит к аренде» «Библиотеки для чтения», что совершенно не устраивало Толстого; он думал, что новый журнал должен быть действительно новым, «без составившегося о нем мнения». 53 53 К. Чуковский , «Люди и книги шестидесятых годов», стр. 260, 261. Журнал так и не состоялся.

Мысль об издании чисто художественного журнала была последней неудавшейся попыткой соединения всей «изящной словесности» «на одном пункте», 54 54 Выражение Дружинина в письме к Толстому от 15/ІV 1858 г. См. К. Чуковский , «Люди и книги шестидесятых годов», стр. 260. и в то же время для Толстого в личном плане это был последний акт его дружбы с «триумвиратом».

Идея морально-этического истолкования искусства, возникшая у Толстого еще в самом начале его творческого пути, известное нерасположение к сатире («сатира не в моем духе», — записывал он в Дневнике) способствовали сближению писателя с эстетическими позициями «триумвирата», которые резко противостояли обличительному направлению в русской литературе и его главному представителю — Щедрину. Значение художника, равносильное жрецу или прорицателю, «избраннику» бога, как проповедывали Дружинин и особенно Боткин в своих статьях, также не могло не импонировать честолюбивым чаяниям Толстого.

Но для его литературных друзей было характерно отстранение от политической жизни, глубокая враждебность демократическим идеям, отрыв от народа, это были гурманы и эстеты, жившие в мире чисто литературных интересов. Толстой также пытается уйти от решения политических вопросов, он прямо и открыто декларирует: «Я не политический человек». 55 55 Т. 47, стр. 121. «Политические законы» для него «ужасная ложь», «я не вижу в них ни лучшего, ни худшего». Все это являлось проявлением не силы, а слабости писателя, доказывало его полную беспомощность в решении мучивших его политических вопросов современности. Однако, несмотря на то, что отдельные высказывания писателя этой поры перекликались со статьями Дружинина и Боткина, Толстой был по своим интересам неизмеримо шире всех их вместе взятых. «Литературные друзья» не могли дать ответы на социальные вопросы, волновавшие писателя, не в состоянии они были облегчить и морально-этические искания Толстого, поэтому, естественно, их дороги впоследствии резко разошлись.

Разрыв с демократическим крылом «Современника», увлечение, хотя и кратковременное, идеями «искусства для искусства» не могли не сказаться и сказались крайне отрицательно на творчестве Толстого. Произведения, написанные им в 1857—1859 гг., отличаются значительным обеднением тематики. От больших, общенациональных тем, поднятых в «Севастопольских рассказах», «Двух гусарах», в «Утре помещика», Толстой обратился к разработке второстепенных проблем, которые имели значение разве для узкого круга литературных интеллигентов.