Полное собрание сочинений. Том 58

Хранение Дневников Толстого у В. Г. Черткова, про что С. А. Толстая узнала 26 июня, было одним из главных поводов ее раздражения в июне — июле 1910 г. Дневники по ее настояниям вскоре были взяты у Черткова, но переданы не ей, а положены в Тульское отделение государственного банка. См. об этом прим. 1021.

920. 69 29—31. 1) Только перед Богом..... 3) Благодарю за испытание. — Толстой называл эти молитвы «ежечасными молитвами». См. запись № 5 от 27 июня.

27 июня, стр. 69—71.

921. 69 32. Вчера говорила о переезде куда то. — С. А. Толстая во время бывшего у нее припадка раздражения (см. предыдущие прим.) вспомнила слова Толстого, сказанные 29 мая о переезде куда угодно:«в Одоев, в Париж...» (см. прим. 763) и стала требовать немедленного отъезда и переселения в избу вдвоем со Львом Николаевичем, лишь бы изолировать его от Черткова. (Записки В. М. Феокритовой от 26 мая 1910 г. и А. Б. Гольденвейзер, 2, стр. 73.)

922. 70 3. Fais се que doit, advienne que pourra. — [Делай, что должно — будь, что будет]. Этою же записью Толстой в Астапове закончил перед смертью свои Дневники. См. последнюю запись.

923. 70 4—7 . читаю Психиатрию.... И так всё. — Упоминается книга профессора Московского университета Сергея Сергеевича Корсакова (1854—1900): «Курс психиатрии» 1, изд. (посмертное), переработанное автором. — «Общество для пособия нуждающимся студентам императорского Московского университета», М. 1901. Книга эта хранится в Яснополянской библиотеке Толстого. На форзаце надпись: «Глубокоуважаемому Льву Николаевичу от врачей Покровской психиатрической больницы Московского губернского земства 18 июня 1910 года». Там же надпись рукою В. Ф. Булгакова: «Книга преподнесена Льву Николаевичу от корпорации врачей лично, во время пребывания его в расположенном неподалеку от больницы имении Мещерском, в доме В. Г. Черткова. В. Б.». В книге — ряд пометок рукой Толстого в виде подчеркиваний карандашом; на стр. 14 против первых строк — автограф Толстого: «Для того, чтобы человѣкъ испытывалъ, надо, чтобы уже б[ыло] то я, к[оторое] испытываетъ».

Толстой читал эту книгу в связи с тем интересом к душевным болезням, который у него проявился, с одной стороны, вследствие его работы над статьей «О безумии», с другой стороны — в связи с впечатлениями, полученными от общения с душевно-больными во время пребывания его у Черткова. Кроме того, он пытался найти в этой книге объяснение болезненного состояния С. А. Толстой. (См. «Дневник для одного себя», запись от 7 августа, стр. 131.) А. Б. Гольденвейзер приводит свой разговор с Толстым о психиатрии, о книге профессора Корсакова и лично о нем самом. На реплику А. Б. Гольденвейзера: «Это, говорят, был очень хороший ученый», Толстой ответил: «Да. Но самая наука их такая шаткая. Меня это вот с какой стороны интересует: они видят всю причину в материальных изменениях, а я думаю, что всё в нравственном состоянии человека. У них там бывают идиоты, слабоумные, но очень хорошие, тихие, и довольно разумные — озлобленные. Если есть нравственная основа, то и при том разрушенном рассудке она скажется». («Вблизи Толстого», 2, стр. 72.) Далее: «Как в шахматах бывают совершенно неожиданные совпадения и случайные комбинации, так еще удивительнее это бывает в жизни. Вот теперь, например, я начал работу, в которой провожу мысль, что человечество в больших массах подвержено общему и потому несознаваемому отдельными лицами безумию. Еду к Черткову, а там оказываются две огромные психиатрические больницы. Ко мне приезжают доктора, зовут туда, всё показывают, дают мне книги. Я интересуюсь этим чрезвычайно. Возвращаюсь домой и застаю Софью Андреевну, которая несомненно больна психически. У нее idée fixe — тщеславие. Она боится, что про неё будут говорить, что она портила мне жизнь, и она всеми силами хочет доказать обратное, — что все злодеи, лгуны, гадкие, — одна она хороша. — Я читаю книгу Корсакова. Слабо это, потому что они везде натыкаются на основное сознание своего «я», из которого всё вытекает; а они, наоборот, хотят его вывести из внешних чувств. Сознание они определяют, как воздействие наших субъективных восприятий на мозг, забывая, что до всякого субъективного восприятия должен существовать самый субъект, которого никак ни из чего не выведешь». На замечание А. Б. Гольденвейзера, что «сам Корсаков, кажется, не был правоверным материалистом», Толстой ответил: «Я это допускаю, так как почти каждый отдел его книги кончается указанием на то, что до сущности этого явления наука еще не дошла. — Но в этой книге много для меня в высшей степени полезных сведений. Между прочим, я прочел там, что эти болезни, если поддаются лечению, то в первой стадии заболевания, а когда уже явления повторяются, делаются хроническими, то излечение весьма редко. Это очень страшно, и я думаю, как бы пригласить психиатра, чтобы он посмотрел Софью Андреевну». (Там же, стр. 76—77.) Об отношении Толстого к душевным болезням см. прим. 869.

924. 70 9—14 . 1) Как смешно думать..... дух [ овного ] начала. — Ср. мысли №№ 2 и 3 от 11 февраля, № 4 от 13 марта, № 2 от 4 апреля.

925. 70 15—20. 2) Как нет резкого деления между сном и бдением,..... возможности нравственного усилия. — См. прим. 236.

926. 70 31 . 5) Три ежечасные молитвы. — См. записи от 26 июня, прим. 920.

927. 71 6. 6) Сумашедший мне все говорил: не украл, а взял. — Упоминание о словах душевно-больного крестьянина С. П. Данилина, с которым Толстой разговаривал при посещении психиатрических лечебниц. См. прим. 844 и 898. Мысли Толстого о сумасшествии см. прим. 867 и 870.

928. 71 18 . немыслимым вне времени. — См. мысли, перечисленные в прим. 81.

28 июня, стр. 71.

929. 71 21. Просила не ехать. — С. А. Толстая собиралась ехать на день рождения сына Сергея Львовича в его имение Никольское-Вяземское Чернского уезда Тульской губ. и желала, чтобы вместе с ней ехал Лев Николаевич. Он же чувствовал себя физически слишком утомленным для этой поездки. В своем Дневнике (см. прим. 1009) от 30 июня по этому поводу С. А. Толстая записала: «28-го мы поехали в Никольское к сыну Сереже на день его рождения: Лев Николаевич, я, Саша, Душан Петрович и Ник. Ник. Ге. Встали все рано. И я пошла сказать, что, если Лев Николаевич себя плохо чувствует, то чтобы не ехал, а я поеду с Ник. Ник. Ге вдвоем. Он сказал, что подумает, а раньше дал мне слово, что поедет со мной непременно. Совестно ему, верно, стало и он поехал». Приводим также запись об этом В. М. Феокритовой: «Софья Андреевна вбежала к нам в комнату и говорит: ,,«Пaпà нездоров, я его умоляла не ехать, а он сам хочет. Уж если он там заболеет, то я не виновата, я его прошу не ехать», — сказала она нам“.Об этом же см. А. Б. Гольденвейзер, «Вблизи Толстого», 2, стр. 75 и 82; Дневник Булгакова, стр. 253—254.