Полное собрание сочинений. Том 57

30 Ию .

Вчера вечер ничего не делал. Прошелся. Немного свежей. Сегодня хорошо спал. Ч[ертков] приезжает. Поеду в час. Гулял. Написал новую главу о чудесах недурно. Хорошие письма от мужиков и Молочн[икова]. Письмо Александра. Записать:

1) Кажется, старое: Истинное знание только одно: знать, как жить. Люди же знают оч[ень] многое, а не знают это и даже думают, что этого нельзя и не нужно знать. Ненужное знание забивает им головы и мешает знать то, ч[то] нужно.

2) Чудеса нужны тем, у кого нет разумной основы для веры.

3) При вере в любовь просить не о чем. Надо только делать.

3 Июля .

Два дня пропустил. 30 Июня. 136 136 Зачеркнуто: Писал чуть-чуть Е[диную] З[аповедь] и, кажется, письма. Поехал к Ч[ерткову]. Радостное свидание с ним. Вечером опять к нему. — 1 И[ю]л[я]. Утром писал оч[ень] недурной ответ крестьянину об образовании. Не кончил еще. Поехал на ярмарку. Хорошо б[ыло], но ожидал большего. Вечером к Ч[ерткову]. Опять хорошо очень было. Он сделал замечания об Е[диной] З[аповеди] верные. — 2 И[ю]л[я]. Страшно слаб. Чуть-чуть приписал к «О науке» и ничего не делал. На душе недурно. Отложил отъезд. Как нарочно, вчера играла со мной в карты воспитанница Сухотина, директриса гимназии, с белыми руками, сытая, хорошая, выхоленная — крестьянская сирота, к[оторой] дали образование...

Нынче встал рано, слаб, но хочу все-таки поехать.

Записано что-то, чего не могу ни разобрать, ни вспомнить.

5 Июля [Я. П.]

Поехал 3-го, как решил. Был у милого Абрикосова. Таня провожала до Мценска. Поехал в 3-м классе, и оч[ень] приятно — жандарм и переселенцы. Те люди, с к[оторыми] обращаются, как с скотиной, а к[оторые] одни делают жизнь и историю (если она кому-нибудь интересна). Дома хорошо. Саша всё такая же и хорошая. — Вчера, 4. Читал кучу писем. — Есть хорошие. Ездил к Гале проститься. Писал О Науке немного. После обеда пришел мил[ый] Николаев. Хорошо говорили, и поправил по его совету места в «Неизб[ежном] Пер[евороте]». Здоровье не дурно. На душе оч[ень] хорошо. Хочет[ся] обращаться к Богу, и все не наход[ил] обращения. Нашел наилучшее: благодарю, благодарю и благодарю за великое благо жизни. Проснулся в 5 и много думал обо всем — что и плохо. Записать:

1) Самый трудный, критический возраст — это когда человек перестает телесно расти, сильнеть... я думаю, около 35 лет. Развитие, рост тела кончается, и должно начинаться развитие, рост духовный. Большей частью люди не понимают этого и продолжают заботу о росте телесном, и ложное взятое направление бывает губительно.

2) Не могу не удивляться, зачем Бог избрал такую гадину, как я, чтобы через нее говорить людям.

8 Июля .

Третьего дня, 6-го. Не помню, кажется, поправлял немного о Науке. Ходил по саду. Ничего больше не помню. На душе хуже. Но не падаю. Ив[ан] Ив[анович] милый б[ыл], хорошо говорили. Вчера совсем ничего или почти ничего не писал. Ездил к М[арье] А[лександровне]. Олсуфьевы. Вечером Андрей. Мало борюсь с отвращением к нему. Хочу и буду бороться. Соня больна рукою. Олс[уфьевы] и Маша приятны. Читал Маше о науке.

Нынче, 8-го, писал оч[ень] недурно. Да, забыл, вчера б[ыл] бестолковый разговорщик, я недобр был. — Ездил верхом один тихо. Сашины дела кончились. Стражника нет больше.

————————————————————————————————————

Нынче 11 Июля.

Нынче оч[ень] хорошо доканчивал о Науке. Ездил с Оничкой к Чертковым. У нас Денисенки, к[оторые] мне оч[ень] приятны. Сейчас Леночка рассказала мне историю Веры. Я рад б[ыл] узнать.

Вчера тоже писал письма вечером, а потом О Н[ауке] и, главное, каже[тся], кончил Е[диную] 3[аповедь] и письма. — Третьего дня помню только, что ездил верхом. Не помню. Устал. Решил ехать в Штокгольм. На душе хорошо.

12 Июль.

Оч[ень] мало спал. С утра дурно обошелся с глупым малым, просившим автограф. Два раза начинал говорить с ним серьезно, оба раза он перебивал меня, прося «на память». Вчера вечером б[ыло] тяжело от разговоров С[офьи] А[ндреевны] 137 137 Зачеркнуто : и др[угих] о печатании и преследовании судом. Если бы она знала и поняла, как она одна отравляет мои последние часы, дни, месяцы жизни! А сказать и не умею и не надеюсь ни на какое воздействие на нее каких бы то ни было слов.

С утра до кофе взялся за О Н[ауке] и поправил, но весь вышел. Усталость мозга. Утром в постели записал кое-что для конгресса. Записать:

1) Думал о старом вопросе: свободе воли. Думал вот что: Если бы кто хотел сомневаться в том, что в человеке есть... Нет, не могу писать. Голова слаба. Может быть, после.

2) Записано так: Сначала жутко отрешиться от мнения людского так, чтобы ложное, унизительное о тебе мнение людей не трогало тебя, — жутко и одиноко, но если удастся осилить, поставить всё перед Богом в себе, перед своей совестью, как твердо, непоколебимо, свободно. Юродст[во] великое дело.

Было 7 посетителей: юноша с сочинениями, потом совсем сочинитель, умный, Новиков. После обеда поехал к Ч[ертковым], читал там О Науке. Приятные разговоры о прочитанном. Записать нечего и некогда.

13 Июля .

Встал слабый. Но работал О Н[ауке] недурно. Гулял слабый. Вечером Николаев, Голденв[ейзер]. Сон лучше.

14 Июля .

Встал слаб. Кое-что записал ночью. Опять всё утро занимался письмом О Науке. Всё еще не совсем кончил. Ездил с Оничкой в засеку. Очень приятно. Заснул. Встал оч[ень] слабый. Соне хуже. Много думал — не важного, но хорошего, даже очень. Теперь 9-й час. Записать:

1) И самое главное: Не могу отделаться от заботы о сужд[ении] людей. А как только есть эта забота, нет заботы о душе. Нынче несколько раз ловил себя на этом. И всякий раз, как только вспоминал, сознавал свой грех, думал о том, как бы только не переставая быть с Богом, т. е. любить всех, так сейчас и хорошо. Так б[ыло] нынче утром с бабочкой с ребенком — просила на бедность, плачет, говоря, что несет последний расстегай продавать, и показывает узел с расстегаем, а ребеночек миленький, веселенький, хлопает ручонкой по узлу и смеется. И так мне хорошо, трогательно это было, и я так хорошо полюбил ее, и так свободно на душе стало. Другой раз на езде верхом тоже что-то неприятно стало от мысли о нелюбви ко мне людей, вспомнил то, ч[то] я люблю их — и сейчас радостно. Тоже в слабой степени бы[ло], когда вернулся — и 5 оборванных просителей. Вспомнил — и хорошо стало.

2) К Штокгольму: Начать с того, чтобы прочесть старые, а потом новые письма отказавшихся. Потом сказать, ч[то] всё говорилось здесь оч[ень] хорошо, но похоже на то, что мы, имея каждый ключ для отпора двери той палаты, в к[отор]ую хотим взойти, просим тех, кто спрятались от нас за непроницаемой дверью, отворить ее, а ключи не прилагаем к делу и учим этому и других. Главное, сказать, что корень всего — солдатство. Если мы берем и учим солдат убийству, то мы отрицаем всё то, ч[то] мы [можем] сказать в пользу мира. Надо сказать всю правду: Разве можно говорить о мире в столицах королей, императ[оров], главных начальников войск, к[отор]ых мы уважаем так же, как французы уважают М-r de Paris. 138 138 [палача.] Перестанем лгать — и нас сейчас выгонят отсюда. —