Полное собрание сочинений. Том 55

595. 256 11-12. Вчера писал письма..... И о революц[ии] — Ягн. — Жительница местечка Баланда, Саратовской губ. Александра Александровна Ягн обратилась к Толстому с следующим письмом (почтовый штемпель: «Баланда, 6 сентября 1906 г.»): «Милостивый Государь Лев Николаевич. Меня томят тысячи сомнений. В Ваших книгах высказывается неосновательность борьбы с правительством. Но эти книги написаны уже лет 5—6 тому назад и более. Мнение Ваше зa это время могло измениться, под впечатлением настоящих вопиющих событий. Очень и очень желала бы я знать, остаетесь ли Вы опять при том же мнении, что прежде нужно возвысить нравственный и духовный уровень народного самосознания, или будет вернее сделать сначала переворот в условиях существования народа. Я много раз приводила некоторым горячим людям, как пример, Ваши сочинения, в которых говорится, что борьба с правительством ни к чему не приведет, как только к еще большему ухудшению и строгостям со стороны правительства. На это мне ответили, что Вы с тех пор уже переменили свое мнение и думаете другое. Весьма желательно бы знать, правда ли это? Как человек, признанный всем миром высокоумственным мыслителем, его мнение должно всеми приниматься во внимание. В этих случаях горячей увлекающейся молодежи и даже не молодежи так легко ошибиться и вместо освобождения привести народ в еще более страшную пучину слез и страданий. Поэтому нужно считаться с мнениями великого человека. Главное, все уверены в непогрешимости своих мнений и конечно ссылаются на тех хотя бы писателей, которые сходятся с их собственным мнением. Так что выходит, что не они справляются и проверяют свои мнения, а наоборот, ищут тех писателей, которые говорят так же, как они. Против Вас сказать всякому стыдно, и вот, чтобы оправдать себя, они говорят, что Ваше мнение уже изменилось и стало солидарным с ихним. Правда ли это? Чтобы, что называется, утереть им нос, нужно иметь в руках то, что Вы говорите в настоящий критический момент. Прошу, очень прошу, если возможно, написать хоть несколько слов по этому поводу».

Толстой ответил А. А. Ягн обширным письмом, в котором развивал мысли, записанные им в Дневнике 2 октября 1906 г., см. стр. 254—255.

596. 256 13. Вас[илия] Можайского . — «Василий Можайский» — одно из первоначальных названий рассказа «Отец Василий». См. прим. 582.

597. 256 15-17. Поразил разговор на болыш[ой] дороге с Ламинцовским молодым крестьянином революционером. — Ломинцево — село в 13 верстах от Ясной поляны. «Село это я хорошо знаю, — вспоминал Толстой в статье «Что же делать?» — Я вводил там уставную грамоту и всегда любовался особенно красивым и бойким тамошним народом. Из этого же села были у меня в школе особенно даровитые школьники». Встреча и разговор с Ломинцевским крестьянином-революционером описывается Толстым в той же статье следующим образом: «На днях во время моей прогулки молодой человек, ехавший на крестьянской телеге по одному со мной направлению, соскочил с телеги и подошел ко мне. Это был невысокий человек, с небольшими русыми усиками, с нездоровым цветом умного и недоброго лица и понурым взглядом. Одет он был в потертый пиджак и высокие сапоги. На голове у неro была синяя с прямой тульей фуражка, как мне объяснили, составляющая модную революционную форму. Он попросил у меня книжек, очевидно, как повод вступления в разговор. Я спросил, откуда он? Он был крестьянин из недальнего села, из которого недавно приходили ко мне жены мужей, посаженных в тюрьму... Я спросил его о тех крестьянах, которые были в тюрьме. Он с тою же исключающей всякое сомнение уверенностью, которую я встречал в последнее время у всех, о том, что виною всему одно правительство, сказал мне, что они без всякой вины были схвачены, избиты и посажены в тюрьму. Только с большим трудом я мог добиться от него объяснения, в чем обвинялись эти люди. Оказалось, что они были ораторы и собирали митѝнги, как он произносил, на которых говорилось о необходимости экспроприации земли. Я сказал, что установление равного права всех на землю может быть достигнуто только тем, чтобы земля вообще перестала быть чьей бы то ни было собственностью, а не отчуждением или какими бы ни было насильственными мерами. Он не согласился с этим. — Отчего же, — сказал он: — надо только организоваться. — Как организоваться? — спросил я. — Да уж там видно будет. — Что же, опять вооруженное восстание? — Это печальная необходимость. — Я сказал то, что всегда говорю в таких случаях, что злом нельзя победить зло, что победить зло можно только неучастием в насилии. — Да ведь жить нельзя стало, работы нет, и земли нет. Куда же денешься? — сказал он, исподлобья взглянув на меня. — Я вам в деды гожусь, — сказал я, — и спорить с вами не стану, а одно скажу вам, как молодому человеку, начинающему жить: если дурно то, что делает правительство, то так же дурно и то, что делаете вы, или собираетесь делать. Вам, как человеку молодому, устанавливающему привычки, одно нужно: жить хорошо, не делать греха, не поступать против закона Бога. — Он недовольно тряхнул головой: — Бог у каждого свой, миллионы людей — миллионы богов. — Всё-таки, — сказал я: — я бы вам советовал перестать заниматься революцией. — Что же делать? Нельзя же всё терпеть и терпеть, — отвечал он. — Что же делать? — Я почувствовал, что из нашего разговора ничего не выйдет, и хотел отъехать, но он остановил меня. — Не можете ли вы мне помочь на выписку газеты? — сказал он. Я отказал ему и с тяжелым чувством отъехал от него».

В таком виде передает Толстой этот разговор в своей статье; в действительности же, на просьбу революционера «помочь на выписку газеты» Толстой ответил: «Не дать ли вам еще и на браунинг?» Тот сказал: «Что же, и на браунинг хорошо». («Яснополянские записки» Д. П. Маковицкого, запись от 25 октября 1906 г.)

598. 256 17-18. чтение газет с 22 казненными. — О «двадцати двух казненных» Толстой мог прочесть в петербургской газете А. А. Суворина «Око» (бывшая «Русь»), которая печатала в каждом номере наверху первой страницы сведения о количестве казненных зa минувший день. 22 казненных было указано в № 27 от 4 октября, а именно: в Ростове на Дону по приговору военно-полевого суда были расстреляны за ограбление конторы Фридберга три еврея и трое христиан; в Коканде по приговору военно-полевого суда повешены два туземца, оказавшие вооруженное сопротивление при задержании и убившие полицейского; в имении Нитау Рижского уезда расстреляны пять грабителей; казнены за участие в грабежах: в Гарволине Люблинской губ. — пять, а в Новой Александрии — два, в Андрееве Келецкой губ. — два.