Полное собрание сочинений. Том 44

Ученіе Христа о томъ, что жизнь нельзя обезпечить, а надо всякую минуту быть готовымъ умереть, несомнѣнно лучше, чѣмъ ученье міра о томъ, что надо обезпечить свою жизнь, — лучше тѣмъ, что неизбѣжность смерти и необезпеченность жизни остаются тѣ же при ученіи міра и при ученіи Христа, но сама жизнь, по ученію Христа, не поглощается уже вся безъ остатка празднымъ занятіемъ мнимаго обезпеченія своей жизни, а становится свободна и можетъ быть отдана одной свойственной ей цѣли: благу себѣ и людямъ.

Любить значитъ дѣлать доброе. Такъ мы всѣ понимаемъ и не можемъ иначе понимать любовь.

Любовь не есть только слово, но есть дѣятельность, направленная на благо другихъ.

Если же человѣкъ рѣшаетъ, что ему лучше воздержаться отъ требованій настоящей самой малой любви, во имя другого, будущаго проявленія большей любви, то онъ обманываетъ или себя или другихъ и никого не любитъ, кромѣ себя одного.

Любви въ будущемъ не бываетъ; любовь есть деятельность только въ настоящемъ. Человѣкъ же, не проявляющій любви въ настоящемъ, не имѣетъ любви.

Мы не можемъ представить себѣ жизнь послѣ смерти и не можемъ вспомнить жизнь до рожденія, потому что не можемъ представлять себѣ внѣ времени и можемъ вспоминать только во времени. Если же мы дѣйствительно есмы, то есмы внѣ времени.

Человѣкъ — это духъ Божій въ тѣлѣ.

Въ началѣ жизни человѣкъ не знаетъ этого и думаетъ, что жизнь его въ его тѣлѣ. Но чѣмъ больше онъ живетъ, тѣмъ больше онъ узнаетъ, что настоящая его жизнь въ духѣ, а не въ тѣлѣ. Вся жизнь человѣка въ томъ, чтобы все больше и больше узнавать, что жизнь его въ духѣ, а не въ тѣлѣ, и освобождаться духомъ отъ тѣла. Мы жалуемся на то, чтò мучитъ наше тѣло: голодъ, нищета, болѣзни, страданія. Но мы ошибаемся: все это не зло, но благо, потому что все больше и больше освобождаетъ насъ отъ тѣла и дѣлаетъ нашу жизнь все болѣе и болѣе такою, какою она должна быть: духовною.

Смерть — это разрушеніе того тѣла, посредствомъ котораго я воспринимаю міръ, какимъ онъ представляется мнѣ, это — разрушеніе того стекла, черезъ которое я смотрѣлъ. О томъ, будетъ ли оно замѣнено другимъ, или то, что смотрѣло черезъ окно, сольется со всѣмъ — мы не можемъ знать, да намъ и не нужно знать.

Настоящаго добра не можетъ сдѣлать одинъ человѣкъ другому. Истинное добро только можетъ сдѣлать каждый человѣкъ самъ себѣ, если живетъ не для тѣла, а для души.

Говорятъ, что для того, кто дѣлаетъ истинное добро, не нужно награды. Это правда. Но безъ того, чтобы добро не давало блага, человѣку не было бы побужденія для дѣланія добра. Дѣло только въ томъ, чтобы понимать, въ чемъ истинное добро. Истинное же добро не во внѣшнемъ и будущемъ, а во внутреннемъ и настоящемъ: въ сознаніи улучшенія своей души. Въ этомъ и награда и побужденіе къ дѣланію добра.

Рѣка не похожа на прудъ, и прудъ не похожъ на бочку, и бочка не похожа на ковшъ съ водой.

А и въ рѣкѣ, и въ прудѣ, и въ бочкѣ, и въ ковшѣ одна и та же вода. Такъ же и духъ, живущій въ людяхъ. Глядя на тѣла людей, кажется, что каждый человѣкъ особенный, а по духу всѣ люди одинаковы, потому что одинъ и тотъ же духъ живетъ во всѣхъ: и въ здоровомъ мужикѣ, и въ больномъ ребенкѣ, и въ молодомъ царѣ, и въ старухѣ нищей, и во всемъ томъ, что живетъ. Одинъ духъ Божій живетъ во всѣхъ и даетъ жизнь всему.

Жизнь людей бываетъ тяжелая только оттого, что они не знаютъ, что та душа, которая живетъ въ каждомъ изъ нихъ, живетъ и во всѣхъ людяхъ. Отъ этого вражда людей между собою, отъ этого одни богаты, другіе бѣдны, одни хозяева, другіе работники; отъ этого зависть и злоба, отъ этого всѣ мученія людскія.

Безъ труда человѣкъ не можетъ жить. Если бы человѣкъ не работалъ, онъ бы замерзъ и умеръ съ голода. Это видитъ всякій, когда говорится про одного человѣка. Если же человѣкъ, не работая, не замерзъ и не умеръ и не живетъ подаяніемъ, то это значитъ то, что онъ хитростью или силой отнимаетъ у другихъ то, что они сработали.

Гордость тѣмъ гадка, что люди гордятся тѣмъ, чего надо бы стыдиться: богатствомъ, славой, почестями.

Рабочіе люди часто стараются перейти въ сословіе людей богатыхъ, живущихъ чужимъ трудомъ. Они называютъ это — выйти въ хорошіе люди. А надо бы называть это, напротивъ — уйти изъ хорошихъ людей въ плохіе.

Когда живешь съ людьми, то трудно бываетъ освободиться отъ лжи, въ которой живутъ другіе и къ которой привыкъ ты самъ. Сдѣлать это можно только тогда, когда ты одинъ самъ съ собой. Въ эти-то времена, когда одинъ, нужнѣе всего провѣрить общимъ всѣмъ людямъ разумомъ тѣ ученія и мысли, въ которыхъ ты не вполнѣ увѣренъ, a сомнѣваешься.

Всѣ грубые тѣлесные грѣхи: праздность, чревоугодіе, блудъ, ненавистничество, — только отъ признанія своимъ «я» своей животной личности, отъ подчиненія своего духовнаго «я» животному. Избавленіе отъ грѣховъ только въ подчиненіи своего животнаго своей душѣ.

Животное умираетъ, не видя смерти и не страдая отъ страха ея. За чтò же человѣку дано видѣть ожидающій его конецъ, и почему онъ кажется ему такъ ужасенъ? Чтò раздираетъ его душу иногда до того, что заставляетъ убивать себя отъ страха смерти? Не могу сказать, отчего это, но знаю, для чего. Для того, чтобы разумный человѣкъ переносилъ свою жизнь изъ жизни тѣлесной въ жизнь духовную. Перенесеніе это не только уничтожаетъ страхъ смерти, но дѣлаетъ ожиданіе смерти чѣмъ-то подобнымъ чувству путника, возвращающагося домой.

Ничего, кромѣ смерти, впереди и ничего, кромѣ исполненія должнаго, сейчасъ. Какъ это кажется безрадостно и страшно. А между тѣмъ положи свою жизнь только въ этомъ: во все большемъ и большемъ соединеніи любовью съ людьми и Богомъ, — и то, чтò казалось страшнымъ, сдѣлается лучшимъ, ненарушимымъ благомъ.

Удивительно, какъ я могъ не видѣть прежде той несомнѣнной истины, что за этимъ міромъ и нашей жизнью въ немъ есть Кто-то, Кто-то знающій, для чего существуетъ этотъ міръ, и мы въ немъ, какъ въ кипяткѣ пузыри, вскакиваемъ, лопаемся и исчезаемъ.

Несомнѣнно, что дѣлается что-то въ этомъ мірѣ, и дѣлается всѣми живыми существами, и дѣлается мною, моей жизнью. Иначе для чего бы было это солнце, эти весны, зимы и, главное, для чего эта трехлѣтняя бѣснующаяся отъ избытка жизни дѣвочка, и эта выживающая изъ ума старуха, и сумасшедшій. Эти отдѣльныя существа, очевидно, не имѣющія для меня смысла и вмѣстѣ съ тѣмъ такъ энергично живущія, такъ хранящія свою жизнь, въ которыхъ такъ крѣпко завинчена жизнь, — эти существа болѣе всего меня убѣждаютъ, что они нужны для какого-то дѣла, разумнаго, добраго, но недоступнаго мнѣ.