Полное собрание сочинений. Том 43

Тот, кто всей душой любит добро (Бога), не может верить в то, что жизнь его кончится со смертью. Любовь к добру (к Богу) и вера в жизнь неумирающую — одно и то же.

Смерть — это разрушение того стекла, через которое я смотрел на мир. О том, будет ли это стекло заменено другим, — мы не можем знать, да нам и не нужно знать. Одно мы знаем верно: что уничтожение стекла не уничтожает глаза.

Никто не может похвалиться тем, что он знает то, что есть Бог и будущая жизнь. Я не могу сказать, что знаю несомненно, что есть Бог и мое бессмертие, но я должен сказать, что я чувствую и то, что есть Бог и что мое «я» бессмертно. Это значит, что вера в Бога и в бессмертие души так связана с моей природой, что вера эта не может быть отделена от меня.

По Канту.

Опыт учит нас тому, что очень многие, знакомые с учением о загробной жизни и убежденные в ее существовании, тем не менее предаются порокам и совершают низкие поступки, придумывая средства, как бы хитрее избежать грозящих им в будущем последствий их поведения. И в то же время вряд ли существовал когда-нибудь на земле хотя бы один нравственный человек, который мог бы примириться с мыслью, что со смертью все кончается, и чей благородный образ мыслей не возвысился бы до надежды на будущую жизнь. Поэтому мне кажется более соответствующим человеческой природе и чистоте нравов обосновывать веру в будущую жизнь на чувствах благородной души, чем, наоборот, основывать ее благородное поведение на надежде на иную жизнь. Такова и есть в действительности нравственная вера, простосердечие которой может возвыситься над разными хитросплетениями и мудрствованиями и которая одна только и подходит к каждому состоянию человека, потому что ведет его прямым, а не окольным путем к его истинным целям.

Кант.

Кто видит смысл жизни в духовном усовершенствовании, не может верить в смерть, — в то, чтобы усовершенствование обрывалось. То, чтò совершенствуется, только изменяет форму.

Смерть есть прекращение того сознания жизни, которое я испытываю теперь. Сознание прекращается, — это я вижу на умирающих, но чтò делается с тем, чтò сознавало? Этого я не знаю и не могу знать. Одно знаю наверное, что это «что-то», чтò сознавало, не может прекратиться.

Смерть и рождение — два предела. За этими пределами одинаковое, неизвестное мне, но не ничто, а что-то.

Человек от рождения и до смерти хочет себе добра. И то, чего он хочет, то и дано ему, если он его ищет там, где оно есть: в любви к Богу и людям.

Настоящего добра не может сделать один человек другому. Истинное добро может сделать только каждый человек сам себе тем, что будет жить не для тела, а для души.

Говорят, для того, кто делает добро, не нужно награды. Это правда, если думать, что награда будет не в тебе и не сейчас, а в будущем. Но без награды, без того, чтобы добро не давало радости человеку, не мог бы человек делать добро. Дело только в том, чтобы понимать, в чем истинная радость. Истинная радость не во внешнем и будущем, а во внутреннем и настоящем: в улучшении своей души. В этой радости и награда и побуждение к деланию добра.

Ничего кроме смерти впереди и ничего кроме исполнения должного сейчас. Как это кажется безрадостно. А между тем положи свою жизнь в том, в чем она и есть: во все большем и большем соединении любовью с Богом и людьми, и то, чтò казалось безрадостным, делается лучшим, ненарушимым благом.

Человек посредством перенесения своей жизни из телесной области в духовную может не только избавиться от зла, но может всю свою жизнь претворить в ничем ненарушимое благо.

«И в тот день вы не спросите меня ни о чем. Истинно, истинно говорю вам: о чем ни попросите Отца во имя мое, даст вам». (Иоанна, гл. 16, ст. 23.)

Все дано нам. Только ищи своего блага там, где оно есть, в согласии своей души с волей Бога, — и у тебя будет все, чего ты можешь желать.

Все наши беды только от нас самих, когда мы делаем не то, чтò нам назначено.

Радость в жизни — то же самое, чтò масло в лампе. Как только масла становится мало, сжигается фитиль и, сжигаясь, перестает светить и только дымит черным, вонючим дымом.

Жизнь без радости проходит без пользы, распространяя вокруг себя только мрак и печаль. Радость же дается людям только тогда, когда они, побеждая грехи, соблазны и суеверия, отдаются той божеской любви, которая живет в душах их.

Никогда не ищите удовольствия, но будьте всегда готовы находить во всем удовольствие. Если ваши руки заняты, а сердце свободно, то самая ничтожная вещь доставит вам удовольствие, и вы найдете долю интересного и приятного во всем, чтò услышите. Но если вы обратите удовольствие в цель вашей жизни, то настанет день, когда самые смешные сцены не вызовут в вас истинного смеха.

Рёскин.

Когда человек несчастлив, то ему сейчас представляется ряд самых трудных, неразрешимых вопросов: и зачем я на свете, и зачем весь мир, — и ему кажется, что без разрешения их ему нельзя жить. Если же он счастлив, то все вопросы сразу уничтожаются, и ответ на них один: «Благодарю все и всех и всем желаю того же». И потому ясно, что человек обязан и может быть счастлив.

Вер много разных, но во всех верах учение о том, как надо жить людям, — одно и то же. Вот это одно и то же и есть закон Бога.

Если человек верит тому, что Богу можно угождать обрядами и молитвами, но не делами, то он хочет обмануть Бога, но обманывает только себя.

Большинству людей мы оказываем слишком много чести, когда говорим про них, что они исповедуют ту или иную религию. Ибо они не знают и не ищут никакой религии; уставная церковная вера — вот все, чтò они подразумевают под этим словом. И так называемые религиозные войны, которые так часто потрясали мир и заливали его кровью, никогда не были ничем иным, как только препирательствами из-за церковной веры; и угнетенный жаловался, в сущности, не на то, что ему препятствовали принадлежать к его религии, ибо это не может сделать никакая внешняя сила, а на то, что ему не позволяли следовать публично его церковной вере.

Кант.

Утверждение о том, что ты во лжи, а я в истине, есть самое жестокое слово, которое может один человек сказать другому, в особенности, когда это касается самого важного на свете дела. А между тем это самое говорят люди, спорящие о религии.

Религиозные упражнения для славы людской или для внешнего вида святости не имеют цены и происходят от низших требований души. Покаяние и самоистязание или истязание других происходят из ложных учений. Покаяние для тела — это целомудрие. Покаяние для речи — это то, чтобы говорить всегда правду и с добротою. Покаяние для мысли — это то, чтобы владеть собою, очищать душу, быть молчаливым и расположенным к добру.