Полное собрание сочинений. Том 34

Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб ( Мф. V, 38, и Исх. XXI, 24).

А я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (39).

И кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду (40).

И кто принудит тебя итти с ним одно поприще, иди с ним два (41).

Всякому просящему у тебя давай, и от взявшего твое не требуй назад (Лк. VI, 30).

И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними (31).

Все же верующие были вместе и имели всё общее (Деян. апост. II, 44).

И сказал Иисус: вечером вы говорите: будет вёдро, потому что небо красно (Мф. XVI , 2 ); и поутру: сегодня ненастье, потому что небо багрово. Лицемеры! различать лицо неба вы умеете, а знамений времен не можете (3).

Взявший меч от меча погибнет (Мф. XXVI, 52).

Система, по которой действуют все народы мира, основана на самом грубом обмане, на самом глубоком невежестве или на соединении обоих: так что ни при каких видоизменениях тех принципов, на которых держится эта система, она не может произвести добро для людей; напротив, — практические последствия ее должны быть и постоянно производить зло.

Мы очень много изучили и усовершенствовали в последнее время великое изобретение цивилизации — разделение труда; только мы даем ему ложное название. Правильно выражаясь, надо сказать: не работа разделена, но люди разделены на частицы людей, разломлены на маленькие кусочки, на крошки; так что та малая часть рассудка, которая оставлена в человеке, недостаточна, чтобы сделать целую булавку или целый гвоздь, и истощается на то, чтобы сделать кончик булавки или шляпку гвоздя. Правда, что хорошо и желательно делать много булавок в день; но если бы только мы могли видеть, каким песком мы полируем их — песком человеческой души, то мы бы подумали о том, что это тоже и невыгодно.

Можно заковывать, мучить людей, запрягать их, как скот, убивать, как летних мух, и все-таки такие люди в известном смысле, в самом лучшем смысле, могут оставаться свободными. Но давить в них бессмертные души, душить их и превращать в гниющие обрубки младенческие ростки их человеческого разума, употреблять их мясо и кожу на ремни для того, чтобы двигать машинами, — вот в чем истинное рабство. Только это унижение и превращение человека в машину заставляет рабочих безумно, разрушительно и тщетно бороться за свободу, сущности которой они сами не понимают. Озлобление их против богатства и против господ вызвано не давлением голода, не уколами оскорбленной гордости (эти две причины производили свое действие всегда; но основы общества не были никогда так расшатаны, как теперь). Дело не в том, что люди дурно питаются, но в том, что они не испытывают удовольствия от той работы, посредством которой они добывают хлеб, и потому они смотрят на богатство, как на единственное средство удовольствия.

Не в том дело, что люди страдают от презрения к ним высших классов, но в том, что они не могут переносить свое собственное к себе презрение за то, что чувствуют, что труд, к которому они приговорены, унизителен, развращает их, делает их чем-то меньше людей. Никогда высшие классы не проявляли столько любви и симпатии к низшим, как теперь, а между тем никогда они не были так ненавидимы ими.