Полное собрание сочинений. Том 26

Жить по прежнему, какъ я жилъ въ дѣтствѣ, не думая — нельзя. Можно не двигаться, не ѣсть, не спать, не дышать даже, но не думать нельзя. Думаешь, и разумъ уничтожаетъ смыслъ каждаго шага личной жизни. Попробовать спрятать этотъ свѣтъ, забывать то, что показываетъ разумъ — это можно, особенно если живешь въ средѣ такихъ же людей, выработавшихъ сложные апараты всякаго рода разсѣянія для того, чтобы не думать. Но разумъ, какъ спрятанный огонь, беретъ свое и является въ видѣ совѣсти, отравляющей всякій шагъ жизни. Для человѣка, желающаго избавиться отъ страданій вызванныхъ этимъ противорѣчіемъ, остается одно, или убить себя или отдаться той жизни, 325 внѣ своей личности, къ которой призываетъ разумъ. Похоронить свою личную жизнь, поблагодаривъ ее за все, что она дала, а она дала, выростила разумъ, и перенести —не перенести, это невѣрное выраженіе, потому что включаетъ понятіе произвола, а тутъ нѣтъ произвола — не перенести, а отдаться той одной жизни, которая одна остается послѣ увяданія, засыханія, уничтоженія личной жизни. Это страшно, не привычно, чудно сначала, какъ чудно ребенку рождаться, но дѣлать нечего. Нельзя не отдаться ей, потому что, не отдаваясь ей, только увеличиваешь страданія раздвоившейся жизни вслѣдствіе внутренняго противорѣчія жизни, и она одна разрѣшаетъ тѣ мучительныя противорѣчія, которыя отравляютъ личную жизнь. Личная жизнь борьба, жизнь разумная есть единеніе. Личная жизнь есть несогласіе, противленіе жизни міра, жизнь разумная вся въ согласіи съ жизнью міра. Жизнь личная уничтожается смертью личности. Для жизни разумной нѣтъ смерти, потому что нѣтъ личности. Нѣтъ смерти потому, что человѣкъ переноситъ свою жизнь въ служеніе вѣчному закону міра и потому цѣль его жизни становится не жизнь, но служеніе. Онъ умираетъ плотски на служеніе и не знаетъ смерти.

Но это невозможно, скажутъ тѣ, которые находятся въ процессѣ зарожденія противорѣчія личной жизни съ разумной. Напротивъ, скажу я, невозможно обратное, невозможно разумному существу не жить внѣ себя, 326 потому что таковъ законъ жизни. И ему слѣдовали и всегда не могутъ не слѣдовать люди. Всѣ люди для того чтобы жить, дѣйствовать ставятъ себѣ цѣли внѣ себя, 327 — семья, имущество, отечество, искуство, наука, — самыя странныя увлеченія внѣ себя, собираніе извѣстныхъ кнпгъ, птицъ, тарелокъ 328 — что-нибудь но только дѣятельность, направленная къ цѣли внѣ себя.

Такъ жили и всегда живутъ люди, подтверждая этотъ законъ. Но и эта дѣятельность внѣ себя перестаетъ удовлетворять людей какъ скоро ихъ разумъ станетъ выше той цѣли которую они преслѣдуютъ, обсудивъ ее. Собирать........ Зачѣмъ? Набрать миліонъ? Зачѣмъ, когда ты умрешь. Освободить отечество? Зачѣмъ, когда ты умрешь и твое отечество изчезнетъ изъ памяти людей какъ какая нибудь Ниневія? Такая дѣятельность 329 людей внѣ своей личной жизни 330 доказываетъ невозможность для человѣка жить для личныхъ цѣлей, но 331 и эта дѣятельность только 332 скрываетъ на время противорѣчіе, но не устраняетъ его. Бисмаркъ, собравъ Германію и повелѣвая Европой, точно также какъ и его поваръ, приготовившій обѣдъ, к[оторый] съѣдятъ черезъ часъ, если они 333 не отреклись вполнѣ отъ личной жизни чувствуетъ неразрѣшимое противорѣчіе 334 борьбы со всѣхъ сторонъ, направленной противъ него и имѣющей точно такое же основаніе, какъ и его дѣло, тоже противорѣчіе безсмыслицы всего совершающегося въ мірѣ съ требованіями его разума, и точно тоже основное противорѣчіе смерти и личности и всего его дѣла, долженствующ[ее] обратить въ ничто его самого и всѣ труды его жизни.

Всякое дѣло, подлежащее уничтоженію, всякое дѣло, могущее быть обсуженнымъ разумомъ, не разрѣшаетъ противорѣчіе. Разрѣшить его можетъ только такая цѣль, которая не подлежитъ обсужденію разума. И такая цѣль есть одна — удовлетвореніе самому разуму, требованіямъ разума, 335 точно также, съ той же исключительностью, съ которой я прежде удовлетворялъ требованія 336 личности. Удовлетвореніе же требованіямъ разумной природы 337 для человѣка, живущаго плотской жизнью, есть уже не цѣль, но исполненіе требованій разума, служеніе разуму. Только одна эта дѣятельность устраняетъ противорѣчіе и выводить человѣка изъ раздвоенія къ единству, изъ страданій къ благу, изъ смерти къ жизни, исполненію воли Бога.

Но какже служить разуму, цѣль дѣятельности котораго неизвѣстна? Цѣль его дѣятельности неизвѣстна и не можетъ быть извѣстна, п[отому] ч[то] если бы мы знали ее, мы бы стали выше, разумомъ обсудили цѣль разума, и дѣятельность разума по существу своему разумъ только освѣщаетъ.)

Человѣкъ, живущій для личныхъ цѣлей, борется съ существами, живущими также, какъ и онъ, для личныхъ цѣлей, и вслѣдствіи того боится, страдаетъ и гибнетъ 338 въ этой борьбѣ. Человѣкъ, 339 положившій жизнь въ 340 служеніи разуму, 341 видитъ неразумный законъ борьбы и противодѣйствуя ему, 342 не борется, но впередъ уступаетъ свою личность, кто хочетъ пріобрѣсть жизнь, тотъ погубитъ ее, и наоборотъ, и потому не боится не страдаетъ и не гибнетъ въ борьбѣ. Не гибнетъ, потому что 343 жизнь его въ разумной дѣятельности, разумная же дѣятельность не только не нарушается, но усиливается страданіями и смертью.

Человѣкъ служащій личнымъ цѣлямъ видитъ въ мірѣ борящихся и гибнущихъ существъ, огромное собраніе безсмысленнаго зла и противорѣчій; человѣкъ, 344 положившій свою жизнь служенію разуму, видитъ въ жизни неуклонное, неперестающее торжество разума надъ борьбою плоти.

Человѣкъ, живущій для личныхъ цѣлей, боится смерти и ненавидитъ ее. Для человѣка, служащаго разуму, нѣтъ смерти. Жизнь его перенесена въ вѣчную дѣятельность разума, не перестававшаго съ начала міра переработывать міръ, и онъ служитъ ему тѣмъ орудіемъ своей личной жизни, которая дана ему теперь. Смерть для него ни что иное, какъ 345 освобожденіе его отъ того орудія, которое дано было ему въ руки теперь для работы. И тутъ ничего ни непріятнаго, ни страшнаго, потому что 346 страхъ, сожалѣніе о своей личности только настолько великъ, насколько великъ недостатокъ разумности. 347

Но что такое этотъ разумъ, которому надо служить? — спросите вы. Человѣку дана высшая сила, свойство, властвующее надъ всѣмъ остальнымъ — эту силу, свойство мы называемъ разумъ. И вы спрашиваете, какъ его опредѣлить что онъ такое? Да чѣмъ же мнѣ опредѣлять его? Разумомъ? Я сознаю разумъ, и вы тоже, но опредѣлять его не могу. Это пусть дѣлаютъ т[акъ] наз[ываемые] философы, маратели бумаги. 348 Въ Евангеліи (всякій день удивляюсь точности, ясности выраженій Евангельскихъ) сказано: Начало основа всего логосъ и т. д. Опредѣлять то, что не опредѣляет[ся], нельзя, не потерявъ разсудка. «Такъ всякій, какъ хочетъ, понимаетъ разумъ». Нѣтъ, если мы общаемся, то мы общаемся разумомъ, принимая впередъ его законы, вѣчные, обязательные для насъ обоихъ. Опредѣлять его нельзя, нельзя указывать цѣль его дѣятельности. Но можно и нельзя не видѣть его направленія — путь. (Опять удивительная точность и ясность Евангелія). Можно знать его путь, 349 т. е. все то, что не разумно, всѣ тѣ пути, которыхъ безчисленное количество и которые 350 ложны и отрицаніе которыхъ указываетъ единый узкій путь, т. е. линію, направленіе.