Полное собрание сочинений. Том 25

Каких лет следует жениться и выходить замуж? 71 71 Написано посторонней рукой.

Такихъ лѣтъ, чтобы не успѣть влюбиться ни въ кого, прежде чѣмъ въ свою жену или мужа. 72 72 Написано рукой Толстого.

Всѣ люди похожи на фрукты, ягоды или овощи.

Левъ Николаевичъ — старый хрѣнъ.

Софья Андреевна — красная слива.

M-me Seuron — кукуруза.

Князь Урусовъ — свекла.

Татьяна Андреевна — стручковый перецъ.

Александръ Михайловичъ — турецкій бобъ.

Таня — желтая слива.

Сережа — недоспѣлая антоновка.

Илюша — турецкій огурецъ.

Alcide — буравинка.

Ольга Дмитріевна — черная смородина.

Little 73 73 [Маленькая] Маша — бѣлая смородина.

Big 74 74 [большая] Маша — вишня.

Миша Иславинъ — черника.

Екатерина Николаевна — морошка.

Вѣра — кизилъ.

Лазаревъ — гнилая дыня.

Леля — корнишонъ.

Вотъ что: давно уже — какъ я запомню — лѣтъ 30, завелись люди, которые занимаются тѣмъ, чтобы сочинять, переводить и издавать книги для грамотнаго простонародья, — т. е. для тѣхъ людей, которые и по малограмотности и по тому обществу, въ которомъ они живутъ, и по бѣдности не могутъ выбирать книги, а читаютъ тѣ, которыя попадаютъ имъ въ руки. Людей, такихъ издателей, — было довольно много и прежде — особенно развелось ихъ много послѣ воли, и съ каждымъ годомъ, по мѣрѣ того, какъ увеличивалось число грамотныхъ, увеличивалось и число сочинителей, переводчиковъ и издателей, и теперь дошло до огромнаго количества. Сочинителей, составителей, издателей народныхъ книгъ теперь бездна, но какъ было и прежде, такъ и теперь еще не установилось правильное отношеніе между читателями изъ бѣднаго народа и сочинителями и издателями. Какъ прежде чувствовалось, что тутъ что-то не то , такъ и теперь, несмотря на то, что масса книгъ издается для народа, чувствуется, что если не всѣ эти книги, то большинство не то , что сочинители, составители и издатели не достигают того, чего хотятъ, и читатели изъ народа не получаютъ того, чего хотятъ.

Нельзя ли поправить это дѣло?

Прежде чѣмъ говорить о томъ, какъ, я думаю, можно попытаться поправить это дѣло, надо уяснить себѣ хорошенько и самое дѣло и въ чемъ оно состоитъ.

<���Дѣло это, по моему, самое важное въ мірѣ, которому только можетъ разумный человѣкъ посвятить свои силы. Дѣло — въ духовномъ общеніи людей. Дѣло въ распространеніи свѣта истины. Дѣло — въ единеніи людей около единой истины.

Дѣло это состоитъ изъ двухъ дѣятельностей: изъ желанія людей, знающихъ больше другихъ, сообщить свои знанія не знающимъ и изъ желанія незнающихъ узнать.>

Дѣло несомнѣнно состоитъ въ томъ, что одни люди, знающіе, богатые и переполненные знаніемъ, желаютъ сообщить это свое знаніе другимъ — лишеннымъ его. <���Съ другой стороны> и незнающіе ничего или очень мало люди сидятъ съ раскрытыми на всякое знаніе ртами и готовы проглотить все, что имъ дадутъ. Чего же казалось бы лучше? Люди просвѣщенные хотятъ подѣлиться съ другими, да еще такимъ добромъ, которое не уменьшается отъ того, что его раздаютъ другимъ. Казалось бы, только пожелай дѣлиться просвѣщенные, и голодные будутъ довольны. А въ дѣлѣ передачи знающимъ знаній выходитъ совсѣмъ не то. Сытые не знаютъ, что давать, пробуютъ то то, то другое, и голодные, несмотря на свой голодъ, отворачиваютъ носы отъ того, что имъ предлагаютъ. Отчего это такъ? Я вижу только три причины: одна, что сытые не накормить хотятъ голоднаго, а хотятъ настроить голоднаго извѣстнымъ, для сытыхъ выгоднымъ образомъ; другая, что сытые не хотятъ давать того, что точно ихъ питаетъ, а даютъ только ошурки, которые и собаки не ѣдятъ; третья, что сытые совсѣмъ не такъ сыты, какъ они сами воображаютъ, а только надуты, и пища-то ихъ самихъ не хороша. 75 75 Зачеркнуто: Всѣ три причины эти я вижу въ тѣхъ неудачахъ, которыя до сихъ поръ сопутствовали всѣмъ попыткамъ изданія книгъ для народа.

Только этими тремя причинами можно объяснить тѣ неудачи, которыя до сихъ поръ всегда сопутствовали попыткамъ изданія народныхъ книгъ.

По разрядамъ этихъ причинъ можно подраздѣлить всѣ неудачныя, издававшіяся и издающіяся до сихъ поръ книги.

Одни не знанія хотятъ сообщить народу, а хотятъ возбудить въ нихъ извѣстное настроеніе, почему нибудь желательное для издателей. Это всѣ 2-й, 3-й и 10-й руки религіозныя изданія — монастырей, Исакіевскаго собора, Петровскаго монастыря, Пашковскія, распространенія душеполезныхъ и т. п. Всѣ книги эти не передаютъ никакихъ знаній и не захватываютъ интереса читателя — потому именно, что авторы ихъ не передаютъ тѣхъ основъ, которыя привели ихъ къ извѣстному настроенію, а прямо <���и большею частью бездарно и глупо> передаютъ самое настроеніе. Лучшимъ образцомъ этаго страннаго уклоненія отъ цѣли и совершенной безполезности могутъ служить Пашковскія изданія, — какъ умирающему сказали: «Кровь Христа спасла тебя», и онъ обрадовался и умеръ счастливый и т. п. <���Надо передать народу въ книгѣ тѣ основы, то ученіе, которое приводитъ къ такому настроенію, а не самое настроеніе.> Ошибка всѣхъ этаго рода книгъ въ томъ, что <���извѣстное такое или иное религіозное настроеніе, вытекающее изъ чтенія священнаго Писанія,> можетъ быть передаваемо только художественнымъ произведеніемъ, не есть дѣло знанія, которое можетъ быть передаваемо книгой, но есть дѣло жизни. — Все же, что можетъ быть передаваемо книгой, есть самое священное писаніе Отцевъ церкви, религіозныя изслѣдованія, а не настроеніе; настроеніе можетъ быть передаваемо только художественнымъ произведеніемъ. Всякая книга необходимо должна быть или разсужденіе, или сообщеніе знаній, свѣденій, или художественное произведеніе. Эти же книги — ничего. Все ихъ право на существованіе есть какое-нибудь часто очень странное настроеніе автора и наивное убѣжденіе, что настроеніе это можетъ быть передано первыми попавшимися словами и образами. — Очень понятно, что голодные никакъ не хотятъ принимать то подобіе пищи, которое бьетъ на то, чтобы ихъ какъ-то настроить по новому, непривычному имъ.

Другой разрядъ книгъ, и самый большой, это ошурки — та пища, которая не годится сытымъ, — «отдать ее голоднымъ». Къ этому разряду принадлежатъ, во первыхъ, всѣ Прѣсновскія изданія — Весельчаки разные, <���стихотворныя пакости>, Похожденія Графа и, во вторыхъ, — отчего же не сказать правду, — все рѣшительно, все забракованное для насъ, сытыхъ. Вѣдь это не шутка, а каждому случалось слышать: я никуда не гожусь, не попробовать ли писать для народа? Въ этомъ разрядѣ есть прямо книги, невольно попадающія въ народъ вслѣдствіи ходовъ народной книжной торговли, но большая часть сознательно пишется нами для народа, т. е. пишется людьми, забракованными для насъ, но для народа считающимися годными. — Въ этомъ отдѣлѣ вся педагогическая народная литература — разныя исторіи и разсказы, — всѣ составленные тѣми людьми, которые очень хорошо знаютъ про себя и про которыхъ другіе знаютъ, что они для насъ не годятся, а для народа — нетолько сойдетъ, но даже прекрасно. Мы такъ привыкли къ этому, что для народа сойдетъ то, чего мы не ѣдимъ, что многіе, и я въ томъ числѣ, и не замѣчаемъ всю нелѣпость такого сужденія. То, что для насъ, десятковъ тысячъ, не годится, то годится для миліоновъ, которые теперь сидятъ съ разинутыми ртами, ожидая пищи. Да и не въ количествѣ главное дѣло, а въ томъ, при какихъ условіяхъ находимся мы, не признающіе годными для себя это кушанье, и въ какихъ условіяхъ они, для которыхъ мы признаемъ кушанье годнымъ? Мы, не признающіе этихъ ошурковъ, напитаны уже хорошо. Мы и учились, и ѣздимъ, и языки знаемъ, и выборъ, и разборъ книгъ передъ нами; если мы и проглотили немножечко ядку, нашъ организмъ справится съ нимъ. А они, <���голодные>, — дѣвственны — ядокъ во всѣхъ формахъ — и лжи художественной, и фальши всякаго рода, и логическихъ ошибокъ — попадаетъ въ пустой желудокъ. Имъ — ничего: сойдетъ! Въ бочкѣ меду такая грубая вещь, какъ ложка дегтя, испортитъ все дѣло, а въ дѣлѣ духовномъ эта ложка дегтя еще мельче и еще ядовитѣе. Ауербахъ, помню, сказалъ очень хорошо: для народа — самое лучшее, что только есть, — только оно одно годится. Точно также какъ для ребенка годится только самая лучшая <���и нѣжная> пища.