Алан Милн - Влюбленные в Лондоне. Хлоя Марр (сборник)

– Отлично. Меня оно включает?

– Ты все перепутал, дорогой. У меня было восхитительное приглашение от тебя.

– Так ты его получила? И ты согласна? Скажи, да?

– Да. В Шотландии считается, что вы женаты, если скажете «Да» в присутствии двух свидетелей. Ты это знал?

– А нельзя нам как-нибудь поехать в Шотландию? – И приятным баритоном, на обычный свой неброский, но умелый манер он пропел: – «Я поеду по верхней дороге…»

– «Я поеду по нижней дороге», – подхватила Хлоя. – И буду в Шотландии раньше тебя. И вообще, мистер Лэнсинг, вы не настоящий шотландец. Тут вообще вся соль в том, чтобы правильно картавить.

– Признаю. Давай попробуем английскую песенку «Пей за меня только взором…» [74].

– «А я буду пить своим…» Прости дорогой, мы слишком долго вчера пили, как всегда бывает, едва я окажусь возле стойки с коктейлями… Ты еще там, голубчик или вымазал лицо сажей и побежал к своим друзьям на пляж?

– «Далеко, далеко на реке Свон…» [75]

– Этого я и боялась. У меня было приглашение, которое я собиралась передать тебе и твоей сестре, мисс Лэнсинг, но всегда могу передать его начальнику порта в Порт-Ройяле. Ты прекрасно поешь, дорогой.

– И ты тоже. Ты просто чудо.

– Клодия умеет петь?

– Да. У нас одаренная семья.

– Я хочу познакомить ее с Уилсоном Келли. Сможешь привезти ее ко мне на коктейль в пятницу? Мы бы тогда спрятались в ванной или еще где-нибудь и договорились о нашем маленьком вечере, пока он будет рассказывать ей историю своей жизни, как надо играть и все такое. Мило было бы, как по-твоему?

– Замечательно. Ты просто услада для глаз и слуха.

– Думаю, это скорее про рахат-лукум. В пятницу около шести?

– Хорошо.

– И спасибо за приглашение, дорогой, и за твое очаровательное письмо, и я очень рада за рисунок. За ужином мы придумаем еще.

– Благослови тебя Бог. И спасибо, что согласилась, дорогая Хлоя.

– Надо возвращаться к овсу. До свидания, милый.

– До свидания, дорогая.

Положив трубку, он подумал: «Дважды. Я увижу ее дважды». Он попытался вспомнить, что именно писал в «очаровательном» письме.

Клодия, в свою очередь, и с не меньшей, чем брат, решимостью начала приходить к мысли, что в Лондоне ей было бы комфортнее без семьи. Актрисе, теперь она это понимала, лучше «Жить Собственной Жизнью»: изведывать высоты и глубины чувств, расширять горизонты, чтобы смотреть на мир беспрепятственно, – коротко говоря, не пить поздний чай с Гербертом Поттером под неусыпным надзором подавальщиц в «Экспресс-дейри», но иметь возможность привести его к себе, в уединение собственной квартирки. Мысленно она видела, как они вдвоем сидят перед камином (разумеется, это будет осенью: «первый огонь по осени, я всегда считала, в этом что-то есть»), каждый удобно устроился в своем кресле или (если горизонты случайно расширятся в этом направлении) в одном кресле, бесконечно говоря о великом искусстве. А потом коктейль – она может позволить себе очень дешевый шерри, а он лучше каких-то там болтушек. А потом скромный обед вдвоем, что-нибудь элегантно приготовленное ею на скорую руку в электрокастрюле, – конечно, придется обзавестись электрокастрюлей и научиться на скорую руку элегантно в ней готовить. И возможно, после обеда они пройдут небольшую сцену, экспериментируя с приемами, которые только что обсуждали, сцену, так уж выйдет, из «Ромео и Джульетты». И однажды… кто знает? Однажды окажется, что они пишут вместе пьесу, поскольку благодаря своим особым познаниям в сценическом искусстве будут как нельзя более компетентны. «Древо жизни» Герберта Поттера и Клодии Лэнсинг, и дуэт Поттер и Лэнсинг так же прославится в истории театра, как Бомонт и Флетчер [76].

– Прошу прощения, – сказал Бомонт, дернув под столиком ногой и снова попав Флетчеру по лодыжке.

– Ничего страшного, – отозвался Флетчер.

Но сколь же вольготнее было бы в ее собственной маленькой квартирке.

Герберт Поттер был крупным, лунолицым молодым человеком, с неряшливой щеткой стоящих дыбом волос и очень скошенным подбородком, который тоже учился в Академии драматического искусства. Те, кого он почтил своим доверием, полагали, что с младенческих лет он продавал газеты на улицах Ковентри, что, начав с самых низов, он поднялся до курьера и развозчика на велосипеде с коляской, а после подвизался официантом. Но на протяжении всего этого «ученичества на поприще жизни» его манила сцена. Он неизменно старался отложить со своих скудных заработков достаточно, чтобы позволить себе оплату уроков в Академии и вольность лондонской жизни. Так или иначе, после многих лет борьбы он осуществил свою мечту, и вот он здесь. А потому естественно, что Клодию тянуло к нему, ведь она тоже (как она иногда чувствовала) прошла через – более или менее – те же борения и тяготы ради сходных целей. Хотя, конечно же, работу официанткой следует опустить.

Дора, более скептичная, как и пристало девушке, чей отец производит велосипеды, сказала, что в Ковентри есть очень богатые Поттеры, и вот интересно…

– И в Сток-он-Тренте тоже есть, – отрезала Клодия, – но из этого не следует, что все они в родстве.

– Конечно, нет, дорогая. Просто любопытно…

– Что любопытно?

– Так, ничего, дорогая.

– Я хочу сказать, почему бы этому не быть правдой? Чарлз Лафтон ведь был официантом. А Эдгар Уоллес продавал на улицах газеты. Не понимаю, чем тут интересоваться.

– Меня заинтересовало, кто же ездил на трехколесном велосипеде.

– Прекратить болтовню! – крикнул сердитый голос. – Я не потерплю… Еще раз, мисс Фэйрлайт, пожалуйста.

И любой ответ, какой могла бы придумать Клодия, позабылся к тому времени, когда она освободилась, чтобы его произнести.

Тем днем, как и в другие подходящие дни, в расписании занятий Клодии значилось «Искусство сцены Поттера», с благосклонного позволения «Экспресс-дейри». Еще одним преимуществом маленькой квартирки станет отсутствие многочисленных обедающих, так сказать, не значащихся в списке учащихся, которые вместе с Клодией удостаивались привилегии приобщиться к откровениям. Герберт никогда не стеснялся, как поначалу стеснялась Клодия, громкости своего голоса. Он полагал – и совершенно оправданно, – что главное достоинство актера в том, чтобы его слышали, и если бы он когда-нибудь вознесся до высот «Театра под открытым небом», известного своими постановками шекспировских пьес, его «Тише, сюда идут» разнеслось бы по всем закоулкам Риджент-парка.

– Нам всегда следует помнить, мисс Лэнсинг, – кричал Герберт, – что ценности на сцене весьма субъективны!

Она попросила бы называть ее Клодия, но полагала, что компания «Экспресс-дейри» и без того достаточно осведомлена о ее жизни.

– Как верно, – отозвалась она. – Именно так.