Уильям Сароян - Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

— Нет. Дядя у него — член правления.

— Ну, а сам-то он кто?

— Говорят, таскал пленку из одного конца студии в другой.

— Ничего не понимаю!

— Да и вся наша часть из таких. Это, по сути дела, клуб, куда не так-то легко принимают.

— Что же для этого требуется?

— Не могу сказать точно. Знаю только, что ни один из них не умеет держать в руках винтовку.

— Ну а тебя что заставляют делать?

— Дневалить по кухне, — сказал Виктор. — И по казарме. И нести караул. И в школу ходить.

— А чему учат в школе?

— Чтению карты и военной администрации.

— Так. Ну а сержант там какой?

— Этот — кадровик. Единственный человек в подразделении, который знает свое дело. Без него бы тут все давно развалилось. Несчастнейший человек.

— Почему?

— Один за всех работает.

— Почему?

— Да потому что все они — кто из «Юниверсела», кто от Цорнеров, кто из «Колумбии», или «Метро», или «Р. К. О» [8] Названия американских кинофирм. — Здесь и далее примечания переводчика. . Самые счастливые люди на свете.

— Ты шутишь?

— Нет, — сказал Виктор. — Приходишь на службу, козыряешь там кому-нибудь из них, а он тебя возвращает и приказывает отдать честь еще раз — мол, недостаточно четко делаешь. «Вы что, первый день в армии?» — спрашивает он. А сам прилетел на самолете из Голливуда каких-нибудь четыре дня назад и сразу нарядился в розовые штаны. Майор!

— А как с рядовыми?

— Есть члены и нечлены,

— Что это значит?

— Члены — это люди с положением, они не обязаны выполнять грязную работу и водят компанию с офицерами. Называют их по имени, болтают о Сэме Голдвине и Л. Б. Мейере и высмеивают свое начальство.

— А что делают нечлены?

— Война в разгаре. Отечество в опасности! Нечлены выполняют свой долг, как это диктуется приказами командования. Они везде годятся.

— Ну и что ты скажешь?

— Напустить бы на всю эту шатию тройку приятелей брата моего Доминика, во славу Америки, вот было бы здорово.

— Ты часто получаешь наряды на кухню?

— Слишком даже часто. Понюхай мои руки. Это еще с четвертого дня. Вонь никак не соскребешь с кожи. А люди в розовых штанах все приглядывают, чтобы я хорошенько соскабливал жир с печных горшков.

— А Нью-Йорк тебе нравится?

— Так себе.

— Какие вести от Доминика?

— Он побил одного лейтенанта за то, что тот обозвал его итальяшкой.

— Ну и дела!

— Да прямо хоть дезертируй.

— Писем нет для меня?

— Как же, целых два, от Лу Марриаччи.

Виктор отдал мне письма, и я положил их в карман, чтобы прочесть попозже. Я еще не совсем оправился от воспаления легких и от госпиталя, у меня был двухнедельный отпуск по болезни, и я сказал Виктору, что хотел бы снять комнату в хорошем отеле. Что он посоветует?

— Давай ко мне, — сказал Виктор. — Возьмем две смежные комнаты.

— Разве тебе разрешают жить не в казарме?

— Неофициально. Я обязан являться к побудке в шесть утра, но немножко свободного времени бывает у меня каждый день. У меня есть койка в казарме, я обязан держать ее в чистоте, оставаться на вечернюю уборку по пятницам и так далее.

— Это неплохо, а?

— Да, но они все время угрожают, — сказал Виктор. — Запретить тебе снимать комнату в отеле, если это тебе по средствам, они не могут, так как все члены живут вне казармы. Но они всегда знают, кто ночует в казарме, а кто нет, и если твоя койка пустует и ты нечлен, они считают нужным тебе напомнить, что идет война. Помните о ваших братьях на Тихом океане, которые ежеминутно рискуют своей головой! Помните об этом!

— Так что же ты думаешь делать?

— Не знаю пока. Не люблю, когда мне угрожают, и все.

Мы взяли такси, и Виктор велел шоферу отвезти нас в «Большую Северную» на 57-й улице.

— Там не так хорошо, как нам было в Чикаго, — сказал он мне, — но я не мог поселиться в лучшей гостинице, потому что им бы это не понравилось.

— Почему?

— Боятся, как бы люди не узнали, что кто-то из нашей воинской части не жертвует своей жизнью ежеминутно. Они ужас как чувствительны на этот счет. Мы с тобой состоим в роте «Д». Это значит, мы числимся в списке строевого состава, и, значит, нас могут в любую минуту погрузить на корабль. А члены состоят в роте «А».

— А это что значит?

— Что их дядюшки — члены правлений и что они не числятся в строевом списке, зато умеют лихо козырять и языком сокрушают противника.

— Если ты вздумаешь дезертировать, куда же ты отправишься?

— Я не собираюсь дезертировать, — сказал Виктор.

— Мы можем перевестись в какой-нибудь другой род войск.

— И не мечтай. На этот счет они тоже весьма чувствительны, и если ты подашь рапорт по форме, ты оскорбишь их в лучших чувствах. Они так расстроятся, что начнут волноваться за исход военных действий и сочтут своим долгом как можно скорее отправить тебя на фронт.

Мы вышли из такси и прошли в «Большую Северную». Виктор там всех знал. Когда он сказал, что нам нужны смежные комнаты, все засуетились. В какие-нибудь десять минут вещи Виктора перенесли на новое место, и мы вселились в две отличные комнаты.

Не очень-то мне понравилось то, что Виктор рассказал о нашей части, но я слишком устал, чтобы думать об этом. Я растянулся на своей кровати, а Виктор на своей. Когда я прочел оба письма от Лу Марриаччи и захотел поделиться с Виктором хорошими новостями, он уже крепко спал.

А новости были такие, что Лу разыскал моего отца в военном госпитале в форту Президио в Сан-Франциско. Он был серьезно болен. Но Лу забрал его из госпиталя, поместил в меблированную квартирку над своим баром на Тихоокеанской улице и дал ему денег. Лу писал, что отцу теперь лучше и он скоро напишет мне сам. Он писал также, чтобы я не беспокоился, отец ему понравился, и он отцу тоже, все у них пойдет отлично — и на этом я спокойно уснул.

После двухнедельного отпуска я немного ожил, хотя все еще быстро уставал.

Первый день моей службы пришелся на субботу, так что я сразу угодил на смотр. Ротный командир был одет с иголочки и выступал с таким видом, будто он один во всем мире способен раздавить Гитлера. Но вдруг он споткнулся о камешек, и я понял, что это не так. Парень, стоявший рядом со мной в строю, болтал без умолку.

— Погляди на него, — говорил он. — Вот герой так герой. Штаны одни чего стоят. Обрати внимание, как он пыжится. Он гордится тем, что выиграет войну.

Когда ротный командир споткнулся, парень сказал:

— Ну, это со всяким может случиться. На войне такие вещи бывают. Зато как быстро он оправился. Прирожденный полководец! Да этот сукин сын не способен довести вас и до отхожего места! Слабосильная команда! Ублюдок несчастный!