Алан Милн - Слишком поздно

Мы с Кеном приехали к родителям на Пасху. В понедельник местный крикетный клуб открыл спортивный сезон на лугу между оградой нашего сада и кладбищем при церкви. Коров отогнали в сторонку, чтобы не мешали при подаче, все оставленное ими убрали и разметили поле. Если команда Бампстеда проиграет жеребьевку, матч начнет бородатый коренастый владелец коров, виртуозно владеющий самыми хитроумными приемами. Поскольку день был выходной, вся деревня спозаранку стянулась на поле с мячами и битами, собаками и детскими колясками. Пока молодежь проводила неофициальную разминку по углам, старшие стояли у кромки поля и беседовали о жизни. В ходе обсуждения разгорелся спор между деревенским полицейским (в форме) и посторонним солдатом (тоже в форме) по поводу сравнительных достижений того и другого на поприще крикета. Решить спор словами не удалось, хотя каждый доказывал свою точку зрения с огромным пылом. И тогда остальные участники дискуссии подали идею — выяснить истину коротким матчем в одну калитку. Солдат считал такое состязание излишним.

— Этот? — хмыкнул он с презрением. — Куда ему против меня!

— Это ему куда против меня, — немедленно отозвался полицейский.

— Мне-то? Да я его под орех разделаю.

— Ну и я. Как раз точно то же самое.

— Я все его подачи прямо на кладбище отправлю, — заявил солдат. — Вот прямо все до единой, чтоб меня черти разорвали!

— И я, — сказал полицейский. — На погост и даже дальше. И хватит выражаться — тут, между прочим, дамы и маленькие дети. Намотайте себе на ус, молодой человек: я все ваши подачи отправлю к чертям собачьим прямо в церковь и через церковную крышу, вот так. Тоже мне!..

Приятели увлекли спорящих на поле, и скоро полицейский уже стоял с битой в руке, а напротив него — солдат с мячиком.

— Начали! — скомандовал арбитр.

Двадцать минут спустя полицейский по-прежнему стоял у калитки с нулевым счетом. Не меньше трех мячей пролетели совсем близко, но шанс он упустил. Устав махать битой, он объявил свой иннинг законченным. Полчаса спустя его противник все еще стоял у калитки с нулевым счетом. У солдата возможностей отбить было меньше, и он их все прохлопал. За него, помирая от смеха, конец иннинга объявили зрители. На поле снова вышел полицейский. Мы с Кеном, тоже погибая от смеха, слезли с садовой стены и отправились перекусить.

На следующее утро, возвращаясь в Лондон, я вспоминал вчерашний матч. «Из этого вышла бы неплохая шутка», — говорил Алисе Комар при всяком удобном случае. Я тоже постоянно искал темы для смешных рассказов. Записав эту историю, я решил, что она стоит больше, чем двадцать пять шиллингов — даже больше двух гиней, которые за нее дали бы в «Ньюс». А не попробовать ли впервые в жизни «Дейли мейл»? Говорят, там платят огромные суммы. И я попробовал. Рассказ напечатали, и меня пригласили к редактору.

— Нам всем очень понравился ваш рассказ, — сказал Марлоу.

Я постарался сделать скромное лицо.

— Шеф говорит, ваш отец — его старинный друг.

Я постарался сдержать циничную усмешку.

— Как вы смотрите на то, чтобы поступить к нам редактором четвертой полосы?

Я подумал бы, что он издевается, если бы не знал, что у Хармсворта такие вещи в обычае. Четвертая — ведущая — полоса! Артур Ми вслед за Филипом Гиббсом покинул газету, вакантную должность редактора нужно кем-то занять, давайте попробуем кого-нибудь помоложе. Легко придет, легко и уйдет.

— Я бы очень хотел, но, боюсь, до конца июня не смогу.

— Почему это?

Дело в том, что в конце апреля я должен был отправиться на Оркнейские острова на два месяца репетитором к дальнему родственнику лимпсфилдского дяди, мальчику пятнадцати лет. Он по слабости здоровья пропустил целый триместр занятий в школе. В тот момент предложение казалось невероятно заманчивым: оплаченный отпуск, новый опыт, новые знакомства и возможность повидать край моих предков — воплощенная мечта для человека, который никогда не бывал севернее Кезика. С какой радостью я бы сейчас отказался от всего этого!

— Ничего уже нельзя изменить?

— Да, я обещал…

— Конец июня, говорите? Наверное, мы могли бы придержать для вас место. У вас там будет возможность работать над рассказами?

— О да, конечно! Я и собирался…

— Так присылайте их нам, а место мы для вас придержим. Как вернетесь, так и приступите.

Я вышел из кабинета, не чуя земли под ногами. Я парил над Флит-стрит, не касаясь мостовой. Постоянная работа! После одного-единственного рассказа! Уму непостижимо! Если бы только можно было сразу приступить! Если бы лимпсфилдский дядя никогда не женился! Если бы я не свалял такого дурака… Ну да ничего, к концу июня я буду редактором. Глупые частные письма Хармсворту от глупых молодых людей будут передавать «мистеру А. А. Милну, ему же направляйте вышеупомянутые статьи». Быть может, я их даже приму, этих молодых людей, если у них уж очень приставучие отцы; задрав ноги на стол, я со всей любезностью объясню, что свои произведения следует присылать мне лично, а не главному редактору. А сам я буду каждую неделю публиковать блистательные рассказы — пусть знают, как надо работать.

Ничего этого не состоялось. Едва приехав на место, я отправил новый рассказ. Редактор, временно занимающий вакантное место, в ответном письме сообщил, что, по его мнению, рассказ не вполне подходит для «Дейли мейл» (как он был прав!) и потому передан в «Ивнинг ньюс» — насколько он понимает, я для них постоянно пишу. Мне это показалось такой чудовищной наглостью, что больше я им рассказов не посылал. И Марлоу больше обо мне не вспомнил. На том и закончилось мое сотрудничество с «Дейли мейл».

Я уже говорил, что раз в десять лет вспоминаю с гордостью, что я один из многих, вернее не слишком многих, кто покорил Напскую Иглу. Раз в двадцать лет я вспоминаю, хоть и без особой гордости, что я один из очень, очень немногих, кто провел ночь в одиночестве на необитаемом острове.

Островок в несколько сотен акров располагался в полумиле от материка. Обитали на нем только морские птицы. Наша компания как-то отправилась туда на лодках. Мы побродили по острову, нашли гнездо гаги, спугнули пару кроликов и вернулись домой к чаю. Вечером, за ужином, я объявил, что хотел бы там переночевать. Никто не понял почему, я и сам толком не понял. Наверное, я решил, что «из этого может получиться хороший рассказ». Иногда мы рыбачили поздно ночью. Совсем нетрудно после рыбалки завезти меня на остров, а наутро кого-нибудь за мной прислать.

Я высадился с охотничьим ружьем, пледом и фляжкой бренди.

Никакого укрытия на острове не было. Я завернулся в плед и устроился в зарослях вереска. Пока я лежал неподвижно, вокруг было тихо, но стоило мне пошевелиться, как небо наполнялось шелестом крыльев, словно взметнулась и снова улеглась внезапная буря. В непроглядной темноте ощущаемая повсюду затаенная жизнь дышала угрозой. Отлежав себе руки-ноги, я старался поворачиваться как можно тише.