Джон Пристли - При блеске дня

— Джоан на седьмом небе, — сказала мне Ева в своей обычной ленивой манере.

— Почему это?

— Джок полностью в ее распоряжении.

Я удивился:

— А что, она так уж этого хотела?

— Конечно! Она его обожает! Ты разве не знал?

Я честно ответил, что не знал.

— Ты уверена?

— Не глупи, разумеется, я уверена! Спроси Бриджит.

Мне не хотелось спрашивать Бриджит, да к тому же она стала требовать музыку, как только мы вошли в дом.

— И никаких писем! — заявила она отцу. — Никакого чтения и прочих глупостей. Не зря же я заставила бедняжку Дороти тащить виолончель! Мы обязательно должны сыграть.

— Хорошо, — ответил мистер Элингтон. — Сыграем Шуберта, если остальные не возражают.

— Остальные, — строго проговорила Бриджит, — будут в восторге! Правда, Грегори?

Я сказал, что только «за».

— Вообще-то я как раз собирался предложить музыку — чудесное завершение чудесного дня.

— Порой, Грегори, ты просто ужасен, — сказала Бриджит, вспыхнув зелеными глазами, — но иной раз ты гораздо лучше всех, кто приходит к нам в гости.

— И когда я бываю ужасен? — полюбопытствовал я.

— Когда задаешься, умничаешь и притворяешься, что много знаешь. В конце концов ты только на год старше меня — или того меньше — и не так уж много знаешь. Помнишь, как ты глазел на нас в трамвае? Я ужасно злилась, Ева хихикала, и только Джоан за тебя заступалась. Впрочем, Джоан вообще за всех заступается. Думаю, она это ради Джока Барнистона делает, хочет ему угодить. У него для каждого ласковое слово найдется, такой он добренький — прямо убить иногда хочется! По-моему, он совсем ничего не понимает в музыке, просто умеет внимательно слушать, как Джоан, но большой любви к музыке у него нет. А вот у тебя есть. Я знаю, потому что наблюдала за тобой.

— Никогда не замечал, Бриджит.

— Ну так знай, я за тобой приглядываю. Ты слышал, я в следующем году могу уехать учиться в Лейпциг? Папу я уже почти уговорила. После сегодняшней игры я его еще раз попрошу, и, если он согласится, вот тогда это будет действительно чудесный день!

— Я бы очень этого хотел. Потому что для меня день был чудесный.

— Еще не вечер. Ой! — Мы только что свернули на дорожку, ведущую к их дому. Джоан, Джок Барнистон и Ева стояли у крыльца и беседовали с Беном Керри, который, по всей видимости, ждал нашего возвращения. Бриджит остановилась, положила руку — у нее были маленькие угловатые руки, немного неряшливые, — на мое плечо и пристально смотрела на меня. Я заметил, что у нее на носу появилось несколько новых веснушек.

— В чем дело? — Наверно, мы что-то забыли в домике на пустоши: скрипку, ноты или еще что-нибудь…

— Почему нельзя остановить время? Почему мы не можем взять и признаться себе: вот это — самое главное в жизни, больше нам ничего не нужно, мы будем беречь это и никому не позволим нарушить идиллию. Почему так нельзя, Грегори? Отвечай!.. — Бриджит говорила запальчиво и все дергала меня за руку, словно пытаясь вытянуть ответ.

Я был ошарашен и, не исключаю, уставился на нее с разинутым ртом. Я не понял, что она хочет сказать. Зато я внезапно осознал, что передо мной стоит настоящая Бриджит, какой я прежде ее не видел, — взрослая женщина, которой она скоро станет; ее немного угловатое лицо с нелепым вздернутым носиком и большим ртом засияло необыкновенной нежностью и хрупкостью, я увидел перед собой удивительную и до страшного уязвимую красавицу. Ее большие глаза светились трагической беспомощностью.

— Что ты такое говоришь, Бриджит? — выдавил я, смущенный скорее увиденным, нежели услышанным. — Ничего не понимаю. Что я должен сделать?

— Ничего, ничего! — бросила Бриджит, досадуя не только на меня. — Вздор это все. — Она развернулась и побежала к дому.

В комнатах включили свет, но шторы не задернули. Бриджит и Дороти Соули настраивали инструменты. Мистер Элингтон курил трубку и хмурил брови, изучая партию фортепиано для трио Шуберта си-бемоль мажор. Бен Керри и Ева, чернокудрый принц и Златовласка, сидели рядышком, не глядя друг на друга, но словно под надежным колпаком, в своем собственном маленьком мире. Джоан улыбалась неизвестно чему, ее глаза прятались в черной тени, а Джок безмятежно курил — путник на отдыхе. Юный Дэвид, румяный и сонный, прильнул к миссис Элингтон, а она то и дело окидывала любящим материнским взглядом всех своих детей. Я очутился в заветном сне, в волшебном окружении зеленых фантомов. За окнами и дверями чернела нежная ночь.

Мистер Элингтон решил подурачиться и изобразил заезжую знаменитость.

— Лэди и жэнтльмены! — напыщенно объявил он. — По шпециальной прощьбе наших многоуважаемых зрителей — тр-р-ио Шубер-рта си-бемоль мажор-р-р! Скрипка — ми-ис Бриджи-ит Элингтон. Виолоншэль — ми-ис Дороти Шоули-и. За роялем ваш покор-рный шлуга Джон Элингтон! Прошу вашего внимания!

Музыканты заиграли и очень скоро добрались до того медленного пассажа, который я услышал недавно в баре гостиницы «Ройял оушен» и который вмиг перенес меня в далекое прошлое. Виолончель сперва мурлыкала и покачивалась, а затем, стеная, уплыла на второй план, и скрипка пронзительно и сладко подхватила ту же мелодию. Внезапно среди осколков и щепок Шуберта в дверях гостиной появились два незнакомца — мужчина и женщина.

— Мистер Элингтон, покорнейше прошу меня извинить, — сказал мужчина. — Мы звонили в дверь, но никто не подошел. Я подумал, надо известить вас о нашем приезде.

Нас представили друг другу. Знакомьтесь, Малькольм Никси, приехавший из Лондона, чтобы какое-то время поработать с нами в конторе. Его жена Элеонора. Нет-нет, жилье они нашли, остановились на пару дней в «Мидлэнде», затем решили заглянуть сюда и дать знать о своем приезде. Да, они уже поели. Почему бы нам не вернуться к музыке? И Бриджит, нахмурившись, ответила: «Нет уж, спасибо».

И мужу, и жене было под тридцать, и я заметил в них удивительное сходство. Не внешнее — она была ослепительная брюнетка, а он — обыкновенный щеголь; скорее, они выросли в одинаковых семьях, имели одинаковые взгляды и предпочтения: люди из большого города, приехавшие в глубокую провинцию. Конечно, открыто они своего снисхождения не показывали, напротив, были очень любезны и всячески старались польстить хозяевам, загладить вину за испорченный вечер. Они говорили быстро и четко, почти колюче. Оба явно привыкли вращаться в обществе. Никси знал, что я тоже работаю в «Хавесе и компании», и сказал, что завтра мы непременно увидимся в конторе, попытавшись завязать между нами деловые отношения. Миссис Никси легко и непринужденно обрабатывала миссис Элингтон, Еву и Джоан, которые заметно стеснялись (Бриджит и Дороти Соули недовольно бормотали в углу). Она даже отпустила две-три шуточки о журналистах в адрес Бена Керри: тот, судя по всему, пришел в восторг. Да, Элеонора была редкой красавицей: ясные глаза, сливочная кожа и чудесная гордая шея. Черный лебедь, царственная особа из далекой неведомой страны.