Томас Пинчон - Винляндия

— Ты не видел мою кузину Ренэй? Как считаешь, ей хорошо? — Ренэй только что рассталась со своим молодым человеком, но, не отвращённая депрессией, приехала сама из Л.А., прикинув, что вечеринка, должно быть, ей будет в кассу.

Зойд её помнил, в реестре свояков — тётушек, дядюшек и кузенов: высокая цветистая девушка в мини-платье, несущем на себе изображение, от выреза до подола, лица Фрэнка Заппы, чем у Зойда почему-то ассоциировалась с горой Рашмор.

Он улыбнулся, прищурясь в ответ, как школьная училка, которая до сих пор не может поверить своей удаче. Поднялся ветерок и принялся шевелить листвой их дерева.

— Френези, как по-твоему, любовь может кого-нибудь спасти? Думаешь, да, правда же? — В то время он ещё не соображал, до чего это глупый вопрос. Она глянула на него из-под самых полей шляпы. Он подумал: По крайней мере, постарайся это запомнить, постарайся держать в каком-нибудь надёжном месте, вот одно её лицо при этом свете, лады, глаза у неё такие спокойные, рот сейчас приоткроется…

Гад или нет, он долго по всему этому не лил слёз. Годы всё катились, словно тот прибой, что он, бывало, седлал, высокий, спокойный, неукротимый, безветренный. Но всё больше день, настоятельный день, выдвигал свои требования, предъявлял на Зойда свои права, пока тот не отказался расставаться лишь с одним крохотным горьким развлечением. Время от времени, когда луна, приливы и планетарный магнетизм гармонично согласовывались, он осмеливался выйти, прямиком сквозь третий глаз у себя во лбу, в необычайную транспортную систему, по которой мог скользить туда, где бы ни была она, и, неполностью незримый, ощущал довольно для того, чтоб ей досаждать, после чего допекал её призраком, сколько был в силах, наслаждаясь каждой отжатой минутой. Порок, точняк, и признавался он в нём лишь горстке людей, включая, как, вероятно, могло оказаться неразумным, их дочь Прерию, не далее, чем сегодня утром.

— А, — сидя за завтраком из «Кэпа Хрупа» и диетической «Пепси», — в смысле, сон видел…

Зойд покачал головой.

— Я не спал. Но в теле не присутствовал.

Она поглядела на него так, что он, в такую спозаранку дня, не внял полному риску этого взгляда, и сообщила, дескать, верит, что он её как-то жестоко не разыгрывает. Было известно: у них одинаковое чувство юмора применительно ко многим темам, в частности — к её матушке.

— Ты туда попадаешь и — что? Гнездишься где-нибудь и смотришь, летаешь кругами, как это получается?

— Как мистер Сулу наносит координаты, только иначе, — объяснил Зойд.

— Точно зная, куда хочешь. — Он кивнул, и она почуяла некий непривычный расцвет нежности к этому побирушке, обычно тупоумному маргиналу, которого ей назначили, на этой планете, в отцы. В данный момент важнее всего было то, что он знал, как навещать Френези среди ночи, а это могло значить лишь, что его нужда в ней так же сильна, как у неё, Прерии. — Так и куда ты, значит, ходишь? Где она?

— Всё пытаюсь разузнать. Стараюсь читать вывески, засекать достопримечательности, что б ни подкинуло ключ, но — в общем, таблички там на перекрёстках, вывески в витринах, — только я не могу их прочесть.

— На каком-то другом языке?

— He-а, по-английски, но между ними и моим мозгом что-то мешается, не пропускает.

Прерия блямкнула, как звонок телевикторины.

— Прошу прощенья, мистер Коллес… — С обманутыми ожиданьями и подозрениями, её снова отнесло прочь. — Передавай им там привет на Призрачном ручье, ладно?

Он свернул влево у ряда почтовых ящиков, колёса дрязгнули струной скотозащитного заграждения, запарковался у конюшенного амбара и вошёл. КК отвалил в Синее Озеро по делам, а Лунопряник была дома, приглядывала за Лотосом, младенцем. Раки собрались в старой викторианской ванне, что служила также поильной лоханью. Зойд и Лунопряник сачком вместе выудили всех, взвесили на аппарате для замеров семян, кормов и удобрений, и Зойд выписал ей чек задним числом, который ему ещё придётся как-то ухитриться, раз сей день уже настолько авансирован, обеспечить.

— Кто-то в «Самородке» вечером на днях, — младенец на руке, глядя на Зойда прямо, встревоженно, — про тебя спрашивал. КК решил, ты его знаешь, но мне всё равно ничего не сказал.

— Из латиносов господин, причёска полу-Элвисова?

— Н-ну. У тебя неприятности, Зойд?

— Луна, миленькая, а когда их у меня не бывает? Не упоминал, где остановился, чего-нибудь такого?

— По большей части просто сидел и пялился в Ящик в баре. Какое-то кино по «86-му». Немного погодя заговорил с экраном, но, по-моему, не нагрузился, ничего.

— В натуре несчастный чувак, делов-то.

— Фигасебе. Такое да от тебя… — Заметив необычную улыбку Зойда, младенец откликнулся эхом:

— Такойда тебя!

Ракообразных они перенесли в лохани с водой в кэмпере, и Зойда уже вскоре качало и плескало обратно вниз по дороге. Лунопряника и Лотоса он заметил в заднем зеркальце — они провожали его взглядами за поворот, пока их не спрятали деревья.

Так, снова блядский Эктор. Зойд едва разминулся с ним в тот вечер, не объявившись в «Потерянном самородке», на своём обычном водопое, предпочтя вместо него кабинку в самой глуби «Парового ишака», почти что на старой Плазе Винляндии, в баре, уходившем корнями сильно в туманы прошлого века. Немного погодя туда сунулся Ван Метр, и они сидели, медленно омываясь «Удачным лагером», распустив нюни по стародавним временам.

— Образованная пися, — вздыхал Зойд, — даж’ не знаю, пчу, по кыкой такой причине я, должно быть, лёгкая мишень. Она была киношница, в Беркли училась, а я народу канавы копал, она чуть в натуре умом не тронулась, когда выяснила, что залетела.

Дело это давнее, старое как Прерия, которая сколько-то была темой дебатов. Френези поступали бесплатные советы и так, и сяк. Кто-то говорил ей, что это конец её жизни как художника, как революционера, и понуждал её сделать аборт, что обеспечить по тем дням было не так-то легко, если не ехать к югу от границы. А если желала оставаться на севере, нужно быть богатой и пройти комиссионные учения с гинекологами и мозгоправами. Иные же отмечали, что за оттяжный ей выпал шанс вырастить ребёнка политически верным манером, хотя определения такового варьировались от чтения ребёнку на ночь Троцкого до подмешивания в молочную смесь ЛСД.

— Но больно-то оттого, — продолжал Зойд, — до чего невинной я её считал. Ёбаный же дурак. Мне хотелось научить её уму-разуму, в то же время оберечь от знания, до чего говённым всё может стать. Вот я балбес.

— Ты винишь себя за те дела, в которые она впуталась?

— За то, что чересчур много чего не видел. Что считал, будто ей сойдёт это с рук, думал, что мы их всех побьём.

— Н-да, тут ты проебал, — Ван Метр хорошенько себе похмыкав. Их дружба много лет отчасти покоилась на том, что каждый делал вид, будто насмехается над злосчастьем другого. Зойд посидел, кивая: Всё верно, всё верно. — Так дёргался из-за Эктора, даже не знал, что жену твою пялит другой федеральный дядя, пока она совсем не пропала! Улёт что надо, чувак!