Томас Пинчон - Винляндия

И словно бы их хор декламировал речитатив для Экторовой арии, все теперь смолкли и стали внимать. Он стоял под витражной витриной, изображавшей подобие восьмеричной Пиццальной Мандалы, на ярком солнце ослепительное откровение пурпуром и золотом, однако в данный миг тёмное, лишь изредка его подправляли своими лучами фары с улицы.

— Я ведь тоже не без голливудских связей. Эрни Курокмана знаю. Ага, а Эрни много лет ждаль, чтоб большая Вольна Ностальгии захватиля и шестидесятые, а они, если верить его демографической статистике, — лючшее время в жизни большинства, которые тогда жили, лючше уже не будет — может, для них и печаль, а вот для производства кинокартин — нет. Мечта у нас, у Эрни и у меня, засечь одного легендарного наблюдателя-участника тех времён, Френези Вратс — твою бывшую старушку, Зойд, твою мамочку, Прерия, — и вытащить её наружу из таинственных лет подпольного существования, дабы создать Фильм обо всех давних политических войнах, наркотиках, сексе, рок-н-ролле, а крайний смысль его будет в том, что подлинная угроза Америке, и тогда, и теперь, — нелегальное злоупотребление наркотиками?

Зойд прищурился.

— Ой, Эктор…

— Я тебе цифры покажу, — не унимался Эктор, — даже с охватом в 1 % мы-се навсегда на этом наживёмся, мужик!

— Насчёт вот этого твоего «мы все», — заинтересовался Зойд, — ты уже принял на борт своего проектика Кэпа Вонда, ты и этот твой Эрни?

Эктор не отводил взгляда от ботинок.

— Пока ничего не окончательно.

— Ты с ним вообще на связь не выходил, правда?

— Ну я вообще не знаю, кто выходит, ése — никто не перезванивает.

— В голове не помещается, ты — и желаешь войти в мир развлечений, а я-то всё время считал тебя настоящим террористом в найме у Государства? Когда ты говорил «снять» и «порезать», я и не думал, что ты про кино. Считал, что опционов для тебя существует только два, полу- и полностью автоматический. А тут передо мной прям Стивен Спилберг, не иначе.

— Рисковать пожизненной карьерой в охране правопорядка, — вставил безгрешный ночной управляющий, называвший себя Баба Съешьбананда, — в услужении вечно сокращающегося объёма внимания населения, всё больше впадающего в детство. Жалкое зрелище.

— Аха, вы прям как Хауард Коуселл заговориль.

— Значит, Бирк Вонд отобрал у меня жильё, Эктор, и это никак не касается вашей киношной аферы, я пральна понял?

— Если только… — Эктор на вид чуть ли не застеснявшись.

Зойд уже предвидел.

— Если только и он её не ищет?

— По, — тихим учтивым вяком, — скажем так, своим собственным причинам.

В коем месте, наконец, в двери как спереди, так и на задах «Пиццы Бодхи Дхармы» ворвались парни и девахи в НАТОвском камуфляже, дабы нежно вернуть Эктора «туда, где мы сумеем вам помочь», улещивая его сквозь толпу, которая снова принялась распевать свой речитатив. Подошёл, оглаживая бороду, Док Дальши, по пути стукнувшись ладошками с Бабой Съешьбанандой.

— Благодарность не знает границ, всё, что в наших силах…

— Если только хоть какое-то время он мне тут не будет глаза мозолить.

— Не поручусь, у нас здесь не самый строгий режим. Можем держать его под наблюдением, но если захочет, снова выйдет на улицу через неделю.

— У меня контракт! — верещал Эктор, пока его загружали в воронок Детоксоящика, который с визгом унёсся, едва с визгом же принеслись Исайя Два-Четыре и его друзья.

Мальчонка нависал над ними, хмурясь, расхмуриваясь, снова хмурясь, пока Зойд с Прерией его просвещали, а остальные «Рвотоны» издавали опасные звуки. В конце концов:

— Эта свадебная халтура в Городе… а если Прерия с нами уедет на какое-то время? Вывезти её из округи?

— Это типа вооружённые силы, Исайя, тебе надо такую ответственность?

— Я её оберегу, — прошептал он, озираясь, не слушает ли кто.

Слушала Прерия — и злилась.

— Это что ещё? Типичные самцы, вы меня сдаёте с рук на руки, как говяжий бок?

— Свиной не годится? — Исайя, слегка к Зойдову облегчению, по меньшей мере вот до чего неразумно, а на самом деле стараясь игриво ткнуть её под рёбра, она же шлёпнула его по руке. Удачи тебе, вьюнош.

— Ты уже умеешь жить на дороге, — сказал Зойд. — Как думаешь, может, оно безопасней, если нигде не задерживаться?

Она кинулась к нему в объятия.

— Пап, наш дом… — Она не плакала, бля-будет, если заплачет…

— Со мной сегодня не переночуешь? А Исайя тебя утром заберёт?

Эктор был прав, признала она впоследствии, она была готова отправиться с ним и найти Френези.

— Я тебя люблю, пап. Но тут незавершёнка. — Они лежали на шконках в эксцентричном кэмпере Трента, прислушиваясь к туманным горнам ниже по реке.

— Да ты Ящиком долбанута больше Эктора, если надеешься, что мы с твоей мамой опять когда-нибудь сойдёмся.

— Всё время так говоришь. Но на моём месте ты б не сделал то же самое?

Он терпеть не мог такие вопросы. Он не она. От неё ему становилось так старо и замаранно.

— Может на самом деле ты просто из дома удрать хочешь.

— У-ху?

Справедливо.

— Ну, момент удачный, птушта дома, похоже, больше нет, тока этот вот смёрфмобильчик.

— Ты знал, что оно так случится? Когда-нибудь? Знал, правда же.

Зойд хмыркнул.

— Ну — полагался договор.

— Когда?

— Ты ещё маленькая была.

— Ага и ты поэтому так больше и не женился, это в договоре твоём тоже прописали, и что мне мамы никогда не полагалось…

— Эй, полегче, Вояка, с кем мне было сходиться, кто все те дамочки, что мне в двери постоянно ломились? Тапсия? Элвисса? Не важно? Чтоб только ты могла говорить, что у тебя какая-никакая мама имеется?

— Но ты ж на свиданки ходишь только, прости, но в натуре, со вторым сортом по части семейных навыков, девок снимаешь, только когда у них приступы обжорства в автокафе «Полярный круг», девок из этих жутких полуночных клубов, у кого гардероб типа тотально чёрный, девок, которые жалятся сиропом от кашля со своими молчелами на моцыках, и зовут их Рррьягх — вообще-то многих я в школе вижу каждый день? Знаешь, что я думаю? — Она скатилась со своей нижней шконки, встала и посмотрела ему в лицо, ровно. — Что, договор там или не договор, ты, должно быть, всегда любил мою маму, так сильно, что если не будет её, никого вообще не будет.

Нет, в договоре этого не прописывали. От ясности её взгляда ему стало мошенственно и потерянно. Только примерно это он и смог выдавить:

— Ничёссе. Ты считаешь, я впрямь полоумный, а?

— Нет, нет… — поспешно, голова лишь на миг поникла, — пап, мне в точности так же, в смысле… что она для меня только одна. — После чего отбросив назад волосы, опять подняв на него взгляд, упрямый, ещё бы, Френезиных синих глаз. Быть может, миг требовал от него обнять её, но её реплики, ныне уже знакомые, о роли малолеток в его эмоциональной жизни предупреждали, что на сей раз, наверное, лучше бы сдержаться, даже теперь, когда ему самому так нужно обняться хоть как-нибудь — лишь кивнуть вместо этого и напустить компетентный вид, назвать её Воякой, может, ткнуть кулаком в плечо для поддержки боевого духа… но как бы то ни было, придётся лежать тут, в полутора футах над нею, и пусть она сама отыскивает свою тропу ко сну и сама по ней убредает.