Томас Пинчон - Винляндия

Внутренние дисциплинарные комиссии Юстиции держали его под надзором по меньшей мере с первых дней его бродячих жюри, когда он мазал своей харизмой умника выпуски новостей местных телеканалов, радиопередачи «звоните-ответим» и лекционные ангажементы перед «частными» группами в банкетных залах пригородных едален, известных своими разновидностями красного мяса. Когда в кадре возникла Френези, интерес их навострил ушки. Вот и развлечение: федеральный обвинитель сохнет по левачихе в третьем поколении, которая могла б — запросто бомбанула бы Статую Свободы. Ставились и просаживались недельные жалованья — на том, сколько Бирк продержится на своём месте, причём тотал обычно прикидывал срок его жизни в днях. Привлечённый, в конце концов, для Фундаментальной Маленькой Беседы, он был откровенен в точности столько, сколько, знал он, ему требуется, чтобы заткнуть Комиссии рот, но ни словом сверх. Если в пределах некоего радиуса всё лежало замаскированно и глубоко укрепленно, он, тем не менее, всё равно от неё отрекался, шуточки про неё допросчикам отпускал, о сиськах её, о пизде, отказываясь вестись, даже делать вид, что её защищает.

— В следующий раз, Бирк, просто приходите к нам, сообщайте, мы вам можем выбить чего захотите, ловец вы наш радикалов, эгей, да вообще без проблем, братан. — Время от времени он пускался до того безумствовать, что ловил их на слове. Ему предлагали широкий ассортимент размеров, окрасов и возрастов, не говоря уже о нео-ломброзианских типах лиц и тел. Но он отбирал женщин по их досье, чтоб у них дорожки вероятнее всего пересекались с Френези, живя ради маловероятной возможности обнаружить её имя, небрежно засунутое в какую-нибудь светскую болтовню за выпивкой. С терпением и кротостью, которые обходились ему недаром, Бирк всегда пытался вырулить диалог к этой единственной тусклой звезде.

И всё равно — глаз с него не сводили, и если б он действительно инициировал какие-нибудь розыскные мероприятия касательно местоположения этой Вратс, проще всего через её мать в Л.А., давнее Интересующее Лицо на подозрении, надсмотрщики Бирка узнали бы об этом моментально, и запросто могло бы состояться то, что в меморандумах обозначалось как фековентиляционное столкновение. Старый несчастный сюжет, утверждал бы Бирк: романтика против карьеры. Ему же выбирать не хотелось, поэтому он тянул вола за хвост, выполняя свой генеральный план ПРОП, расчищая подлесок, выравнивая пустыри. А когда всё снова прочно встало на места, и он наконец смог вернуться в Калифорнию провести там более длительный сезон озорства, боль в нём уже была не хуже, чем в пазухах внутри Кольцевой, лунные блужданья среди хиппи почти что закончились, и временами проходила целая неделя, в которую он за свой пенис брался, лишь когда мочился.

За истёкшие годы Френези повстречалась с Зойдом и вышла за него замуж, и родила Прерию, о чём Бирк совершенно ничего не знал, и чего она добровольно не выдала, когда они наконец снова оказались лицом к лицу. Годом ранее в Лас-Суэграс, стоя на краешке бетонированной площадки перед заправкой, глядя, как ДЛ в «камаро» поднимается к автостраде и исчезает, слепо катясь в собственное будущее, Френези раздумывала, не позвонить ли Бирку, не вернуться ли в ПРОП. Обратно к «24квс» дороги не было, да и к её прежней личности тоже — неподвластно никаким способам оттереться, она и впрямь подстроила убийство Драпа и оставалась в федеральных досье правоохраны отныне и вовек, на одной доске с распоследней поклонницей лягашей на белом свете, в списках того биологического вида, который родители её научили презирать: Лица, Пошедшие на Контакт со Следствием.

— Ты же этого хочешь, нет? — вопрошало из континентальной дали тёмное привидение Бирка Вонда. — «Вовек», это разве не считается такой романтикой, что дальше некуда? Ну, так мы тебя этим самым Вовеком снабдим, запросто. МЮ слово даёт, мы держим. — Знал ли он, чего она хочет? Было ли у него само право утверждать, будто знает? Лишь потому, что не знала она сама? Когда упала ночь, она добрела до «Тополиного оазиса Фила» — таверны с мотелем на задах, у темнеющего зелёного участка берега над ручьём, на котором толпились фримонтские тополя, а над самой водой выстроена терраса для танцев. Сидела перед бутылкой пива и стаканом и не могла ни на чём сосредоточиться, а сумеречных питухов формально по пути домой заносило внутрь, и насельники мотели искали себе ужина, кто-то проголодался, кто-то поссорился, а потом возникли «Корвэры», тут в афише значившиеся как «Сёрфаделики».

Как было тогда заведено, лишь бы с этим развязаться, банда открыла своё выступление «Луи Луи» и «Зубром-Задирой», хотел кто-либо слышать эти традиционные фавориты масс или нет. Зойд уже, в те дни характерный волосатик с усами, как у Заппы, и в жёлтых очках для стрельбы, оправленных проволокой, приценился к залу, приметил Френези, объявил одну из собственных композиций, взялся за микрофон и вокальную партию.

(Здесь Скотт Хруст, как в тысяче идентичных исполнений, заполнил фразой, стыренной у Мики Бейкера из «Любовь странна» [1956].)

— И после вот этого она влюбилась с первого взгляда? — осведомилась Прерия, много лет спустя, когда Зойд ей рассказал.

— Ну, да — и моей красоты, — ответил Зойд. Но когда всё разваливалось, он также орал на Френези: — Да это кто угодно мог быть, Скотт, два наших заширенных саксофониста, тебе надо было только крышу и побыстрей.

Младенец молча спал в другой комнате. Френези наблюдала за Зойдом не первую неделю, пока он неуклюже собирал по кускам сюжет. Могла бы и помочь, однако надеялась, тогда уже наивно, что он где-нибудь свернёт не туда, выйдет с версией, в которой она будет выглядеть чуточку лучше, меньше переживая из-за его мнения, в конце концов, нежели из-за материного. Как бы то ни было, Зойд не пошёл у неё на поводу — лишь спотыкался дальше и угрожал, не учитывая детали, но сопоставляя одно с другим, по сути, безжалостно, правильно, Бирк, Драп, возвращение Бирка, всё это, не оставляя ей троп к укрытию.

Хотя романтически настроенному наблюдателю может показаться, будто Бирк явился искать её, по крайней мере, склонен был найти её в своём списке дел к пребыванию на Западном побережье, Френези как могла облегчала ему задачу, больше своего нормального времени проводила у Саши, допуская, что та же слежка, при которой она, помнится, росла, жуткие дёрганые блики объективов камер, угрожающие силуэты и звуки по ночам, всё это снова на месте, и её увидят, причём не кто-то, а он. И что рано или поздно он придёт и заберёт её.