Светлое будущее

— Ну и что, — говорит Антон. — Они, твои собеседники, просто кретины. О какой альтернативе речь? Спорить с марксистами? Бессмысленно. Что ты им противопоставишь? Научные понятия? Строгие принципы? Доказательства? А они? Демагогию. Двуличные понятия и утверждения. Жульничество. Подлог. Поди поспорь с Тваржинской! Я перед ней беспомощен. Слишком несоизмеримое оружие у нас. Что значат для нее мои апелляции к правилам построения понятий и теорий, к правилам прогнозирования и т. д.? Ровным счетом ничего. А вопить, брызгать слюной, впадать в истерику, как она, я не могу. И велика ли аудитория, которая поймет меня и поддержит? А у нее расчет на самую многочисленную, т. е. на самую примитивную часть населения. К тому же не забывай о мощной поддержке со стороны партии и государства.

— К тому же, — продолжал Антон после того, как я наговорил кучу обычной казенной чепухи, — сама проблема поставлена неверно, не в той плоскости. Альтернатива марксизму есть. Вот она. Во-первых, раскол в рамках самого марксизма. Есть советский марксизм. Есть китайский марксизм. И то и другое — лишь одно название «марксизм». В рамках этого общего названия существуют принципиально несовместимые вещи. Ситуация такая, как в эпоху повсеместного господства религии искать альтернативу религии. Правильно было говорить об альтернативе, например, христианству. Теперь — об альтернативе советскому марксизму. И она есть. «Марксизм» — это просто название многочисленных разнообразных форм нынешней идеологии. Во-вторых, воплощение принципов марксизма в жизнь создает факты реальности, восстающие против него. С этой точки зрения «ГУЛАГ» Солженицына и доклад Хрущева — мощная альтернатива марксизму. Под знаменами марксизма (вернее, марксизмов) собирается подавляющее большинство населения планеты, тяготеющее к нашему образу жизни. Для большинства из них наш уровень жизни — мечта. Нашей реальной истории они не знают. Волнующие нас проблемы для них не существуют. Определенные слои населения (в особенности — наши правящие слои) используют эти тенденции в своих интересах, раздувая безудержную демагогию. К каким последствиям это приведет мир в последующих поколениях — мало кого волнует. Но есть в мире силы, которые сопротивляются этим тенденциям и процессам. Есть люди, которые в той или иной мере понимают суть грядущего и наступившего коммунизма. Понимают перспективы победы его в мировом масштабе. Деятельность этих людей придает антикоммунистическим силам некоторое единство и некоторую идейную окраску. Пусть это не очень определенно. Но это же факт. Вот тебе третья альтернатива. Между прочим — очень перспективная. Антифашизм ведь тоже был не очень-то определенным идейно. И кстати, советский марксизм фактически не был альтернативой фашизму.

— Вот мы и договорились до некоторой определенности, — сказал я. — Где же твое место?

— Я и не скрываю свое место. Оно очевидно. Но я не хочу полемизировать с марксизмом. Любая полемика против марксизма как совокупности текстов, слов, лозунгов, речей и т. п. только укрепляет его. А я не хочу его укреплять. Я хочу рассказать людям, что такое коммунизм как образ жизни. И пусть люди сами выбирают, с кем они. Тут тебе самая мощная альтернатива марксизму: создание потока текстов, говорящих правду о коммунизме. Из них может родиться и идеология, противостоящая марксизму как идеологии.

— Не успеете, — говорю я. — Несмотря ни на что, мир поверит нам, а не вам, ибо он не хочет знать истину. А когда он начнет кое-что соображать, будет уже поздно! Не успеете!

— Боюсь, ты прав. Но для меня нет проблемы расчета. Если даже завтра коммунизм победит во всем мире, и сегодня мне никто не поверит, и голос мой не будет услышан, я все равно попытаюсь сказать то, что я увидел сам.

— Попробуй! Только дадут ли тебе?

— Не имеет значения. Я это должен сделать перед самим собой. Ты знаешь о такой штуке, которая именуется совестью?

Я давно не был на площади Космонавтов и не знал, что там происходили драматические события. Я узнал о них из фельетона в «Московском вестнике». Оказывается, один хапуга из Министерства внешней торговли (кажется, начальник главка) решил покрыть крышу своей трех(!!) этажной дачи с бассейном(!!) не чем иным, как титаном. Нанял каких-то жуликов, и те за приличную сумму увезли к нему на дачу три крайние буквы («Да з») из Лозунга. Преступление так и осталось бы нераскрытым (на Лозунг уже никто не обращал внимания, привыкли), если бы не один старый пенсионер. Прогуливаясь с праправнучкой по площади, он и заметил, что тут что-то не так.

— Помнится, — проскрипел он, — гуляя с Ильичом вокруг этой площади, мы на этом вот месте видели... что, не помню... но определенно что-то видели.

— Тут церквушка была. Тут — особняк Бегемотова.

— Знаю, знаю. Я не об этом. Тут что-то коммунистическое было.

И только тогда праправнучка заметила отсутствие букв. Была проведена грандиозная работа по расследованию преступления. Говорят, с космического корабля заметили сверкающую крышу на даче проходимца и сообщили куда следует. Тем самым была неопровержимо доказана практическая польза космических полетов. Поскольку титана больше уже не было, недостающие буквы пришлось сколачивать из досок и красить серой краской. Но это было уже не то.

Корытовы получили новую квартиру в «Царском селе» (так называют район Москвы, где строят дома для чиновников аппарата ЦК). На новоселье собралась публика такого ранга, что я и Фрол оказались самыми маленькими. Был и Канарейкин, который весь вечер источал слезливые комплименты моим способностям и красоте Тамары. До него, очевидно, дошли слухи о том, что мы на пути к разводу, и он всячески уговаривал меня беречь такое сокровище, поносил современных ветреных девиц («хищниц»), пел о моральном облике советского ученого. А сам, мерзавец, женился трижды и в свое время переспал со всеми уборщицами, экспедиторшами и секретаршами всех ведомств, где он был начальником. На полчаса заехал даже сам вице-президент Академии наук, а потом — заведующий отделом науки. Все время, пока последний был в квартире, мы все (включая вице) стояли по стойке «смирно», маслено улыбались и внимали его идиотскому лепету по поводу западной клеветы насчет якобы пошатнувшегося продовольственного положения страны: стол Корытовых ломился от продуктов, о существовании которых я давно забыл. Я даже и названий-то их не помню. Особенно меня поразила свежая великолепная клубника (в это время года!). А ведь Корытов — всего лишь мелкая сошка в аппарате ЦК.

Когда самые важные гости разъехались, Корытов увел меня в свой роскошный кабинет, показал свою библиотеку, неслыханную по нынешним возможностям, и под большим секретом сообщил, что в АОН собираются обсуждать мою последнюю статью.