Фрэнсис Фицджеральд - Издержки хорошего воспитания

В ту же секунду рабочий с размаху запустил в него ведерком. Точное попадание в челюсть застало Сэмюэля врасплох, и он во весь рост растянулся на булыжном дне сточной канавы.

— Я те позубоскалю! — крикнул его противник. — Да я весь день пахал, устал как собака!

Но тут внезапный гнев в его глазах погас, и на лицо снова наползла усталая маска. Он отвернулся и подобрал с земли ведерко. Сэмюэлевы приятели рванулись в его сторону.

— Погодите! — Сэмюэль медленно встал и замахал рукой.

Где-то, когда-то с ним уже было такое. И тут его осенило — Джилли Худ. Пока он молча отряхивался, перед глазами стояла сцена в Андовере, и он знал, интуиция подсказала, что он снова не прав. Этот человек устал, он работает ради своей семьи — в этом его правота и сила. И место в вагоне было ему гораздо нужнее, чем какой-то девчонке.

— Все в порядке, — сказал Сэмюэль угрюмо. — Не трогайте его. Это я круглый дурак.

Конечно, не один час и даже не одна неделя прошла, прежде чем Сэмюэль пересмотрел свои убеждения насчет исключительной важности хорошего тона. Для начала он просто понял, что его неправота лишила его силы, точно так же как в свое время он был бессилен против Джилли. Но в конечном счете происшествие с рабочим полностью изменило поведение Сэмюэля. Собственно, аристократическая заносчивость — это всего лишь издержки хорошего воспитания, посему собственный кодекс Сэмюэля никуда не делся, но его желание заставить и других соблюдать этот кодекс навсегда осталось на дне некой сточной канавы. И как-то так случилось, что с того года больше ни у кого на курсе не повернулся язык назвать его снобом.

Несколько лет спустя университет решил, что Сэмюэль уже достаточно долго озарял его сияющей славой своих галстуков, посему, зачитав ему текст на латыни и содрав с него десять долларов за бумагу, подтверждающую его окончательную и бесповоротную образованность, Сэмюэлева альма-матер выпихнула его в мирскую сутолоку. При себе он имел большое самомнение, малое число друзей и приличный набор безобидных вредных привычек.

В ту пору из-за снижения цен на сахарном рынке его семейству пришлось затянуть пояса, и оно как раз, так сказать, засучивало рукава, когда Сэмюэль начал работать. Душа его была, что называется, утонченнейшая tabula rasa, [22] Чистая доска (лат.). какую порой оставляет после себя университетское образование, но Сэмюэль обладал энергией и обаянием и умело использовал в работе банковского курьера прошлые навыки увертливого хавбека, протискиваясь сквозь толпу на Уолл-стрит.

Его любимым развлечением были женщины. Всего около полудюжины: две или три дебютантки, актриса (бездарная), соломенная вдовушка и одна сентиментальная замужняя брюнеточка, которая жила в маленьком доме в Джерси-Сити.

Они повстречались на пароме. Сэмюэль ехал из Нью-Йорка по делам (он к тому времени проработал уже несколько лет) и подал ей сверток, который она уронила в давке.

— И часто вы ездите? — спросил он между прочим.

— Только за покупками, — смущенно ответила она. У нее были огромные карие глаза и маленькие губы с трогательно опущенными уголками. — Я замужем только три месяца, и нам кажется, что жить в Джерси дешевле.

— И не жалко ему, вашему мужу, отпускать вас совсем одну?

Она засмеялась — смех у нее был такой приветливый и юный.

— О боже, конечно же нет. Мы собирались встретиться и вместе поужинать, но я, кажется, перепутала место встречи. Он будет ужасно волноваться.

— Ну, — сказал неодобрительно Сэмюэль, — непременно будет. Если позволите, я провожу вас домой.

Она с благодарностью приняла предложение, и они вместе сели на трамвай. Идя по тропинке к ее домику, они увидели в окнах свет — муж возвратился раньше ее.

— Он страшно ревнив, — с виноватым смешком предупредила она.

— Понятно, — ответил Сэмюэль. — Пожалуй, будет лучше мне здесь откланяться.

Она поблагодарила его, и, махнув на прощание рукой, он ушел.

На том бы все и кончилось, не встреться они однажды утром на Пятой авеню неделю спустя. Она вздрогнула и покраснела и явно была ему рада, так что они поболтали, будто старые друзья. Она собиралась к портнихе, потом пообедать в одиночестве в «Кафе Тейна», после обеда отправиться за покупками и в пять встретиться с мужем у переправы. Сэмюэль сказал ей, что ее мужу очень повезло. Она снова вспыхнула и умчалась.

Возвращаясь к себе в офис, Сэмюэль всю дорогу насвистывал, но к двенадцати часам ему повсюду стали мерещиться эти трогательные губки и эти карие глаза. Он взволнованно поглядел на часы, представил себе свой ланч в гриле на первом этаже, всегдашние тяжеловесные мужские разговоры, и воображение тут же нарисовало ему другую, куда более приятную картинку: столик у «Тейна», ее карие глаза и губы так близко… Не дождавшись половины первого, он сорвал с вешалки шляпу и побежал к трамвайной остановке.

Его появление очень ее удивило.

— Это вы? Привет! — сказала она, и Сэмюэль отметил ее радостный испуг.

— Я подумал, почему бы нам не пообедать вместе. Мне так надоело однообразие мужской компании.

Она колебалась:

— Ну, наверное, в этом нет ничего предосудительного. Что тут такого?

Ей пришло в голову, что муж должен бы с ней пообедать, но у него пополудни вечная спешка. Она рассказала Сэмюэлю все о своем муже: он чуть ниже его ростом, но гораздо, гораздо красивее. Он бухгалтер и пока зарабатывает не слишком много, но они очень счастливы и обязательно разбогатеют годика через три-четыре.

Сэмюэлева соломенная вдовушка уже которую неделю пребывала не в духе, а эта встреча, напротив, была подчеркнуто приятной для него, его собеседница была так свежа, так непосредственна и не лишена склонности к приключениям. Ее звали Марджори.

Они договорились увидеться еще, и в итоге дважды или трижды в неделю в течение месяца они обедали вместе. Когда она точно знала, что ее муж задержится на работе допоздна, Сэмюэль провожал ее до низкого крылечка, она входила и зажигала газовый фонарь, пользуясь тем, что снаружи ее охранял мужественный страж. Этот ритуал раздражал его. В окне загорался приветливый свет, и это был знак congé, [23] Свободно (фр.). хотя он никогда не напрашивался войти, а Марджори никогда его не приглашала.

К тому времени, когда Сэмюэль и Марджори дошли до стадии нежных касаний рук — просто в знак доброй дружбы, у Марджори и ее мужа произошла одна из тех сверхчувствительных и сверхнапряженных ссор, которые частенько случаются у супругов, слишком пекущихся друг о друге. Все началось то ли из-за остывшей бараньей отбивной, то ли из-за протекающей газовой горелки, и вот однажды Сэмюэль пришел к «Тейну» и увидел темные круги у нее под глазами и обиженно надутые губы.