Фрэнсис Фицджеральд - Издержки хорошего воспитания

Одному богу известно, сколько всего находилось в его управлении тогда: шахты, железные дороги, банки, да целые города! Сэмюэль был очень близок к нему, знал, что ему нравится, а что нет, его пристрастия, его слабости, его сильные стороны.

Однажды Кархарт послал за Сэмюэлем и, затворив дверь, предложил ему стул и сигару.

— Все в порядке, Сэмюэль? — спросил он.

— Да, а что?

— Мне показалось, что ты малость закис.

— Закис? — Сэмюэль был озадачен.

— Ты ведь уже лет десять безвылазно сидишь в конторе, да?

— Но я ездил в отпуск в Адирон…

Кархарт отмахнулся:

— Я имею в виду не личное время. А что, если самому увидеть кукол, которых мы дергаем за ниточки?

— Да, — согласился Сэмюэль, — этого я не видел.

— Ну вот, — резко сказал Кархарт, — я хочу дать тебе задание, и займет это примерно месяц.

Сэмюэль не спорил. Идея ему даже понравилась, и он решил, что, как бы то ни было, он не подведет Кархарта. Беспрекословное подчинение было главным требованием хозяина, и люди сразу и безоговорочно исполняли его приказы, как бессловесные пешки.

— Поезжай в Сан-Антонио к Хэмилу, — продолжал Кархарт. — У него наклевывается одно дельце, и ему нужен человек, чтобы провернуть его.

Хэмил представлял интересы Кархарта на юго-западе и был человеком, который худо-бедно вырос в тени хозяина и с которым Сэмюэль был заочно знаком по деловой переписке.

— Когда ехать?

— Лучше завтра, — ответил Кархарт, бросив взгляд на календарь, — завтра первое мая. К первому июня пришлешь отчет.

Утром Сэмюэль отбыл в Чикаго, а два дня спустя уже сидел лицом к лицу с Хэмилом в офисе «Торгового треста» в Сан-Антонио. Для ознакомления с делом потребовалось совсем немного времени. Это была сделка, касающаяся нефти, и сводилась она к скупке семнадцати обширных ранчо, примыкающих друг к другу. Сделку необходимо было совершить в недельный срок, а по сути это было чистейшее выдавливание. В движение были приведены силы, поставившие семнадцать землевладельцев меж двух огней, а в задачу Сэмюэля входило «уладить» проблемы в деревушке вблизи Пуэбло. Человек на своем месте, тактичный и умелый, мог бы уладить их без особых разногласий, ибо всего-то следовало держать руль и не вертеть его.

Хэмил, с хитростью, столь ценимой его шефом, сумел все так устроить, что прибыль оказалась гораздо большей, чем если бы покупка совершилась на фондовой бирже. Сэмюэль пожал руку Хэмилу, пообещал вернуться через пару недель и отбыл в Сан-Фелипе, штат Нью-Мексико.

Естественно, он сразу сообразил, что Кархарт его испытывает. Отчет Хэмила о проделанной Сэмюэлем работе мог бы сослужить последнему добрую службу, но он бы и так добросовестно отнесся к поручению. Десять лет в Нью-Йорке не сделали его сентиментальным, и он привык доводить до конца все, что начинал, и даже шел чуть дальше.

Поначалу все ладилось. Особенного энтузиазма не было, но каждый из заинтересованных семнадцати владельцев ранчо знал, зачем там Сэмюэль, они знали, кто стоит за ним, и знали, что шансов у них столько же, сколько у мух на окне. Одни смирились, другие сражались изо всех сил, но сдались после того, как их адвокаты не нашли ни малейшей зацепки. Нефть была только на пяти участках, на остальных лишь предполагалась, но в любом случае эти двенадцать участков были необходимы Хэмилу для реализации его планов.

Сэмюэль довольно быстро вычислил главаря сопротивления — поселенца из ранних по имени Макинтайр, мужчину лет пятидесяти, седовласого, гладко выбритого, с бронзовым загаром сорока знойных лет, проведенных под солнцем Нью-Мексико, с ясным и спокойным лицом, какие бывают у уроженцев Техаса и Нью-Мексико.

На сто ранчо нефть еще не нашли, но участок его окружали нефтеносные земли, и если кто держался за свое, то это был Макинтайр. Остальные надеялись на него, полагая, что он единственный, кто способен отвратить бедствие. Он изучил все возможные законные пути, но проиграл и знал это. Макинтайр усердно избегал встреч с Сэмюэлем, но Сэмюэль был уверен, что, когда настанет день подписания, тот непременно появится.

И день настал — в обжигающем мае. Волной жары накрыло иссушенный край, куда ни глянь, и, когда Сэмюэль сидел, потея в своей импровизированной конторе — пара стульев, скамейка, деревянный стол, — он радовался, что все почти закончилось. Он хотел вернуться на восток как можно скорее и провести время на побережье с женой и детьми.

Встреча была назначена на четыре часа, и он слегка удивился, когда в половине четвертого дверь отворилась и появился Макинтайр. Сэмюэль не мог не уважать этого человека и даже немного жалел его, Макинтайр, казалось, был частью этих прерий, и Сэмюэль на миг позавидовал ему, как люди, живущие в городах, завидуют деревенским жителям.

— Здрасте, — сказал Макинтайр, стоя в дверях, широко расставив ноги и уперев руки в боки.

— Приветствую, мистер Макинтайр.

Сэмюэль встал, но уклонился от формальностей рукопожатия. Он полагал, что владелец ранчо ненавидит его всеми фибрами души, и нисколько его за это не винил. Макинтайр вошел и медленно опустился на стул.

— Ваша взяла, — неожиданно сказал он.

Вряд ли стоило отвечать ему.

— Как только я узнал, что за всем этим стоит Кархарт, — продолжал он, — я сдался.

— Мистер Кархарт… — начал было Сэмюэль, но Макинтайр махнул рукой:

— Даже не упоминайте этого грязного трусливого ворюгу.

— Мистер Макинтайр, — торопливо ответил Сэмюэль, — если эти полчаса будут посвящены подобным оскорблениям…

— Заткнитесь, юноша, — перебил его Макинтайр, — нельзя оскорбить человека, который способен сделать такое.

Сэмюэль заткнулся.

— Это же просто грязное грабилово. Все они просто скунсы, но слишком сильные, чтобы с ними справиться.

— Но вам заплатили не скупясь, — возразил Сэмюэль.

— Да закрой же рот! — вдруг заорал Макинтайр. — Говорить здесь буду я!

Он подошел к двери и глянул на солнечные, курящиеся дымкой пастбища, начинавшиеся прямо у порога и заканчивающиеся серо-зеленой травой далеких гор на горизонте. Когда он снова обернулся, его губы дрожали.

Вот вы, ребята, любите свою Уолл-стрит? — хрипло спросил он. — Или где там еще вы обделываете подлые делишки? — Он помолчал. — Любите, наверное. Ни одна тварь не опускается до такой степени, чтобы хоть немножко не любить то место, где она работает, где по́том полито самое лучшее, что у нее есть.

Сэмюэль чувствовал себя неуверенно, слушая его. Макинтайр вытер вспотевший лоб огромным синим платком и продолжал:

— Я понимаю, что вонючему старому черту не терпелось загрести еще один миллион. Я понимаю, что мы всего лишь горстка бедняков, которую он стер в порошок, чтобы купить еще пару экипажей или чего-то в этом роде. — Он рукой указал в сторону двери. — Когда мне было семнадцать, вот этими руками я выстроил здесь дом. Когда мне исполнился двадцать один год, я привел в этот дом жену, пристроил еще два крыла и с четырьмя шелудивыми волами распахал землю. Сорок лет я видел, как солнце утром поднимается из-за этих гор, а вечером опускается красное, как кровь, прежде чем спадает жара и на небе появляются звезды. В этом доме я был счастлив, мой мальчик родился в нем, в нем он и умер, весной, в такой же, как сегодня, жаркий день. А потом мы с женой стали жить одни, как и прежде, и старались завести дом, ну почти настоящий, потому что нам всегда казалось, что сын рядом с нами, и по вечерам мы ждали, что он прибежит на ужин.