Юрий Авакян - Мертвые души. Том 3

— Что же, Ермолай, веди меня до старосты, мне со старостою желательно бы перемолвиться. Скажи приехал, дескать, человек из города, от самого Петра Ардалионовича по нужному делу. Надеюсь, ты со старостою то здешним знаком? — спросил Чичиков, обратившись к своему провожатому.

— Как же не знаком! У нас должность такая, у старших конюхов, чтобы всех знать. Потому как по хозяйственной—то части куды только ноги не занесут. А тутошнего старосту я очення даже что, знаю! — отвечал Ермолай словно бы не замечая очередного плевка, коим Селифан украсил росшую у обочины, пожухлую к осени траву.

— Вот и славно, — сказал Чичиков, — а сейчас пойди—ка, дружок, кликни его, — с чем старший конюх и отправился к одному из убиравших собою косогор домов.

В какие—то минуты он сызнова появился в сопровождении крепкого с окладистою седою бородою мужика, с волосами, стриженными в кружок и с цепким взглядом несколько настороженных серых глаз.

— Вот он староста и есть! Фролом Акимычем кличут, — сказал старший конюх, подводя коренастого мужика к Павлу Ивановичу.

— Что же, это хорошо, что Фролом Акимычем, — ухмыльнулся Чичиков, а затем, оборотившись до старосты, спросил. — Тебе, любезный, уж Ермолай передал, что прибыл я по делу от самого Петра Ардалионовича Охочего?

— Как же! Знамо дело! Слухаю вас, барин, — коротко и с достоинством отвечал староста.

— Дело моё до тебя, видишь ли, в том, что хочу я заплатить тебе отступного за то сельцо, где прежде обреталась ваша община, — сказал Чичиков, сойдя с коляски и отводя старосту в сторону для секретного разговору.

— Это ты про Рогово, что—ли, барин толкуешь? — спросил староста. – Нехорошее там, скажу я тебе, место – проклятое. Да и от сельца—то, почитай уж, ничего не осталось. Избы давно уж все пообвалились, разве что один лишь погост ещё стоит. Да и то кресты бурьяном заросли. К чему тебе оно?..

— Да уж не обессудь, понадобилось, — отвечал Чичиков, – а то, что место проклятое, да всё бурьяном поросло, мне не страшно, потому как я и пострашнее что видал. Так что, ежели ты не против, то я сей же час плачу тебе отступного, а ты мне взамен подпишешь какую надобно бумагу?!

— А много ли барин заплатишь? — спросил староста, почесавши в затылке.

— Ну, много, не много, а сколько по совести – заплачу. Сам ведь говорил, что место там поганое, — отвечал Чичиков.

— Пять тыщ заплатишь? — снова спросил староста, продолжая скрести в затылке и лукаво поглядывая на Павла Ивановича.

— Пять, не пять, а пятьсот готов отдать прямо сейчас, — сказал Чичиков, осаживая продавца.

— Это не по Божески, — начал было староста, на что Чичиков ему резонно заметил, что по Божески платить за чёртово место, каковым все его почитают, грех. К тому же, акромя него вряд ли найдётся на сие проклятое село какой еще покупшик.

На что старосте возразить было нечего, потому как в Сибири и без того земли хватало, да к тому же он не упускал из виду и то обстоятельство, что к делу сему имел отношение и сам Пётр Ардалионович. Вот почему посопевши, да покряхтевши, он согласился, они ударили по рукам, и пошли писать бумагу, по которой и сгинувшее Рогово и кладбище за ним отходило в собственность Павлу Ивановичу.

О, Господи! Зачем же, спрашивается Чичикову, при всей той прорве земли, что должен был получить он под свои полторы тысячи «мёртвых душ» понадобилась ещё и эта, сгнившая где—то в сибирской тайге деревенька. Да и кладбище за нею тоже, навряд ли, могло понадобиться его «мертвецам», что и так давно уже покоились в земле, каждый на своём месте там, где их и прибрала судьба. Но, конечно же, Павел Иванович был не таков, чтобы скакать двадцать с лишком вёрст до сего старообрядческого хутору из одной блажи либо пустого каприза, и для подобного вояжа у него, безусловно, имелись причины, причём весьма и весьма веские. И проистекали они из того прямого рассуждения, что заложивши свои «мёртвые души» в казну и получивши за них долгожданные суммы, чему уж недолго оставалось, Чичиков отнюдь не намерен был, по наступлении нужного сроку с казною рассчитаться. Средств, потребных для расчёта по залогу у него не было; не возвращать ведь ему, в самом деле, назад с таковыми трудами полученное богатство! Да и заложенные души, что в подобном случае должны были бы отойти к казне, тоже были известного свойства, а именно, что «мёртвые». И тут, конечно же, всё его предприятие могло бы вылезти наружу. Отдавши под суд, объявили бы его мошенником, и тогда уж вправду не миновать ему острога – Собольского ли, какого ли другого, но тогда уж и вправду не миновать! Вот оттого—то и понадобилась ему сия сгинувшая деревенька, и в первую голову же, конечно, погост за нею. Ведь надобно было только поменять все кресты на могилах, заменивши их на новые с именами хранившихся в шкатулке у Чичикова «мертвецов» и тогда уж с него все взятки гладки.

Спросят тогда с него: «Ну, что такой—то и такой—то, закладывал ли ты крестьян в казну, получал ли за них денег сколько потребно?».

Он и ответит не таясь: «Так точно! Закладывал и деньги под них получал!».

«А не желаешь ли ты воротить полученные тобою суммы, потому как пришёл уж тому срок?!», — спросят его снова, а он снова же и ответит: «Никакой на сие не имею возможности, потому как деньги все уж истрачены, и не осталось от них ни гроша!».

«Хорошо, — скажут ему, — в таковом случае все заложенные тобою крестьяне поступают в казну, потрудись всех их представить к назначенному сроку!».

А на это он: «Рад бы радёшенек, да вот только беда — крестьяне все, как один перемерли, и в сием никто не властен акромя, как один лишь рок, либо судьба!».

«Ну, в таковом разе взыскание направлено будет на прочее твоё имущество! — скажут ему, а он и на это найдёт, что возразить: «Пожалуйста, взыскивайте, да только имение всё моё в Сибири – две тысячи казённых десятин, казною мне же и отписанные, казне же их и возвращаю, как законопослушный и благонадёжный гражданин благословенного Отечества нашего!».

Правда тут могла бы возникнуть и такая опасность – а что как будет учинено следствие и будут доискиваться ,было ли переселение, не было ли? Померли ли все заложенные в казну крестьяне, нет ли? Но и в этом случае Чичиков готов был что ответить. Он представит следственной комиссии могилы с теми останками, что перекупил он сегодня у старообрядческой общины и дело с концом! Пусть тогда себе разбираются, кто и в какой могиле покоится и о чьи это кости стучат лопаты любознательных землекопов.

Итак, чрезвычайно успешно устроивши все свои дела и весьма довольный собою, Чичиков отправился назад в Собольск, пределов коего достигнул о пятом часе пополудни. Приближавшийся вечер уж дышал осеннею прохладою, потому как осень вступила во первые свои деньки, чему помимо упомянутой прохлады доставало и иных примет: жёлтый и красный лист, убирающий кроны дерев, птичьи стаи, перелетавшие с места на место, многие подводы гружённые дарами осенней природы, съезжающиеся с окрест на губернскую сельскую ярмарку, что днями как должна была открыться в Собольске. Всё сие говорило о том, что лето уж миновало, что совсем уж скоро польют осенние холодные ливни, а там гляди, накатят холода, на которые так горазда родимая наша матушка Россия и чего уж тогда толковать о Сибири.