Заклятие даоса

По-своему интересна и глубока повесть о сюцае Сыма («Сюцай в царстве теней»), сочетающая в себе особенности волшебного и судебного повествования, содержание которого к тому же обращено в прошлое. Сюцай творит загробный суд над известными историческими личностями, в свое время сыгравшими значительную роль в китайской истории. Среди них основатель Ханьской династии Лю Бан, его сподвижник, а потом основной противник Сян Юй, полководец Хань Синь, жестокая и коварная жена Лю Бана — государыня Люй и др. Весь сюжет построен на изображении этого своеобразного судебного разбирательства, во время которого всплывают преступления или проступки исторических героев. Движение сюжетного материала несколько замедлено, однако повесть привлекает интересным раскрытием замысла автора, проецирующего свое отношение к древности на современную действительность и дающего ей таким образом свою оценку.

Иначе говоря, повесть о суде над героями Хань являет пример сложного иносказания, в котором история помогает понять современность.

Художественное своеобразие повестей из сборников Фэн Мэнлуна и Лин Мэнчу давно снискало им популярность в Китае, однако судьба первых полных изданий сложилась далеко не счастливо. По разным причинам (одна из главных — «культурная политика» маньчжурских властей) они были надолго потеряны в Китае и обнаружены лишь в XX в. (некоторые издания, например, были найдены в Японии, где они хранятся и сейчас).

Начиная с 30-х годов нашего века повести неоднократно переиздавались, а их исследованием занимались такие замечательные китайские ученые-литературоведы, как Лу Синь, Чжон Чжэньдо, Тань Чжэнби, Ван Гулу, Чжао Цзиншэнь. Примерно в то же время появились квалифицированные исследования повести, сделанные японскими учеными (Синоя Он и др.). Последние хорошо прокомментированные издания вышли в свет в КНР в 50-х годах, после чего в течение двух десятилетий они не только не переиздавались, но подвергались остракизму, подобно другим «ядовитым травам» из сада «феодальной литературы».

Повести Фэн Мэнлуна и Лин Мэнчу давно стали объектом переводческой деятельности. Переводы появились в Париже еще в XVIII в. (перевод первых четырех рассказов сделан французским миссионером Д’Антреколем в 1735 г.). В Японии китайская городская повесть была хорошо известна в XVII и особенно в XVIII в. Она оказала заметное влияние на развитие разных жанров повествовательной литературы в Японии. В наше время существуют переводы на всех крупных европейских языках, а также на японском и других восточных языках (правда, как правило, это лишь переводы отдельных произведений, а не всех повестей из громадной коллекции Фэн Мэнлуна и Лин Мэнчу). Назовем некоторые из наиболее значительных переводов последних десятилетий. В 1957 г. переводчики и литературоведы Ян Сяньи и Гледис Ян выпустили в Китае книгу «Жемчужная шкатулка певички» («The Courtesan’s Jewel Box»), в которую вошли двадцать повестей, переведенных ими на английский язык. В 50-х годах перевод отдельных повестей также на английский язык предпринял китаевед и переводчик С. Бэрч (Stories from Ming Collection. L., 1958). Квалифицированные переводы повестей (или переиздания) за последние два десятилетия неоднократно делались в Японии, например «Собрание памятников китайской литературы» («Тюгоку котэн бунгаку тайкэй», 1970 г.), в котором принимали участие многие японские специалисты по китайской средневековой литературе. Переводами и исследованиями повестей на Западе занимались многие крупные синологи: Андрэ Леви, Линь Юйтан, Дж. Бишоп, Я. Прушек, Ф. Кун, П. Хэнэн, Ма Юань и др. [7] Обстоятельно о существующих переводах и некоторых исследованиях пишут В. Вельгус и И. Циперович в послесловии к книге «Разоблачение божества» (М., 1977, с. 514—516).)

Большую работу в области перевода и исследования китайских повестей проделали советские синологи, которые за последний период подготовили несколько изданий. В числе их, например: «Удивительные истории нашего времени и древности». М., 1962 и «Разоблачение божества». М., 1977 (пер. В. Вельгуса и И. Циперович); «Проделки Праздного Дракона». М., 1966 и «Дважды умершая». М., 1978, а также две повести в Библиотеке Всемирной Литературы: «Классическая проза Дальнего Востока». М., 1975 (пер. Д. Воскресенского); «Нефритовая Гуаньинь». М., 1972 (пер. А. П. Рогачева). Надо сказать, что число русских переводов превосходит количество переводов на западноевропейских языках, но далеко не исчерпывает того, что существует в сборниках Фэна и Лина.

Настоящая публикация (выходит в двух книгах: «Заклятие даоса» и «Возвращенная драгоценность») представляет собой перевод новой большой группы произведений знаменитых китайских литераторов. При отборе повестей мы прежде всего исходили из их художественных качеств, стараясь представить в переводе произведения, обладающие высокими литературными достоинствами. В то же время важно было показать образцы повестей, которые ярко и живо воспроизводят реалии эпохи, общественной и частной жизни людей, культурные традиции, особенности быта, нравы и привычки. Как увидит читатель, «этнографическая» насыщенность повестей очень велика. Не последнюю роль при отборе произведений для перевода сыграл «принцип жанра»: нам хотелось представить в книге образцы жанровых разновидностей во всем их своеобразии. Старая китайская проза разнообразна и сложна, и эту ее многоликость и сложность следует хорошо себе представлять, чтобы правильно понять тот или иной памятник старой литературы и дать ему объективную оценку.

Переводчики стремились передать китайский текст (как прозаический, так и стихотворный) максимально точно, воспроизводя сложную образность его структуры.

Перевод выполнен по китайским изданиям 50-х годов.

Д. Н. Воскресенский

Полное название «Чжан Проныра строил коварные планы, однако Лу Хуэйнян, проявив решимость, уладила свою свадьбу». — Лин Мэнчу. Чукэ пайань цзинци (Рассказы совершенно удивительные. Сборник первый). Шанхай, 1957. Повесть № 16.

В стихах говорится:

Некоторые считают, что самые дурные люди на свете — мошенники, а другие думают, что разбойники. Этих-то больше всех и надобно опасаться. Да так ли это? Вот, к примеру, живет рядом какой-нибудь мошенник, ходит под одним небом с тобой, а ты будто его и не видишь, словно он дух бесплотный — ведь даже тень не падает от него. И не подумаешь, что затеял он пакость или какой-то обман, а он взял и устроил. Часто ни мудрец, ни прозорливец-святой не распознает пройдоху и верит ему всем сердцем, пока тот не сотворит свое мерзкое дело. Иногда все же удается разгадать, но уже поздно. Да, истинно, мошенник не похож на грабителя, который, словно нечистая сила, выползает на дорогу, не похож он и на разбойника, что затаился в каком-нибудь месте укромном.