Карлос Фуэнтес - Аура

— Да, конечно. Вы надеетесь справиться? Avez vous fait des etudes?

— A Paris, madame.

— Ah, oui, sa me fait plaisir, toujours, toujours d'entendre… oui, vous savez… on etait tellement habitue… et apres… [1] — Вы где-нибудь учились? — В Париже, мадам. — О, мне всегда, всегда нравился французский… да… вы понимаете… я так привыкла… а потом… (франц.)

Ты отступишь немного в сторону, и огни свечей, умноженные серебром и стеклами, осветят голову в шелковом чепце — под ним должны быть седые волосы — и сморщенное личико, маленькое, как у ребенка. Высокий белый воротник с частыми пуговицами и теплые одеяла скрывают всю ее, и можно видеть только руки, которые покоятся на животе, бледные руки, окутанные шерстяной шалью. Ты жадно всматриваешься в лицо старой сеньоры, пока кролик не отвлечет тебя своей возней. Тогда в глаза тебе бросится одеяло — истертый красный шелк, усеянный хлебными корками.

— А теперь о деле. Мне осталось жить немного, сеньор Монтеро, и я пересилила себя и дала объявление в газету…

— И потому я здесь.

— Вот именно. Так что соглашайтесь.

— Но мне хотелось бы знать…

— Понятно. Вы, я вижу, любопытны.

Как раз в эту минуту ты разглядываешь ночной столик, загроможденный стаканами, алюминиевыми ложками, коробочками пилюль, склянками с разноцветными снадобьями, а на полу выстроились стаканы с потеками беловатой жидкости — у самой кровати, чтобы можно было дотянуться рукой. Кролик прыгает на пол и растворяется в полумраке, и тут ты замечаешь, насколько эта кровать низкая: она едва возвышается над полом.

— Вы будете получать четыре тысячи песо.

— Я знаю, в сегодняшней газете стоит эта цифра…

— А, значит, газета уже вышла.

— Да, уже вышла.

— Вам предстоит заняться записками моего мужа, генерала Льоренте. Пока я жива, нужно привести рукопись в порядок. Она должна быть издана. Я все-таки решила это сделать.

— А сам генерал… он разве не мог бы…

— Мой супруг скончался шестьдесят лет назад, сударь. Это его неоконченные мемуары. Их надо дополнить. Пока я жива.

— Но…

— Я вам буду рассказывать. А вы будете писать в его манере. Когда вы разберете и прочтете то, что он сам написал, вас заворожит этот слог, эта легкость, эта… эта…

— Я понимаю.

— Сага. Сага! Где она? Ici [2] Поди ко мне (франц.). , Сага…

— Кто это?

— Мой друг.

— Кролик?

— Да, она сейчас вернется.

Ты взглядываешь на старуху, она умолкла, но слово «вернется» так явственно звучит в твоих ушах, словно она повторяет его еще раз. Вы молчите оба. Ты оборачиваешься, и тебя ослепляет трепетный блеск огней ее маленького храма. Ты снова смотришь на сеньору Льоренте. Ее глаза вдруг удивительно широко раскрылись, ясные, чистые, бездонные, темные, и только черная точка зрачка нарушает прозрачность их взгляда, минутой прежде бережно скрытого тяжелыми складками набрякших век и вот уже снова прячущегося — отступающего, мелькнет у тебя в голове — в мрачную глубину своего обиталища…

— Значит, вы остаетесь. Ваша комната наверху. Там очень светло, не то что здесь.

— Мне не хотелось бы обременять вас, сеньора. Я могу не переезжать и просматривать записки дома…

— Вы должны жить здесь. Это мое условие. У нас мало времени.

— Право, я не знаю…

— Аура!..

Старая дама зашевелилась, впервые с той минуты, как ты вошел; ты снова протягиваешь руку и вдруг слышишь взволнованное дыхание, видишь, как еще чья-то рука касается пальцев старухи. Ты поворачиваешься — рядом девушка, она стоит так близко, что можно разглядеть только лицо, к тому же она подошла так неожиданно, так тихо, ты не слышал ее приближения, не слышал ничего, хотя порой мы слышим неслышное и оно звучит в нашем сердце так отчетливо и властно…

— Я вам говорила, она вернется.

— Кто?

— Аура. Мой друг. Моя племянница.

— Здравствуйте.

Девушка наклонит голову, и старуха в точности повторит ее жест.

— Это сеньор Монтеро. Он будет жить у нас.

Ты становишься так, чтобы сияние свечей не мешало видеть. Девушка сидит на постели, веки ее опущены, руки замерли на коленях. Но вот она осторожно, словно боясь яркого света, поднимет ресницы, и ты увидишь ее глаза. Зеленые пенные струи, покой и смятение волн… Ты смотришь и твердишь себе, что это всего лишь глаза, просто красивые зеленые глаза, ты уже встречал такие и встретишь еще. Но нет, обман этот напрасен — перед тобой изменчивые воды моря, и ты знаешь: только тебе откроется их чудная таинственная даль.

— Хорошо. Я буду жить у вас.

Старуха улыбается, даже смеется, благодарит тебя за согласие и велит Ауре показать комнату, а ты думаешь о том, что теперь у тебя будет каждый месяц четыре тысячи песо и работа, которая должна тебе понравиться — ведь ты любишь рыться в старых рукописях, любишь уединение и тишину. Погруженный в эти мысли, ты идешь за девушкой — тебя ведет шорох ее юбки, хрустящий шорох тафты, — и тебе хочется снова увидеть ее глаза. Ты поднимаешься за ней, за шорохом, наверх, в еще непривычных потемках. Аура распахивает какую-то дверь — опять незапирающаяся дверь — и отступает в сторону.

— Вот ваша комната. Через час мы ждем вас к ужину.

Шелестя тафтой, она уходит, а тебе так и не удалось заглянуть в ее глаза.

Времени, должно быть, часов шесть, но комната залита светом. Твой взгляд обращается к потолку, к огромному окну во весь потолок. Ты улыбаешься: даже на закате здесь всегда будет светло, ослепительно светло по сравнению с остальным домом. Ты весело пробуешь матрас на золоченой кровати и оглядываешь свое жилище: красный шерстяной ковер, обои, оливковые с золотом, красное бархатное кресло, старый письменный стол, ореховый, с зеленой кожей, старинная керосиновая лампа — она будет мягко светить тебе вечерами твоих занятий, низко над столом — полка, уставленная книгами. Ты подходишь к другой двери и оказываешься в туалетной комнате, какую можно встретить только в доме прошлого века: фаянсовая ванна на ножках, расписанная цветочками, голубой умывальник, нескладный ватерклозет. Возле умывальника стоит платяной шкаф, тоже ореховый, с большим овальным зеркалом, в котором ты видишь свое отражение: черные глаза смотрят прямо па тебя, густые брови шевелятся, полные губы крупного рта вытянуты и дышат туманом на стекло. Ты сдерживаешь дыхание, закрываешь глаза и тут же открываешь — туман растаял. Ты опять дышишь свободно, проводишь рукой по своим темным волосам, пальцы на миг касаются прямого носа, впалых щек. Лицо в зеркале снова тускнеет: твои губы повторяют имя девушки — Аура…

Ты прилег на постель, выкуриваешь две сигареты, потом взглядываешь на часы. Через минуту ты уже в пиджаке, приглаживаешь волосы и выходишь за дверь. Как спуститься отсюда вниз, где лестница? Если оставить дверь открытой, свет поможет найти дорогу, но как это сделать, ведь пружина тотчас закрывает ее. Эта дверь — качели: вперед — назад, вперед — назад. Можно взять лампу с собой, но ведь ты не осмелишься нарушить вечную тьму этого дома. Да, здесь тебе всегда придется искать дорогу на ощупь.