Верная Чхунхян: Корейские классические повести XVII—XIX вв.

Поблагодарив повелителя за подарок, ласточка покинула дворец.

Незаметно минула зима. А с наступлением весны птицы стали собираться в обратный путь.

Взглянем на нашу ласточку.

Вот она нанесла прощальный визит царю ласточек, а затем с семечком тыквы в клюве взвилась высоко в бескрайнее небо и стремительно понеслась, часто-часто взмахивая крылышками.

Вскоре показался Чэнду. Взглянув на развалины дворца двух жен Лю Бэя [187] Лю Бэй — основатель княжества Шу в период Троецарствия (220—264). — Ми и Гань, ласточка задержалась на минутку у моста Чанфань, где некогда Чжан Фэй [188] Чжан Фэй — военачальник, соратник Лю Бэя. неистово бранил коварного Цао Цао [189] Цао Цао (155—220) — известный военачальник и поэт, отец Цао Пэя, основателя княжества Вэй в период Троецарствия. . Пролетая над Янцзыцзяном, она полюбовалась на места, где в прежние времена отдыхал на лоне природы Су Дунпо. В Яньцзине ласточка опустилась передохнуть на столичные ворота Цзинхуамэнь, окинула взглядом столицу — и снова взмыла ввысь.

Быстро промелькнули внизу Великая стена и город Шаньхайгуань. Остались позади Семьсот ли Ляодуна, Крепость фениксов, и вот она уже за рекою Амноккан. Взглянув сверху на Ыйджу и павильон Тхонгунджон, ласточка опустилась на стены Крепости белой лошади, еще раз бросила взгляд на город Ыйджу и полетела дальше.

Где-то внизу проплыли Пхеньянская управа, холм Моранбон, река Тэдонган. Следом промелькнули казармы в Хванджу, древние развалины на горе Сонаксан, и вот вдали уже показалась Трехглавая гора.

Все тут словно на картинке — и величественные горы, и живописные долины. Полюбовавшись с Колокольной башни бесчисленными лавками и базарами столицы, пешеходами, расхаживающими по улицам, всевозможными товарами, ласточка поднялась над горным кряжем Намсан, оглядела сверху Голову шелкопряда, а затем опустилась на храм и снова полюбовалась видом столицы. До чего же приятно взглянуть на это обилие домов, частых, словно зубья гребня!

Прошмыгнув под сводами Южных ворот, ласточка пересекла реку Тонджаккан и спустя некоторое время прилетела прямо в одну из южных провинций: не то в Чхунчхондо, не то в Чолладо, а может быть, и в Кёнсандо — в деревню, где живет Хынбу.

Взгляните, как резвится наша ласточка: то вверх взмывает, то стрелой несется вниз. Как будто Черный дракон Северного моря играет меж разноцветных облаков с волшебной жемчужиной в пасти, будто то молодой даньшаньский феникс развлекается среди утунов с семечком бамбука в клюве или золотистая иволга, полная любовной страсти, снует в ивовых зарослях, поглядывая по сторонам.

Первой резвящуюся ласточку приметила жена Хынбу. Обрадованная, она стала звать супруга:

— Идите-ка сюда скорее! Смотрите, вон летает прошлогодняя ласточка! И что-то в клюве держит!..

Мигом выбежал Хынбу на улицу и подивился на ласточку. А ласточка, покружив над головой Хынбу, уронила прямо перед ним то самое семечко, которое она принесла с собой.

Хынбу тотчас подобрал его и воскликнул:

— Послушай, жена! Ведь это та самая ласточка, которой мы в прошлом году лечили сломанную лапку! Это она бросила вот эту штуку! Что-то желтое... Уж не золото ли? Но почему оно тогда такое легкое?

— Внутри там что-то желтоватое проглядывает. Может быть, и впрямь золото? — сказала жена Хынбу.

— Какое там золото! — отвечал ей Хынбу. — Разве тебе неизвестно, что Чэнь Пин во время распри между царствами Чу и Хань разбросал в лагере противника сорок тысяч кынов [190] Кын — мера веса, равная 0,6 кг. золота, чтобы изловить Фань Яфу? Смекай сама, откуда теперь взяться золоту!

— Тогда это, наверное, яшма!

— А про яшму люди вот что рассказывают. Однажды в горах Куньлуня случился пожар, и вся яшма и прочие камни сгорели. А из той яшмы, что кое-где уцелела, Чжан Цзыфан [191] Чжан Цзыфан (Чжан Лян, ум. в 189 г. до н. э.) — советник Гао-цзу. смастерил себе флейту и печальной игрой на ней в лунную ночь на горе Цзиминшань привел в смятение восемь тысяч цзяндунских воинов. Нет, это, конечно, не яшма.

— Может быть, это та самая жемчужина, что сияет даже ночью? — терялась в догадках жена Хынбу.

— Э, нет этих жемчужин более на свете. Циский Вэй-ван [192] Циский Вэй-ван (378—343 гг. до н. э.) — правитель княжества Ци. разбил больше десятка шэнов [193] Шэн — мера объема, равная одному литру. таких жемчужин у вэйского Хуэй-вана [194] Хуэй-ван (370—335 гг. до н. э.) — правитель княжества Вэй. , и нынче их уже не сыскать.

— Тогда янтарь?

— А янтаря и подавно теперь не найти. Сперва его прибрал к рукам чжоуский Ши-цзун [195] Ши-цзун (954—959) — император Поздней Чжоу периода Пяти династий. , а позже весь этот янтарь пошел на кубки Тангалю. Подумай, откуда быть нынче янтарю!

— Ну, значит, железо?

— Нет ныне и железа. В царствование Цинь Ши-хуана железо собрали по всем девяти округам Китая и изготовили из него для вящего могущества императора двенадцать печатей. С тех пор этот металл исчез.

— Возможно, это щит черепахи или коралл?

— Ну что ты! Ведь черепаший панцирь — это ширма, а красный коралл — перила. И когда Гуанли-ван [196] Гуанли-ван — по преданию повелитель драконов, обитающий в легендарном Южном море. строил свой подводный хрустальный дворец, он, понятно, извел на него все сокровища моря. Нет, это и не щит черепахи, и не коралл.

— Уж не семечко ли это?

Эта же мысль мелькнула и в голове Хынбу. Присмотревшись внимательнее, он обнаружил в самом центре семени надпись из трех иероглифов: «Тыква — награда добродетели».

— Кажется, это и в самом деле семя тыквы-горлянки, — проговорил Хынбу. — Так же змея из озера Суйху принесла некогда в пасти жемчужину и наградила ею своего спасителя. Не принесла ли ласточка это семя в дар за нашу доброту? Ну что ж! Что дают, то и бери. Будем считать подарок золотом, даже если это комок земли, примем его за яшму, если даже это простой камешек. Будем считать его за счастье даже в том случае, если он — зло.

Выбрав по календарю благоприятный день, Хынбу вскопал у плетня на восточной стороне клочок земли и посадил семечко.

Дня через два-три взошел росток. На четвертый или пятый день стали виться побеги, и в узлах показались листья. Вслед за этим на каждом стебле распустились цветы и завязалось пять тыкв. Тыквы были круглые-прекруглые, и каждая величиной своей напоминала лодку с реки Тэдонган, или колокол со столичной улицы Колоколов, или же, если хотите, большой барабан преподобного Юкквана [197] Юккван — персонаж романа «Облачный сон девяти». .

Бывало, любуется Хынбу тыквами и рассуждает, пересыпая свою речь китайскими оборотами:

— В июне распустились и отцвели цветы, а в июле уже налились плоды. И все они как в поговорке: «Крупные — что кувшины, маленькие — что горшки». Как тут не порадоваться!.. Послушай-ка, жена! Недаром говорят: «Все шелка — за чашку риса». Давай сорвем одну тыкву! Нутро изжарим и съедим, а пустые половинки высушим и продадим на черпаки. Купим риса, наварим каши и поедим на славу!