Артур Конан-Дойль - Топор с посеребренной рукоятью

На дощечке последнего доктора буквы были в полфута высотою, и потому, сопоставив эти два обстоятельства, Риплей невольно подумал, что новый пришелец может оказаться гораздо более опасным конкурентом. Его подозрения подтвердились в тот же вечер, когда он навел справки в медицинском указателе. Оттуда он узнал, что доктор Верриндер Смит обладает высшими учеными степенями, успешно работал в университетах Эдинбурга, Парижа, Берлина и Вены и был награжден медалью и премией Ли Гопкинса за оригинальные исследования по вопросу о функциях передних корней спинномозговых нервов. Доктор Риплей в замешательстве ерошил свои жидкие волосы, читая curriculum vitae {38}своего соперника. Что могло заставить этого блестящего молодого ученого поселиться в маленькой гэмпширской деревушке?

Но, как ему показалось, он скоро нашел разъяснение этой непостижимой загадки. Очевидно, доктор Верриндер Смит просто искал уединения, чтобы без помех предаваться своим научным исследованиям. Дощечка же была прибита просто так, без всякого намерения привлечь пациентов. Он полагал, что его объяснение очень правдоподобно и что он много выиграет от такого приятного соседства. Сколько раз ему приходилось жалеть о том, что он лишен высокого удовольствия общаться с родственным умом. Отныне, к его чрезвычайной радости, это удовольствие станет ему доступно. Именно поэтому он и предпринял шаги, на которые в ином случае ни за что бы не решился. Согласно правилам докторского этикета, вновь прибывший доктор первый делает визит местному доктору, и обыкновенно это правило строго соблюдается. Сам Риплей всегда педантично следовал правилам профессионального этикета и, все же, на следующий день отправился с визитом к доктору Верриндеру Смиту. По его мнению, этим любезным поступком он создавал благоприятную почву для сближения со своим соседом.

Дом оказался чистеньким и благоустроенным. Красивая горничная провела доктора Риплея в небольшой, светлый кабинет. Следуя за горничной по коридору, он заметил в передней несколько зонтиков и дамскую шляпку. Какая жалость, что его коллега женат! Это помешает им близко сойтись и проводить целые вечера, беседуя друг с другом, а ведь эти вечера в таких обольстительных красках рисовались его воображению! Но зато кабинет произвел на него самое благоприятное впечатление. Там и сям были разложены такие дорогие инструменты, какие гораздо чаще встречаются в больницах, чем у частных врачей. На столе стоял сфигмограф {39}, а в углу какая-то машина, похожая на газометр, с употреблением которой доктор Риплей не был знаком. Книжный шкаф, полки которого были уставлены тяжеловесными томами в разноцветных переплетах, на французском и немецком языках, привлек его особенное внимание, и он весь погрузился в рассматривание книг, пока отворившаяся позади него дверь не заставила его обернуться. Перед ним стояла маленькая женщина с бледным, простым лицом, но проницательными насмешливыми глазами. В одной руке она держала пенсне, в другой — его карточку.

—Здравствуйте, доктор Риплей, — сказала она.

—Здравствуйте, сударыня, — ответил он. — Вашего супруга, вероятно, нет дома?

—Я не замужем, — просто ответила она.

—Ах, извините, пожалуйста! Я имел в виду доктора... доктора Верриндера Смита.

—Я — доктор Верриндер Смит.

Доктор Риплей был так поражен, что уронил шляпу и забыл даже поднять ее.

—Как?! — с трудом выговорил он. — Обладатель премии Ли Гопкинса — вы!

Ему никогда не приходилось видеть женщины-врача, и его консервативная душа возмущалась при одной мысли о таком уродливом явлении. Хотя он не процитировал библейского текста, гласящего, что только мужчина может быть врачом и только женщина — кормилицей, однако он чувствовал, что прямо у него на глазах свершилось неслыханное богохульство. На лице доктора Риплея ясно отразились его мысли.

—Мне очень жаль, что я обманула ваши ожидания, — сухо сказала дама.

—Действительно, вы удивили меня, — ответил он, поднимая свою шляпу.

—Вы, значит, противник женского освободительного движения?

—Не могу сказать, чтобы оно пользовалось моей симпатией.

—Но почему?

—Я предпочел бы уклониться от дискуссии.

—Но я уверена, что вы ответите на вопрос дамы.

—В таком случае я скажу вам, что женщины, узурпируя привилегии другого пола, подвергаются опасности лишиться своих собственных.

—Но почему же женщина не может зарабатывать средства к жизни умственным трудом?

—Доктора Риплея раздражало спокойствие, с которым она задавала ему вопросы.

—Я очень хотел бы избежать спора, мисс Смит.

—Доктор Смит, — поправила она его.

—Ну, доктор Смит. Но если вы настаиваете, то должен сказать вам, что я не считаю медицину профессией, приличною для женщины, и что я против женщин, старающихся походить на мужчин.

Это был крайне грубый ответ, и ему тотчас же стало стыдно за свою грубость. Но его собеседница всего лишь приподняла брови и улыбнулась.

—Мне кажется, что вы слишком поверхностно относитесь к проблеме женского равноправия, — сказала она. — Конечно, если в результате женщины становятся похожими на мужчин, то от этого они много теряют.

Своим замечанием она довольно удачно отпарировала его грубую выходку, и доктор не мог не оценить этого.

—Честь имею кланяться, — сказал он.

—Мне очень жаль, что между нами не могут установиться более дружелюбные отношения, раз уж мы соседи, — сказала она.

Он опять поклонился и сделал шаг к двери.

—Удивительное совпадение, — сказала она. — Когда мне подали вашу карточку, я как раз читала вашу статью о сухотке спинного мозга в «Ланцете» {40}.

—В самом деле? — сухо осведомился он.

—Очень талантливая статья.

—Весьма любезно с вашей стороны.

—Но взгляды, которые вы приписываете профессору Питру из Бордо, уже отвергнуты им.

Я пользовался его брошюрой издания 1890 года, — сердито сказал доктор Риплей.

А вот его брошюра издания 1891 года. — Она достала из груды периодических изданий, лежавших на столе, небольшую книжку и протянула ее доктору Риплею. — Посмотрите вот это место...

Доктор Риплей быстро пробежал глазами указанный ею абзац. Не могло быть никакого сомнения: профессор совершенно отказался от взглядов, высказанных им в предыдущей статье. Швырнув книжку на стол, Риплей еще раз холодно поклонился и вышел из кабинета. Взяв вожжи у грума, он обернулся в сторону дома и увидел, что мисс Смит стоит у окна и, как ему показалось, весело хохочет.

Весь день его преследовало воспоминание об их встрече. Он чувствовал, что вел себя в разговоре с госпожой Смит как школьник. Она показала, что знает больше его по вопросу, которым он особенно интересовался. Она держалась учтиво и спокойно, в то время как он был груб и сердился. Но больше всего Риплея угнетала мысль о ее чудовищном вторжении в сферу его собственной деятельности. До сих пор женщина-врач была для него абстрактным, отвратительным понятием, теперь же оно имело реальное воплощение: рядом с ним поселилась докторша, и у нее на дверях была такая же медная дощечка, как у него — очевидно, она рассчитывала на его пациентов. Конечно, он не боялся ее конкуренции, но его возмущало поругание идеала женственности, которым, по его мнению, являлась профессия соседки. Ей, вероятно, не больше тридцати лет, и у нее славное выразительное лицо. Он вспомнил ее насмешливые глаза и твердый, изящно очерченный подбородок. Больше всего он негодовал при мысли о тех испытаниях, которым во время изучения медицины должна была подвергаться ее стыдливость. Мужчина может, конечно, пройти через это, сохранив всю свою чистоту, но женщина — никогда!