Эрих Ремарк - Искра жизни [перевод Р.Эйвадиса]

Они вывалились из своих камер, когда шарфюрер Бройер, два дня спустя, велел открыть двери. Последние тридцать часов они оба, как утопающие, барахтались где-то между обмороком и полуобмороком. В первый день они еще перестукивались друг с другом, потом силы покинули их.

Их вынесли наружу. Они лежали на «танцплощадке», рядом со стеной, окружавшей крематорий. Их видели сотни глаз. Никто не прикасался к ним. Никто не спешил унести их отсюда. Никто не хотел их замечать. Никаких указаний о том, что с ними должно произойти дольше, не было. Поэтому они как бы не существовали. Тот, кто осмелился бы приблизиться к ним, мог сам угодить в бункер.

Через два часа в крематорий были доставлены последние трупы.

— А что с этими? — лениво спросил охранник-эсэсовец. — Тоже в печь?

— Это двое из бункера.

— Они уже откинули копыта?

— Похоже на то.

Эсэсовец заметил, как рука 509-го медленно сжалась в кулак и вновь обмякла.

— Еще нет, — сказал он. У него болела спина. Это ночь с Фритци, в «Летучей мыши», — даже страшно вспомнить! Он закрыл глаза. Он выиграл пари у Хоффмана. У Хоффмана с Вильмой. Бутылка хеннесси. Отличный коньяк. Но теперь он чувствовал себя, как выжатый лимон.

— Спросите в бункере или в канцелярии, что с ними делать, — сказал он заключенному из «похоронной» команды.

Тот вскоре вернулся обратно. С ним пришел рыжий писарь.

— Этих двоих освободили из бункера, — доложил он. — Их надо отправить в Малый лагерь. Приказ господина коменданта.

— Ну тогда убирайте их отсюда. — Эсэсовец нехотя посмотрел в свой список. — У меня по списку тридцать восемь выбывших. — Он пересчитал трупы, аккуратно уложенные в шеренги перед входом. — Тридцать восемь. Все верно. Убирайте этих двух, а то опять мне все перепутаете.

— Четыре человека! — скомандовал капо «похоронной» команды.-Этих двоих живо в Малый лагерь!

Четверо заключенных подняли Бухера и 509-го с земли.

— Сюда! Быстро! — зашептал им рыжий писарь. — Подальше от мертвяков. Сюда!

— Да они же почти готовы, — сказал один из четверых.

— Заткнись! Давай живей!

Они оттащили их от стены. Писарь склонился над ними, приложил ухо к груди 509-го, потом Бухера.

— Они еще живы. Тащите носилки! Быстро! — сказал он, озираясь по сторонам. Он опасался, как бы случайно не появился Вебер и не приказал их повесить. Он дождался, пока принесли носилки. Это были кое-как сколоченные грубые доски, на которых обычно переносили трупы.

— Кладите их на носилки! Быстрее!

У ворот и вокруг крематория всегда было опасно. Здесь постоянно болтались эсэсовцы, и в любую минуту мог появиться шарфюрер Бройер. Он очень не любил отпускать заключенных живыми из бункера. Приказ Нойбауера был выполнен, 509-го и Бухера выпустили из бункера, и они автоматически снова превратились в дичь. Каждый мог сорвать на них зло, не говоря уже о Вебере, для которого было бы просто делом чести угробить их, если бы он случайно узнал, что они еще живы.

— Что за ерунда! — проворчал один из носильщиков. — Тащить их через весь лагерь, чтобы завтра их опять отправили сюда. Они же не протянут и двух часов.

— Какое твое собачье дело, идиот! — вдруг злобно зашипел на него писарь. — Берись за ручки и вперед! Есть среди вас хоть один нормальный человек или нет?

— Есть, — сказал другой носильщик, постарше, берясь за носилки, на которых лежал 509-й. — А что с ними случилось? Что-нибудь особенное?

— Они из 22-го барака. — Писарь посмотрел по сторонам и подошел вплотную к носильщику. — Эти двое позавчера отказались подписать бумагу.

— Какую бумагу?

— Заявление о добровольном согласии для врача-лягушатника. Остальных он забрал с собой.

— Как?.. И после этого их не повесили?

— Нет. — Писарь шел рядом с носилками. — Их надо отправить обратно в барак. Приказ коменданта. Так что шевелитесь, ребята, пока этот приказ кто-нибудь не отменил.

— Ах вот оно что! Понимаю…

Пожилой носильщик вдруг зашагал так широко, что чуть не сшиб своего напарника.

— Ты что, спятил? — обозлился тот.

— Нет. Давай-ка сначала поскорее унесем их отсюда подальше. Потом я тебе все объясню

Писарь отстал. Четверо носильщиков шагали молча и сосредоточенно. Они почти бежали, пока наконец административный корпус не остался позади. Солнце клонилось к горизонту. 509-й и Бухер просидели в бункере на полдня дольше, чем было приказано. Бройер не смог лишить себя этого маленького удовольствия.

Передний носильщик обернулся:

— Ну так в чем дело? Это что, какие-нибудь важные птицы?

— Нет. Это двое из тех шестерых, которых Вебер в пятницу забрал из Малого лагеря.

— А что с ними делали? Похоже, что их просто избили.

— Это само собой. Потому что они отказались идти с капитаном медслужбы, который приходил вместе с Вебером. Из опытной лаборатории где-то поблизости от города, говорит рыжий писарь. Он уже не в первый раз берет людей из лагеря.

Напарник удивленно присвистнул:

— Мать честная! И после этого они еще живы?..

— Как видишь.

Первый покачал головой:

— А после бункера их еще и отправляют обратно в барак? И не на виселицу? Что это случилось? Такого я давно не видал!

Они приблизились к первым баракам. Было воскресенье. Рабочие команды, которые целый день работали, только что вернулись в лагерь. На дорожках было полно заключенных. Через минуту все уже были в курсе дела.

В лагере знали, зачем увели тех шестерых. Знали и то, что 509-й с Бухером угодили в бункер; это стало известно через писарей, но об этом моментально забыли. Никто не ожидал их увидеть живыми. И вот они возвращаются. И даже те, кому неизвестны были подробности, могли убедиться, что возвращаются они не потому, что оказались непригодными, — иначе бы они сейчас не были так похожи на отбивные.

— Пусти-ка. Я помогу тебе, — сказал кто-то из толпы заднему носильщику. — Вдвоем сподручнее.

Он взялся за одну ручку носилок. Его примеру последовал еще один, и через миг каждые носилки несли уже по четыре человека. В этом не было никакой необходимости, 509-й и Бухер весили очень мало. Но заключенным хотелось хоть что-нибудь сделать для них, а ничего другого в эту минуту они сделать не могли. Они несли их так бережно, словно те были из стекла. А впереди, далеко опережая их, летела неслыханная весть: двое, отказавшиеся выполнить приказ, возвращаются живыми. Двое из Малого лагеря. Двое из бараков полуживых мусульман. Никто не знал, что 509-й и Бухер были обязаны своим спасением лишь очередной причуде Нойбауера. Да это было и неважно. Важно было только то, что они отказались и вернулись живыми.

Левинский стоял перед бараком 13 уже задолго до того, как показались носилки.

— Это правда?

— Правда. Вот они. Или не они?