Томас Гарди - Дом англичанина. Сборник

Общение с мисс Блейк и навело впервые Джорджа на мысль всерьез попробовать избавиться от заикания. Естественно, что, имея общее увлечение, молодые люди часто виделись друг с другом, поскольку Джордж постоянно заглядывал в дом священника, чтобы спросить у нее, не знает ли она слова, которое означает нечто «относящееся к профессии водопроводчика». Точно так же и Сьюзан постоянно наведывалась в уютный маленький домик Джорджа, поскольку ее, как и всех девушек, часто ставили в тупик слова из восьми букв, означающие нечто «часто применяемое при изготовлении тарелочных клапанов». Последствия были таковы, что однажды вечером, как раз после того, как она помогла ему выбраться из затруднения со словом «разукомплектованность», молодой человек вдруг прозрел и понял, что она для него — все в этом мире, или — как в силу привычки он определил это сам для себя — дорогая, любимая, родная, обожаемая, глубокоуважаемая и драгоценная.

И все же всякий раз, когда он пытался сказать ей об этом, он не мог пойти дальше какого-то свистящего клекота, от которого на деле было не больше пользы, чем от икоты.

Было очевидно, что необходимо что-то предпринять, и Джордж отправился в Лондон на прием к специалисту.

— Да? — сказал специалист.

— Я-я-я-я-я-я-я, — сказал Джордж.

— Вы хотели сказать?..

— Шо-шо-шо-шо-шо-шо…

— Спойте, — сказал специалист.

— С-с-с-с-с-с-с…? — сказал Джордж в замешательстве.

Специалист объяснил ему. Это был добрый человек с проеденными молью бакенбардами и взглядом трески, склонной к созерцанию.

— Многие люди, — сказал он, — которые обычно не могут отчетливо и членораздельно произнести ни слова, обнаруживают, что, когда они поют, они произносят все внятно и звучно, как колокол.

Это показалось Джорджу хорошей идеей. С минуту он подумал, потом закинул голову назад, закрыл глаза и затянул баритоном.

— Я люблю одну девушку, красивую, красивую девушку , — пел Джордж. — Она чиста, как лилия долины.

— Несомненно, — сказал специалист, слегка поморщившись.

— Она нежна, как вереск, прекрасный пурпурный вереск.

Сьюзан, мой вустерширский колокольчик.

— А! — сказал специалист. — Похоже, что она милая девушка. Это она? — спросил он, прилаживая очки и разглядывая фотографию, которую Джордж извлек из-под нижней рубашки с левой стороны груди.

Джордж утвердительно кивнул головой.

— Да, сэр, — заливался он, — это девочка моя.

Нет, сэр, не думайте — быть может.

Да, сэр, теперь это девочка моя.

И, как проповедника я встречу,

Кстати, кстати, я ему отвечу:

«Да, сэр, это девочка…»

— Так, — произнес с поспешностью специалист. У него был тонкий слух. — Так. Так.

— Если б знали вы Сузи, как я знаю Сузи, — завел было Джордж, но тот его остановил.

— Так. Именно так. Ничего удивительного. А теперь, — сказал специалист, — в чем, собственно, дело? Нет, — поспешил добавить он, когда Джордж набрал в легкие воздуху, — не пойте. Напишите все подробно на этом листке.

Джордж написал.

— Хм! — сказал специалист, просматривая его пространные объяснения. — Вы хотите ухаживать за этой девушкой, добиться ее расположения, быть ее нареченным, с нею помолвленным и обрученным; но находите, что вы не можете, не умеете, не способны, бессильны и не в силах сделать этого. Всякий раз, как вы пытаетесь это сделать, ваши голосовые связки отказывают, не действуют, находятся в неудовлетворительном, отвратительном, непригодном состоянии и оказываются сорваны.

Джордж утвердительно кивнул.

— Не редкий случай. Мне приходилось и прежде иметь дело с подобными вещами. Любовь часто оказывает пагубное влияние на голосовые связки даже таких субъектов, которые обычно весьма красноречивы. Что касается тех, кто всегда заикается, то в 97,569 в периоде случаев из ста божественная страсть приводит их в такое состояние, что они напоминают сифон с содовой, пытающийся декламировать стихи Киплинга. Существует лишь одно средство.

— К-к-к-к-к..? — спросил Джордж.

— Я вам скажу. Заикание, — продолжал специалист, собрав щепоткой кончики пальцев и доброжелательно глядя на Джорджа, — это главным образом явление психическое и вызывается застенчивостью, которая вызвана комплексом неполноценности, который, в свою очередь, вызывается подавленными желаниями или торможением внутренних импульсов или еще чем в таком роде. Всем молодым людям, которые приходят сюда и ведут себя, как сифоны с содовой, я даю один совет, и заключается он в том, что они должны бывать на людях и вменить себе в обязанность каждый день разговаривать по меньшей мере с тремя незнакомыми людьми. Упорно добивайтесь, чтобы незнакомцы разговаривали с вами, каким бы глупым ослом вы сами себе ни казались. Не пройдет и нескольких недель, как вы увидите, что маленькая доза, принимаемая ежедневно, оказала свое действие. Застенчивость исчезнет, а с нею и заикание.

И, потребовав от молодого человека — голосом чистейшего тембра, в котором не было заметно ни малейших следов заикания, — чтобы тот заплатил ему гонорар в размере пяти гиней, специалист выпустил Джорджа в широкий мир.

Чем больше думал Джордж о данном ему совете, тем меньше он ему нравился. В такси, которое отвезло его на вокзал, где он должен был сесть на поезд до Ист-Уобсли, его охватила дрожь. Как и все застенчивые молодые люди, он до сих пор никогда не считал себя застенчивым, предпочитая относить нежелание бывать в обществе своих приятелей на счет редкой утонченности своей души. Но теперь, когда ему со всей прямотой указали на это, он был вынужден признать, что в вещах первостепенной важности он был поистине трусливым зайцем. Мысль о том, что нужно разговаривать с совершенно незнакомыми людьми и насильно втягивать их в разговор, была ему противна.

Но никогда ни один Маллинер не увиливал от неприятных обязанностей. Когда он добрался до платформы и большими шагами пошел по ней к поезду, зубы его были сжаты, глаза светились почти фанатической решимостью, — до окончания своего путешествия он был твердо намерен трижды поговорить по душам, даже если ему придется пропеть все слова до единого.

Купе, в которое он вошел, было в тот момент пусто, но перед самым отходом поезда в него вошел огромный, свирепого вида мужчина. Джордж предпочел бы иметь в качестве первого собеседника кого-нибудь не столь страшного, но взял себя в руки и подался вперед. И когда он это проделал, человек заговорил.

— Пэп-пэп-пэп-пэп-пэп-погода, — произнес он, — как-как-как-кажется, мим-мим-меняется к лэ-лэ-лучшему, нь-не так-к-к ли?

Джордж откинулся назад, будто его стукнули промеж глаз. К этому времени поезд выбрался из темного вокзала, и солнце ярко освещало говорящего, его могучие плечи, квадратную челюсть и главное — глаза, пылающие страшным гневом. Ясно, что было бы безумием ответить такому человеку: «Д-д-д-д-д-да».