Фаддей Булгарин - Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 1

М. М. Сперанский оставил по себе незабвенную память в Сибири. Он был достойным представителем мягкосердия императора Александра, его правосудия и любви к народу. Пока будет существовать Сибирь, до тех пор будут там вспоминать с умилением о Сперанском, как об ангеле-хранителе, ниспосланном самим Богом, внушившим своего помазанника. Я сам видел, и неоднократно, слезы сибиряков при произнесении имени Сперанского! Каждый сибиряк, приезжавший в Петербург, ходил к Сперанскому, как к отцу, чтоб взглянуть на него и услышать звуки его голоса. Это была отрада для каждого! Представитель правительства, возбуждая к себе общую приверженность и доверенность при исполнении своих обязанностей, оказывает правительству величайшую услугу, заставляя любить его.

В два года Сперанский изъездил всю Сибирь, чтоб узнать нужды и средства края, познакомиться на месте с образом жизни, промыслами жителей и управлением, и наконец в 1821 году составил план управления Сибири, который приведен в действие под именем «Сибирского уложения». Характеристическое достоинство этого уложения состоит в том, что в нем не забыты нужды и отношения всех сословий народа – от диких инородцев, коренных жителей Сибири, до богатых граждан и чиновников.

В 1821 году Сперанский призван был в Петербург. В девять лет его отсутствия из столицы все переменилось! Клевета была забыта, и заслуги Сперанского ярко сияли. Император Александр принял Сперанского не только милостиво, но с чувством, и Михаил Михайлович до своей кончины всегда с умилением вспоминал об этом свидании. «Я хотел говорить, изъявить благодарность мою государю, – сказал мне Сперанский, – и не мог… взглянул на него… и залился слезами! Государь обнял меня и сказал: “Забудем прошлое”. – “Нет, государь, – отвечал я сквозь слезы, – я помнил всегда и никогда не забуду ваших милостей и вашей благости. Вы человек, – следовательно, могли ошибиться…”» Император Александр назначил Сперанского членом Государственного совета и членом Комиссии о составлении законов, и он снова начал усердно трудиться на пользу общую.

Ныне благополучно царствующий государь император Николай Павлович почтил высокие заслуги и достоинства Сперанского, поручив ему исполнение величайшего и бессмертного подвига своего царствования – составление Свода законов [1786], и наградил истинно по-царски. Сперанский произведен в действительные тайные советники, получил Андреевскую ленту, графский титул, обеспечение состояния, а в знак своей доверенности государь император предоставил Сперанскому преподавание законодательства его императорскому высочеству государю цесаревичу, наследнику престола.

Всеми любимый и уважаемый граф Михаил Михайлович окончил земное свое поприще в январе 1839 года [1787], на шестьдесят осьмом году от рождения. Труды и внутренние страдания расстроили крепкое его здоровье. Он мог бы еще долго жить для пользы отечества. К общему сожалению, Сперанский не оставил наследника своего имени, которое будет ярко сиять в умственной части народной русской истории!

Сперанский был высокого роста и отлично сложен. Прекрасное лицо его выражало ум и кротость. Высокое чело его запечатлено было гениальностью. Звук его голоса производил какое-то очарование, улыбка проливала в сердце усладу; кроткий взгляд его проникал в душу и возбуждал к нему доверенность. Ничто не могло противостоять его красноречию. Он выражал свои мысли просто, ясно, кратко, а когда был одушевлен, то озарял речь свою лучами поэзии. Никто не говорил по-русски лучше Сперанского, и никто не знал так основательно письменного языка, как он. В каждой его работе виден практический ум математика. Все имеет основание, постепенность, систему, и потому выводы и заключения ясны. Не знаю, может ли быть человек с лучшим сердцем, какое было у Сперанского. Кто только знал его, тот его любил до обожания. Никому не сделал он умышленного зла и великодушно прощал своим врагам. Россию Сперанский любил выше всего в мире, и только человечество ставил выше отечества, т. е. он не желал бы, чтоб слава его основана была на бедствии человеческого рода. Он был вовсе чужд предрассудка, который порождает ненависть или недоброжелательство к иноплеменникам или чужеязычным племенам, составляющим народонаселение России. Религиозность его была высокая, и он был враг ханжества и нетерпимости (intolérance), желая, чтоб каждый поклонялся Создателю по своему внутреннему убеждению. Сперанский был человек истинно европейский, который бы в самых просвещенных странах мог занимать первые государственные должности. Даже враги его не могли ничего выдумать насчет его бескорыстия! Никогда не осквернил он рук своих неправым стяжанием. Все, что он имел, было даром государей, которым он служил верно и усердно. Не было и не будет человека бескорыстнее и честнее Сперанского [1788]. Государственные труды отвлекали его от принятия деятельного участия в отечественной литературе, которую он любил страстно, читал много и уважал и ласкал писателей, которых труды почитал полезными. Однако ж среди государственных трудов он успел написать и издать: 1) «Избранные места из разных творений Фомы Кемпийского», перевод с латинского. СПб., 1819. 2) «О подражании Иисусу Христу, Фомы Кемпийского, и проч.», перевод с латинского, 1819, 1821, 1844 [1789]. 3) «Правила высшего красноречия», напечатано в 1844 году. 4) «Обозрение исторического сведения о Своде законов, и проч.» 1833 года и 5) «Руководство к познанию законов» (напечатано в 1845 г.). Последнее сочинение есть перечень уроков, которые преподавал М. М. Сперанский его высочеству цесаревичу, так сказать его собственная тетрадь, по которой он развивал изустно начала, находящиеся в ней. Влияние М. М. Сперанского на русский язык было сильное и благодетельное. Н. И. Греч в «Опыте краткой истории русской литературы» (первое издание 1822 года, стр. 253) говорит: «Образцами дипломатического слога могут служить манифесты, указы и другие важные акты, изданные с самого вступления на престол ныне царствующего императора (писано при жизни Александра); в числе оных особенно отличаются: манифесты о подтверждении прав дворянства и градских обществ, о кончине великой княгини Александры Павловны, о милиции 1806 года и мн. др. В них нельзя не узнать пера М. М. Сперанского, которому, сверх того, литература и христианское нравоучение обязаны превосходным переводом творения Фомы Кемпийского: “О подражании Иисусу Христу”. Примеры чистого, правильного и благородного слога можно найти в “С.-Петербургском журнале” (1804–9), издававшемся при Министерстве внутренних дел». Все статьи этого журнала, как известно, были писаны или пересмотрены и переправлены Сперанским.

Не только враги, но даже и многие приверженцы М. М. Сперанского упрекали его в слабости характера. Ложное обвинение! Каким образом человек без силы душевной мог дойти до такого высокого звания, без всяких связей, без интриг, одними своими достоинствами? В счастье Сперанский не был горд и несчастье претерпел с Сократовым мужеством, никогда не унижаясь и всегда действуя прямодушно. Разве это не сила характера? Многие требовали, чтоб он рвался, кричал, подавал планы к изменению того, что казалось недостаточным, указывал на зло и т. п. Это беспокойство и движение некоторые называют силою характера . Ложное мнение! Сперанский, не имея на что опереться в случае неудачи, принял за неизменное правило, от которого он никогда не отступал: говорить тогда только, когда его спросят, и писать о том, что представлялось его суждению по его званию или что ему особенно поручено, не вмешиваясь в чужие дела. Это вовсе не означает слабости характера, как многим кажется, но это истинная мудрость. Полагаю даже, что у нас и не должно делать иначе, чтоб не произошло столкновений, недоразумений. Пусть только каждый на своем месте поступает так совестливо и с таким познанием дела, как поступал Сперанский, – было бы довольно! Сперанский был в полной мере человек добродетельный и мудрый в жизни общественной и семейной, в кругу своих приверженцев, которым он был предан душою, и между своими врагами и завистниками, о которых он только сожалел и никогда даже не помышлял о мести. Ни одно пятно не пало на его светлую, тихую, примерную жизнь, и о нем можно сказать то, что сказал Тацит об Агриколе: