Теодор Драйзер - Американская трагедия [Трилогия, другая редакция перевода]

Однако Белла нисколько не была смущена или раздосадована этими замечаниями. Она знала мать, знала, что та безумно любит ее, гордится ее красотой и очень довольна ее успехами в обществе, так же как и отец: он считал Беллу совершенством и никогда не мог устоять перед ее улыбкой, чем она часто пользовалась.

– Недостаточно взрослая, недостаточно взрослая, – с упреком повторила Белла. – Не угодно ли! В июле мне будет восемнадцать. Хотела бы я знать, когда вы с папой сочтете наконец, что я достаточно взрослая и не нуждаюсь в няньках? До каких пор вы меня не будете никуда пускать одну? Неужели, если вы едете куда-нибудь, мне непременно надо ехать с вами, а если я захочу поехать куда-нибудь, так вы должны ехать со мной!

– Белла! – предостерегающе воскликнула мать. Наступило короткое молчание; Белла нетерпеливо ждала; затем миссис Грифитс прибавила: – Ну а что же нам, по-твоему, делать? Вот когда тебе исполнится двадцать один или двадцать два года, – если ты к тому времени еще не выйдешь замуж, – тогда мы подумаем, как отпускать тебя одну. А пока об этом и говорить нечего.

В эту минуту Белла приподняла свою хорошенькую головку и прислушалась: внизу хлопнула дверь, и на лестнице послышались шаги Гилберта Грифитса, единственного сына в семье ликургских Грифитсов, – лицом и сложением (но не манерами и не характером) он очень походил на Клайда, своего двоюродного брата, живущего на Западе.

Это был крепкий двадцатитрехлетний юноша, тщеславный и себялюбивый. Он казался более жестким, чем сестры, и куда более практичным. Вероятно, он был сообразителен и энергичен в делах – область, к которой его сестры не питали ни малейшего интереса. Он был резок и нетерпелив. Свое положение в обществе считал незыблемым и относился с полнейшим презрением ко всему, кроме делового успеха. И, однако, он очень интересовался жизнью местного общества, причем считал себя и свою семью важнейшей его частью. Никогда не забывая о достоинстве и общественном положении семьи, он тщательно взвешивал каждый свой шаг, каждое слово. Случайного наблюдателя обычно поражали в нем надменность и резкость, отсутствие юношеской веселости, казалось бы, свойственной его возрасту. И все же он был молод, интересен и недурен собой, притом обладал острым языком и умел подчас вставить если не блестящее, то злое и меткое словцо. В Ликурге, благодаря положению семьи и своему собственному, он считался одним из самых завидных женихов. Но он был настолько поглощен собственной особой, что вряд ли в его внутреннем мире нашлось бы место для тонкого, подлинного понимания другого человека.

Услышав, что он поднялся по лестнице и вошел к себе, – его комната находилась в глубине дома, рядом с ее комнатой, – Белла выбежала от матери и постучалась к нему.

– Гил, можно к тебе? – окликнула она.

– Конечно.

Весело посвистывая и, очевидно, собираясь куда-то, он доставал фрак.

– Ты куда?

– Никуда. Переодеваюсь к обеду. Вечером поеду к Вайнантам.

– Ах, Констанция, конечно.

– Нет, не Констанция, конечно. С чего ты взяла?

– Как будто я не знаю!

– Перестань. Ты для этих разговоров пришла?

– Вовсе нет. Ты подумай, Финчли собираются на будущее лето построить дачу на Двенадцатом озере, на самом берегу, рядом с Фэнтами, и мистер Финчли покупает для Стюарта моторную лодку длиной в тридцать футов и строит для нее сарай, и еще солярий. Вот номер, а?

– Что за выражения у тебя! Неужели ты не можешь отучиться от жаргона? Говоришь, как фабричная девчонка. Это все, чему вас учат в школе?

– Ну, уж не тебе говорить о жаргоне! А сам? По-моему, ты первый подаешь пример!

– Во-первых, я старше тебя на пять лет. Во-вторых, я мужчина. Лучше бы ты брала пример с Майры – разве она когда-нибудь так разговаривает?

– Ах, Майра!.. Ну, хватит. Ты лучше подумай, они выстроят дачу, и летом у них будет так весело. Хочешь, мы туда поедем? Мы можем поехать, если захотим… только если папа и мама согласятся.

– Ну, не знаю, так ли уж это заманчиво, – ответил брат, хотя на самом деле его очень заинтересовала эта новость. – Мало ли мест, куда можно поехать, кроме Двенадцатого озера.

– Да, конечно, но только не для тех, кого мы знаем. Скажи, пожалуйста, куда еще едут лучшие семьи из Олбани и Утики? Сондра говорит, что на Двенадцатое озеро съедется все лучшее общество, на западном берегу будут самые лучшие дачи. Во всяком случае, Крэнстоны, и Ламберты, и Гарриэты очень скоро туда поедут, – прибавила Белла решительно и вызывающе. – На Лесном озере почти никого не останется из нашего общества, даже если Энтони и Николсоны не двинутся с места.

– А кто сказал, что Крэнстоны переселяются на Двенадцатое? – с живым интересом спросил Гилберт.

– Ну конечно, Сондра.

– А ей кто сказал?

– Бертина.

– Да, эти семейства стали весело жить, – странным тоном и не без зависти заметил Гилберт. – Скоро им станет тесно в Ликурге. – Он резким движением дернул галстук бабочкой, который ему никак не удавалось приладить, и слегка поморщился – воротничок был тесен.

Хотя Гилберт и вошел недавно в дело своего отца в качестве главного контролера над производством, а вскоре рассчитывал стать во главе всего предприятия, он все же завидовал молодому Грэнту Крэнстону, своему ровеснику, юноше очень красивому и привлекательному, который был гораздо смелее в обращении с девушками и пользовался у них большим успехом. Молодой Крэнстон, видимо, считал, что помощь отцу на предприятии можно прекрасно сочетать с некоторой долей светских развлечений, – Гилберт с этим не соглашался. В сущности, молодой Грифитс, если б мог, с удовольствием обвинил бы молодого Крэнстона в распущенности, но тот до сих пор не выходил за рамки благоразумия. И «Крэнстоновская компания плетеных изделий» явно выдвигалась в ряд крупнейших предприятий Ликурга.

– Да, – прибавил Гилберт, помолчав, – они слишком быстро расширяют дело, я бы на их месте вел себя осторожнее. В конце концов они не самые богатые люди на свете.

При этом он подумал, что Крэнстоны не похожи на него и на его родителей: они действуют смелее, хотя, может быть, и не больше гонятся за успехом в обществе. Он им завидовал.

– И знаешь, – восторженно заявила Белла, – Финчли еще устраивают над сараем для яхты веранду с паркетным полом для танцев. И Сондра говорит, Стюарт хотел бы, чтобы ты этим летом погостил у них подольше.

– Да неужели? – сказал Гилберт язвительно и не без зависти. – Вернее сказать, он надеется, что это ты погостишь у них подольше. Я буду занят все лето.

– Ничего подобного он не говорил. И потом, ничего с нами не случится, если мы туда съездим. На Лесном, как я понимаю, хорошего будет мало. Там останутся одни мокрые курицы!