Джеймс Джойс - Улисс [ЛП]

МЁРТВАЯ РУКА: ( Пишет на стене. ) Цвейт – стервец.

РАК: ( В котомке бродяги-прохиндея. ) Что ты делал в бурьяне за Кил-казармой?

МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА: ( Встряхивает погремушкой. ) И под Белибогским мостом?

КУСТ АЛТЕИ: И в Чёртовой долине?

ЦВЕЙТ: ( Жгуче краснеет весь, от переда до ягодиц, три слезы выкатываются из левого глаза. ) Ну, зачем ворошить моё прошлое.

ИРЛАНДСКИЕ ИЗГНАННЫЕ АРЕНДАТОРЫ: ( В нательниках, никебокерах, с добрячим Доннибрукским дубьём. ) Отметелить его! ( Цвейт с ослиными ушами садится к позорному столбу, выпростав ноги перед собой, руки скрещены на груди, он насвистывает Don Giovanni a cenar teco. Артанские сироты, схватившись за руки скачут вокруг него. Девицы из Миссии Тюремных Ворот, взявшись за руки хороводятся в противоположном направлении. )

АРТАНСКИЕ СИРОТЫ: Рыло свиное, яблоко гнилое! Размечтался, что дамы его любят!

ДЕВИЦЫ ТЮРЕМНЫХ ВОРОТ:

ФАНФАРИСТ: ( В эфоде и охотничьей шапке, возвещает. ) И он снесёт грехи людские Азазелу, духу в диких местах пребывающему, и к Лилит, ведьме ночной, и да побьют его каменьем и опаскудят все из Ажендат Нетайма и Лищраима, земель Хамовых. ( Вся публика швыряет в Цвейта мягкие камни пантомимных представлений. Многие законопослушные прохожие и бездомные псы подходят спражниться на него. Приближаются Мастиански и Цитрон в лапсердаках, с длинными пейсами. Они трясут бородами на Цвейта. )

МАСТИАНСКИ И ЦИТРОН: Белиал! Истрийский Лемлайн! Фальшивый мессия! Абулафия! ( Джордж С. Месиас, портной Цвейта, появляется с портновским утюгом подмышкой, представляет счёт. )

МЕСИАС: За переделку пары брюк одиннадцать шиллингов.

ЦВЕЙТ: ( Распотешенно потирает руки. ) Совсем как в старые времена. Бедняга Цвейт! ( Ребен Дж. Додд, чернобородый искариот, негодный пастырь, неся на плече тело своего утопленника-сына, подходит к позорному столбу. )

РЕБЕН ДЖ.: ( Хрипло шепчет. ) Отчирикался. Навар ухнул.

ПОЖАРНАЯ БРИГАДА: Блю-йюх!

БРАТ БУЗ: ( Обряжает Цвейта в жёлтую рясу с орнаментом из языков пламени и в высокий остроконечный колпак. Навешивает мешок с порохом ему на шею и передаёт его гражданским властям, приговаривая. ) Да простятся ему его прегрешения. ( Лейтенант Майерс из Дублинской Пожарной Бригады, по общему настоянию, поджигает Цвейта. Вопли. )

ПАТРИОТ: Благодарение небу!

ЦВЕЙТ: ( В одеянии без единого шва, с ярлыком INCI, стоит навытяжку посреди фениксова пламени. ) Не рыдайте обо мне, О, дочери Эрин. ( Он показывет дублинским репортёрам следы ожога. Дочери Эрин в чёрных одеждах с толстенными молитвенниками и длинными горящими свечами в руках, опускаются на колени и молятся. )

ДОЧЕРИ ЭРИН:

( Хор из шести сотен голосов под управлением м-ра Винсента О'Брайена распевает "Аллелуя" под органный аккомпанимент Джозефа Глинна. Цвейт онемел, осунулся, обуглился. )

ЗОЯ: Давай выбалтывай, пока не видно как краснеешь.

ЦВЕЙТ: ( В шляпе-тирольке с глиняной трубкой сунутой под ленту и в запылённых башмаках; в руке эмигрантский узелок из красного носового платка, ведёт аспидно-чёрную свинью на налыгаче. С лукавинкой во взгляде. ) Теперича, пущай ужо пойду, хозяюшка, а то, клянусь всеми козлами Коннемары, мои папаня и маманя места, небось, не находют. ( Со слезами на глазах. ) Бессмысленно всё. Патриотизм, скорбь по покойникам, музыка, будущность расы. Быть или не быть. Сон жизни минул. Незаметно покинуть её. Пусть они себе живут. ( Печально воззряется вдаль. ) Со мной покончено. Пара пастилок аконита. Задёрнуть шторы. Письмо. И снова лечь, упокоиться. ( С мягким придыхом. ) И больше уж никогда. Я прожил. Честно. Прощайте.

ЗОЯ: ( Задыхаясь, суёт палец себе под бархатку. ) Честно? До следующего раза, как только подвернётся. ( Она фыркает. ) Скорей всего, ты просто встал не с того края кровати, или слишком сразу кончил с самой клёвой из твоих девок. У, я тебя насквозь вижу.

ЦВЕЙТ: ( С горечью. ) Мужчина и женщина. Любовь. Что в этом всём? Бутылка и пробка.

ЗОЯ: ( Вдруг озлясь. ) Как подло и несправедливо. Нечего колоть глаза бледной шлюхе.

ЦВЕЙТ: ( Покаянно. ) Я очень колок. Ты – необходимое зло. Откуда ты? Лондонская?

ЗОЯ: ( Залихватски. ) Из Свинячего Нортона, где кабаны играют на органах. Я родом из Йоркшира. ( Она отстраняет его руку, что щупала её сосок. ) Эй, Томми Щекотунчик. Ты это брось, да начни чего похуже. Имеешь наличные на короткий сеанс? Десять шиллингов?

ЦВЕЙТ: ( Улыбается, медленно кивает. ) Больше, гурия, больше.

ЗОЯ: И маленькую тележку? ( Она небрежно шлёпает его бархатными лапками. ) Заскочишь в муззал глянуть на нашу новую пианолу? Заходи, я сама отшелешу.

ЦВЕЙТ: ( В сомнении держится за свой затылок как заботливая торговка сосредоточенно выверяющая симметричность кучки её наполированных груш. ) Кое-кто жутко приревнует, если узнает. Зелёноглазое чудище. ( Откровенно. ) Сама знаешь, как оно всё непросто. Что тебе толковать.

ЗОЯ: ( Польщённо. ) Что глаз не видит, о том сердце не болит. ( Она шлёпает его. ) Да, иди уж.

ЦВЕЙТ: Ведьма-хохотунья. Рука качающая колыбель.

ЗОЯ: Младенчик?

ЦВЕЙТ: ( В младенческих подгузниках и распашонке, крупноголовый с пушком тёмных волос, не сводит больших глаз с её струящегося халатика и пухленьким пальцем пересчитывает бронзовые застёжки на нём, влажный язык его болтается и шепелявит. ) Лаз, два, тли: тли, два, лаз.

ЗАСТЁЖКИ: Любит. Не любит. Любит.

ЗОЯ: Молчание – знак согласия. ( Маленькими растопыренными коготками она схватывает его руку, её указательный палец роковой приманкой касается его ладони знаком тайного старейшины. ) Горячие руки – холодный зоб.

( Он колеблется среди ароматов, музыки, искушений. Она подводит его к ступеням, маня его запахом своих подмышек, прищуром накрашенных глаз, шелестом халатика, в волнистых складках которого таится львистая вонь всех тварей-самцов, что обладали ею. )

ТВАРИ-САМЦЫ: ( Вдыхая серу течки и срачки, дыбясь в своем загоне, истомно рыкая; их одурманенные головы мотаются туда-сюда. ) Хороша!