Анна Потоцкая - Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Австрийская аристократия с большим почетом приняла графа де Нарбонна, который своими изящными манерами с успехом сглаживал вульгарность Бертье. Я встречалась с графом ежедневно в салоне принца де Линя, где он основал, по его словам, свою главную квартиру.

Здесь, сбросив с себя величие сана чрезвычайного посла, он часто развлекал нас рассказами о высокопоставленных особах, с которыми ему приходилось сталкиваться: возмущаясь в глубине души всем происходившим, они часто не знали, как держаться в том или другом случае, чтобы не навлечь на себя неудовольствие за слишком откровенное неодобрение. Крайне любезный старик граф де Нарбонн в молодости отличался блестящими победами при французском дворе. После революции он искреннейшим образом примкнул к императорскому правительству и даже стремился к славе, хоть и не столь легковесной, как слава повесы, но зато приобретаемой с большим трудом.

Назначенный при Людовике XVI военным министром, он не сумел удержаться на этом высоком посту более трех месяцев. Умеренные роялисты обвинили его в пристрастии к Англии, утверждая, что не следует допускать во Франции иностранного влияния. С другой стороны, клубы с яростью объявили его врагом революции и якобинцев. Граф нашел приют в Швейцарии, а отсюда не замедлил переправиться в Англию, где и получил известие о смерти Робеспьера. Граф был одним из первых, приветствовавших возвышение Наполеона по его возвращении из Египта.

Он был одним из тех богато одаренных людей, которые проходят через историю, не занимая в ней того выдающегося места, которое предназначено им в силу их блестящих способностей. Замечательный воин и ловкий дипломат, он обладал всеми качествами, необходимыми для того, чтобы играть заметную роль в то бурное время. Слава Наполеона ослепила его, а удовлетворенное самолюбие, приведенные в порядок дела и заплаченные высоким покровителем долги сделали его всецело преданным великому завоевателю. Я не раз слышала, как он называл Наполеона не только одаренным несомненным гением, но и чрезвычайно умным человеком. Последнее утверждение резко противоречило отзывам о Наполеоне венских дам: мне как-то случилось присутствовать при одном разговоре, когда дамы пытались доказать при помощи якобы неопровержимых фактов, что чудовище было трусом и скоро сделается полным идиотом вследствие припадков падучей болезни.

Вопреки всем этим вздорным сплетням и бессмысленным выпадам австрийские вельможи показали на торжествах по случаю обручения Марии Луизы весь свой блеск и великолепие. Наполеон, со своей стороны, не жалел миллионов на празднества, но все же не мог затмить блеска австрийской наследственной роскоши внешним лоском, который вообще составлял характерную черту новой династии.

Снова возвращаюсь к графу де Нарбонну, сыгравшему некоторую роль в моей жизни. Мой муж поручил ему проводить меня в Париж к моей тетке, графине Тышкевич, жившей там уже много лет и все не решавшейся покинуть французскую столицу. Наш отъезд из Вены несколько задержался вследствие бракосочетания эрцгерцогини.

Я отправилась к матери, чтобы проститься с ней и получить благословение. Она удивилась моему неожиданному отъезду, но, узнав, что я уезжаю с согласия мужа и его родителей, не имела ничего против. Быстро закончив приготовления к отъезду, я в назначенный день отправилась в путь, имея впереди себя его светлость господина чрезвычайного посланника, который пожелал сам заказывать для меня на станциях лошадей и готовить место для ночлега.

Мой дебют оказался блестящим. На следующей остановке граф попросил у меня разрешение занять место в моей карете, а свой экипаж послать вперед. Я охотно согласилась, так как ехала одна в огромном экипаже и места было более чем достаточно, а граф оказался незаменимым спутником. Будучи свидетелем великой исторической драмы – революции, он знал всех замечательных людей эпохи и, обладая удивительным даром рассказчика, всегда производил сильное впечатление на своих собеседников. Какой приятный сюрприз для долгого путешествия!

Быть может, в обыденной обстановке я заметила бы, что остроты его вымучены, а фразы полны какой-то приторной старомодной любезности, но во время путешествия это ускользнуло от моего внимания. Он никогда и ничем не был озабочен и всегда находился в прекрасном расположении духа. Необыкновенно учтивый, любезный и добрый, граф всецело находился под влиянием своего камердинера, который разорял его, потворствуя его расточительности.

Таким образом мы доехали до Мюнхена, останавливаясь лишь для завтраков и обедов, которые отлично готовил повар графа, а сервировал необыкновенно изящно его камердинер.

Мне чрезвычайно нравилось путешествовать в такой обстановке, и я совершенно не подозревала о намерениях, руководивших моим спутником, и той расплате за любезность, которую он собирался мне предъявить. Я всецело приписывала поведение графа влиянию изысканного века, к которому он принадлежал, и совершенно чистосердечно предполагала, что так поступил бы на его месте всякий француз старого времени.

За две станции до Мюнхена граф отправился вперед, чтобы позаботиться о помещении для меня, так как все отели были переполнены многочисленной свитой королевы Неаполитанской, а также свитой, состоявшей при молодой императрице.

Я приехала в Мюнхен в девять часов вечера. У заставы меня ожидала записка графа с указанием остановиться в «Отеле принцев», где я нашла не только элегантное помещение, но и готовую ванну, в которую с удовольствием погрузилась, как вдруг маленькая дверь, скрытая зеркалом, тихо отворилась и, к моему ужасу, в комнату кто-то проскользнул и встал на колени перед ванной. Я подняла страшный крик. К счастью, горничная, уходя, оставила колокольчик, в который я принялась неистово звонить. Прежде чем она меня услышала, я успела рассмотреть виновника своего внезапного ужаса: это был сам бедный граф де Нарбонн! Ошеломленный произведенным эффектом, он буквально застыл в своей коленопреклоненной позе; сначала мне даже показалось, что он помешался, и я смотрела на него и с ужасом, и с сожалением.

Он успел переодеться, и я еще никогда не видела его одетым так изящно. В довершение этого необычайного маскарада, превратившего шестидесятилетнего старца в модного щеголя, он еще и нарумянился!

Мой страх сменился неудержимым хохотом, когда старый селадон [32] Селадон – томящийся влюбленный, от Celadon ( франц .) – изнывающий от любви пастух, герой пасторального романа XVII века. начал изъяснять мне свои нежные чувства, но

тут на мои звонок наконец прибежала горничная, и бедный герой этого потешного приключения, не без труда поднявшись с колен, убрался совершенно сконфуженный.