Джон Голсуорси - Через реку

– Но она же сказала мистеру Дорнфорду, что ещё увидится с ним.

– Она увидится – завтра утром. Бесполезно ломать себе голову, Динни.

Динни поднялась в свою комнату, но раздеваться не стала. Сделала ли она всё, что в её силах? Ночь для ноября сравнительно светлая и тёплая. До Мелтон-Мьюз, этой тихой заводи, каких-нибудь четверть мили. А что, если тихонько выбраться из дома и ещё раз сходить туда?

Девушка сбросила вечернее платье, надела уличное, шляпу, шубку и прокралась по лестнице. В холле было темно. Она бесшумно отодвинула засов, вышла на улицу и направилась к Мьюз. Добралась до переулка, куда на ночь загнали несколько машин, и увидела свет в верхних окнах дома N 2. Они были открыты, шторы подняты. Динни позвонила.

Через несколько секунд Клер в халате открыла ей дверь:

– Динни, это ты звонила раньше?

– Нет.

– Жалею, что не могла впустить тебя. Идём наверх.

Клер первой поднялась по винтовой лесенке, Динни последовала за ней.

Наверху горел яркий свет и было тепло. Дверь крошечной туалетной распахнута, кушетка в беспорядке. Клер посмотрела на сестру вызывающими и несчастными глазами:

– Да. У меня был Джерри. Ушёл всего минут десять назад.

Динни с ужасом почувствовала, как по спине у неё побежали мурашки.

– В конце концов он же приехал издалека, – продолжала Клер. – Как мило с твоей стороны, Динни, так беспокоиться обо мне!

– Девочка моя!..

– Он поджидал у дверей, когда я вернусь. Я, идиотка, впустила его, а потом… Впрочем, это пустяки. Я постараюсь, чтобы это не повторилось.

– Остаться мне с тобой?

– Нет, не надо. Но выпей чаю. Я как раз заварила. Динни, об этом никто не должен знать.

– Ещё бы! Я скажу, что у тебя ужасно разболелась голова и ты не смогла выйти позвонить.

За чаем Динни спросила:

– Это не меняет твои планы?

– Бог с тобой! Конечно, нет!

– Дорнфорд был сегодня на Маунт-стрит. Мы решили, что самое лучшее рассказать ему, как трудно тебе сейчас приходится.

Клер кивнула:

– Скажи, тебе всё это кажется очень смешным?

– Нет, трагичным.

Клер пожала плечами, затем поднялась и прижала к себе сестру. После молчаливого объятия Динни вышла в переулок, тёмный и пустынный в этот час. На углу, поворачивая к площади, она чуть не налетела на молодого человека.

– Мистер Крум?

– Мисс Черрел? Вы были у леди Корвен?

– Да.

– Там всё в порядке?

Лицо у него было измученное, голос встревоженный. Прежде чем ответить, Динни глотнула воздух.

– Разумеется. Почему вы спрашиваете?

– Вчера вечером она сказала, что этот человек приехал сюда. Я страшно тревожусь.

"Что, если бы он встретил этого человека!" – мелькнуло в голове у Динни, но она невозмутимо предложила:

– Проводите меня до Маунт-стрит.

– Не стану от вас скрывать, – заговорил Крум. – Я с ума схожу по Клер. Да и кто бы не сошёл? Мисс Черрел, по-моему, ей нельзя жить одной в этом доме. Она рассказывала, что он приходил вчера, когда вы были у неё.

– Да. Я увела его, как увожу вас. Я считаю, что мою сестру нужно вообще оставить в покое.

Крум весь словно съёжился.

– Вы были когда-нибудь влюблены?

– Была.

– Тогда вы понимаете, что это такое!

Да, она понимала.

– Не быть рядом, не знать, что с ней всё в порядке, – настоящая пытка! Она смотрит на вещи легко, но я не могу.

Легко смотрит на вещи! Ох, какое лицо было у Клер! И Динни не ответила.

– Пусть люди думают и говорят, что угодно, – внешне непоследовательно продолжал молодой человек. – Чувствуй они то же, что я, они бы просто не выдержали. Я не собираюсь быть навязчивым, честное слово, но мысль, что этот человек смеет ей угрожать, невыносима для меня.

Динни сделала над собой усилие и спокойно возразила:

– По-моему, Клер ничто не угрожает. Но может угрожать, если станет известно, что вы…

Он выдержал её взгляд.

– Я рад, что вы рядом с ней. Ради бога, оберегайте её, мисс Черрел!

Они дошли до угла Маунт-стрит. Девушка подала ему руку:

– Можете не сомневаться: я буду с Клер, что бы ни случилось. Спокойной ночи. И не унывайте.

Он стиснул ей руку и бросился прочь, словно дьявол гнался за ним по пятам. Динни вошла в холл и осторожно закрыла дверь на засов.

Какой тонкий лёд под ногами! Девушка еле нашла в себе силы подняться по лестнице и, опустошённая, рухнула на постель.

На другой день к вечеру, входя в Бэртон-клуб, сэр Лоренс Монт испытывал чувство, хорошо знакомое каждому, кто берёт на себя заботу об устройстве чужих дел, – смесь неловкости; сознания своей значительности и желания удрать подальше от того, что предстоит. Баронет не знал, что он скажет Корвену, чёрт бы его побрал, и зачем он должен ему это говорить, если, по его, сэра Лоренса, мнению, самый разумный выход для Клер – ещё раз попробовать начать семейную жизнь. Узнав от швейцара, что сэр Джералд в клубе, он осторожно заглянул в несколько комнат и в четвёртой по счёту, такой маленькой, что у неё могло быть только одно назначение служить для писания писем, обнаружил зверя, за которым охотился. Корвен сидел в углу, спиной к входу. Сэр Лоренс занял место за столиком, поближе к двери, чтобы разыграть удивление, когда Корвен будет выходить и наткнётся на него. Нет, этот тип сидит непозволительно долго! Сэр Лоренс увидел на столе "Справочник британского государственного деятеля" и от нечего делать перелистал раздел об английском импорте. Наткнулся на картофель: потребление – шестьдесят шесть с половиной миллионов тонн, производство – восемь миллионов восемьсот семьдесят четыре тысячи тонн. Где-то на днях он читал, что мы ежегодно ввозим свинины на сорок миллионов фунтов стерлингов. Сэр Лоренс взял листок бумаги и набросал:

"Ограничение ввоза и покровительственные пошлины на те продукты, которые можно производить самим. Годичный ввоз: свинины – на сорок миллионов фунтов, птицы, скажем, – на двенадцать, картофеля – бог его знает на сколько. Всю свинину, все яйца и добрых пятьдесят процентов картофеля производить у себя. Почему бы не составить пятилетний план? Уменьшать с помощью покровительственных пошлин ввоз свинины и яиц на одну пятую, ввоз картофеля – на одну десятую в год, постепенно заменяя привозную продукцию отечественной. К концу пятилетия перейти на свою свинину и яйца и наполовину на свой, английский картофель. Сэкономить, таким образом, восемьдесят миллионов на импорте и практически сбалансировать внешнюю торговлю".

Он взял второй лист бумаги и начал писать:

"Редактору "Тайме".

План грех "К".

Сэр,

Нижеследующий простой план сбалансирования нашей торговли заслуживает, по нашему мнению, внимания всех, кто предпочитает идти к цели кратчайшим путём. Есть три продукта питания, ввоз которых обходится нам в… фунтов ежегодно, но которые мы можем производить сами, причём, смею утверждать, это не повлечёт за собой повышения стоимости жизни, если, конечно, мы примем элементарную меру предосторожности, повесив первого же, кто начнёт ими спекулировать. Эти продукты суть картофель, яйца, свинина, для краткости именуемые нами тремя «К» (картофель, курица, кабан). Наш план не обременит бюджет, так как для осуществления его нужно только…"