Алексей Толстой - Собрание сочинений в 10 томах

Широко разлился синий Буг.
По берегу ограда. [33]
Кузнец кует железный плуг,
В саду гуляет лада.
«Кузнец, – кричит, – оставь ковать:
Волна о брег клокочет, —
То змей из моря вышел вспять,
Ласкать меня он хочет!..»
Кузнец хватил клещи в огонь,
На дверь надвинул болты.
А змей скакал, встряхая бронь
По брюху ржаво-желтый.
«Открой, кузнец!» – был скорый зык;
Сквозь дверь лизнуло жало;
Словил кузнец клещьми язык,
Каленными доала.
Завыл от боли змей и вдруг
Затих: «Пусти на волю».
Кузнец сказал: «Впрягайся в плуг,
Иди, ори по полю».
И змей пошел, и прах степной
С бразды поднялся тучей.
К закату змей истек слюной
И встал, хрипя, над кручей…
По ребрам бил его кузнец…
А окиан червленый
Гудел. И змей, согнув крестец,
Припал к воде соленой…
И пил, мутя волну с песком,
Раздулся выше гор он…
И лопнул… Падалью влеком,
На камне граял ворон.

Из болот да лесов мы идем,
Озираемся, песни поем;
Нехорошие песни – бирючьи,
Будто осенью мокрые сучья
Раскачала и плачется ель,
В гололедицу свищет метель,
Воет пес на забытом кургане,
Да чернеется яма в бурьяне,
Будто сына зарезала мать…
Мы на свадьбу идем пировать:
Пированье – браги нет,
Целованье – бабы нет,
И без песни пиво – квас,
Принимай, хозяин, нас.
Хозяину, хозяюшке – слава! [34]
Невесте да молодцу – слава!
Всем бородам поклон да слава!
А нам, дуракам, у порога сидеть,
В бубенцы звенеть да песни петь,
Песни петь, на гуслях играть,
Под гуслярный звон весело плясать…
Разговаривай звончее, бубенцы!
Ходу, ходу, руки, ноги, – лопатцы…
Напоил, хозяин, допьяна вином,
Так покажь, где до рассвета отдохнем;
Да скажи-ка, где лежит твоя казна,
Чтоб ошибкою не взять ее со сна.
Да укажь-ка, где точило мы найдем, —
Поточить ножи булатные на нем;
Нож булатный скажет сказку веселей…
Наливай-ка брагу красную полней…
Скоморохи, скоморохи, удальцы!
Стоном-стонут скоморошьи бубенцы!

Как лежу, я, молодец, под Сарынь-горою, [35]
А ногами резвыми у Усы-реки…
Придавили груди мне крышкой гробовою,
Заковали рученьки в медные замки.
Каждой темной полночью приползают змеи,
Припадают к векам мне и сосут до дня…
А и землю-матушку я просить не смею —
Отогнать змеенышей и принять меня.
Лишь тогда, как исстари, от Москвы Престольной
До степного Яика грянет мой Ясак [36]—
Поднимусь я, старчище, вольный иль невольный,
И пойду по водам я – матерой казак.
Две змеи заклятые к векам присосутся, [37]
И за мной потянутся черной полосой…
По горам, над реками города займутся
И година лютая будет мне сестрой.
Пронесутся знаменья красными столпами;
По земле протянется огневая вервь;
И придут Алаписы с песьими главами, [38]
И в полях младенчики поползут, как червь.
Задымятся кровию все леса и реки;
На проклятых торжищах сотворится блуд…
Мне тогда змееныши приподнимут веки…
И узнают Разина. И настанет суд.

Наползают медные тучи,
А из них вороны грают.
Отворяются в стене ворота.
Выезжают злые опричники,
И за рекой трубы играют…
Взмесят кони и ростопель
Кровь с песком горючим.
Вот и мне, вольному соколу,
Срубят голову саблей
Злые опричники.

В поле голодном
Страшно и скучно.
Ветер холодный
Свищет докучно.

Крадется ночью
Стая бирючья, —
Серые клочья, —
Лапы что крючья.

Сядут в бурьяне,
Хмуро завоют;
Землю в кургане
Лапами роют.

Пастырь Егорий [39]
Спит под землею.
Горькое горе,
Время ночное…

Встал он из ямы,
Бурый, лохматый,
Двинул плечами
Ржавые латы.

Прянул на зверя…
Дикая стая,
Пастырю веря,
Мчит, завывая.

Месяц из тучи
Глянул рогами,
Пастырь бирючий
Лязгнул зубами.

Горькое горе
В поле томится.
Ищет Егорий,
Чем поживиться…

По Волхову струги бегут,
Расписаны, червленые…
Валы плеснут, щиты блеснут,
Звенят мечи каленые.
Варяжий князь идет на рать
На Новгород из-за моря…
И алая, на горе, знать,
Над Волховом горит заря.
Темны леса, в водах струясь.
Пустынны побережия…
И держит речь дружине князь:
«Сожгу леса медвежие.
Мой лук на Новгород согну,
И кровью город вспенится…»
…А темная по мху, по дну
Бежит за стругом ведьмица.
Над лесом туча – черный змей
Зарею вдоль распорота.
Река кружит, и вот над ней
Семь башен Нова-Города.
И турий рог хватает князь
Железной рукавицею…
Но дрогнул струг, вода взвилась
Под ведьмой, девой птицею.
Взлетела ведьмица на щегл, [40]
И пестрая и ясная:
«Жених мой, здравствуй, князь и сокол.
Тебя ль ждала напрасно я?
Люби меня!..» – в глаза глядясь,
Поет она, как пьяная…
И мертвый пал варяжий князь
В струи реки багряные.

Покатилось солнце с горки,
Пало в кованый ларец.
Вышел ночью на задворки
Чернобровый молодец.
В красном золоте рубаха,
Стан – яровая сосна;
Расчесала кудри пряха —
Двадцать первая весна.
«Что ж, не любишь, так не надо,
Приворотом привяжу,
В расписной полюбу-ладу
Красный терем посажу».
За болотом в мочежине, [41]
Под купальский хоровод,
Вырастает на трясине
Алым цветом Приворот. [42]
Парень в лес. А лес дремучий:
Месяц вытянул рога;
То ли ведьмы, то ли тучи
Растянули полога.
Волчий страх сосет детину:
«Вот так пень! А, мож, старик?»
О дубовую стволину
Чешет спину лесовик. [43]
На лету сова мигнула:
«Будет лихо, не ходи!»
За корнями подсопнуло,
Кто-то чмокнул позади.
Кочки, пни, и вот – болото:
Парень лег за бурелом:
Зачинается работа,
Завозился чертов дом!
Ведьмы ловят месяц белый, —
В черных космах, нагишом:
Легкий, скользкий, распотелый
Месяц тычется ребром.
Навалились, схоронили,
Напустили темноты,
И в осоке загнусили
Длинношеие коты.
Потянулись через кочки
Губы в рыжей бороде;
Завертелся в низкой бочке
Куреногий по воде.
И почло пыхтеть да гнуться,
Шишкой скверной обрастать,
Раскорякою тянуться,
Рожи мерзкие казать;
Перегнется, раскосится,
Уши на нос, весь в губу…
Ну и рожа! Сам дивится…
Гладит лапой по зобу.
Ведьмы тиной обливают
Разгоревшийся живот…
А по кочкам вырастает
Ясно-алый Приворот.
Парень хвать, что ближе было,
И бежать… «Лови! Держи!» —
По болоту завопило,
В ноги бросились ежи.
Машут сосны, тянут лапы,
Крылья бьют по голове…
Одноногие арапы
Кувыркаются в траве.
Рано утром закричали
На поветях кочета;
Рано утром отворяли
Красны девки ворота.
По селу паленый запах.
Парень-камень у ворот,
А на нем, в паучьих лапах,
Алой каплей – Приворот.