Иван Калашников - Дети на дороге

– Андрюха, это ты?

– Купи себе цветы, – раздражённо отозвался Андрей. Это он мог себе позволить – раздражение. – Я тут уже полчаса стою…

– Я тоже, – сказал Вадик, приблизившись к нему, – только с другой стороны. Ну, как – результативно?

– Более чем, – Андрей ткнул ему в грудь рюкзаком. Свободной рукой он массировал свою собственную грудь поверх джинсовой рубашки, неудачно всё-таки приземлился на тополь. – Антон тебе привет передал…

Услышав это, Вадик перестал рыться в рюкзаке, Андрею показалось, что он чувствует на своём лице его обжигающий взгляд.

– Вы.... беседовали? – осторожно спросил Вадик.

– Ага. Через дверь, – Андрей поморщился, ёлки-палки, как всё-таки болят рёбра!

– А он тебе ничего не говорил? – продолжал допытываться Вадик.

– Говорил! – вспылил Андрей. – Сказал, если тебя найдёт, – скальп снимет и вместо талисмана в автомобиль повесит! Вали отсюда, надоели вы мне все, хуже горькой редьки!

Не выдержав, он первым зашагал прочь, наобум прыгал по перекопанной земле, – к будке подводили новый кабель, года два, наверное, если не больше подводили, сволочи, сначала асфальт кладут, потом кабель подводить начинают, или трубы прокладывать!

Было начало десятого. Домой идти не хотелось – не, потому что там его мог ждать Антон, этот уже знает, что ничего от него не добьётся – просто, потому что не хотелось. Хотелось увидеть какие-то нейтральные лица, которые от него ничего не хотят и кому он даром не нужен. Андрей пошёл на Городок.

Был Город и был Городок, маленький развлекательный центр, окружённый студенческими общежитиями, наполненный летними кафе. Лето давно уже кончилось, но кафе – столики и стульчики под зонтиками – продолжали свое существование. Местами под одним зонтиком размещалось человек пятнадцать-двадцать за двумя бутылками колы и мороженым. Сначала официанты прогоняли таких вот посетителей, потом кроме них никого не осталось. Здесь играли в карты, вели длинные умные разговоры, целовались, слушали музыку из полусломанных радиоприёмников, рисовали друг на друге смывающиеся татуировки, курили и продавали траву и «колёса» – здесь жило и наслаждалось жизнью скудное на денежные знаки поколение. Под потрёпанными зонтами, украшенными рекламой, клубилась жизнь, независимая от всего земного, бесполезная и безразличная к событиям вокруг них.

– Привет.

– Привет.

– Привет

– Привет

– Здорово!

– Привет

– О-о-о, какие люди без охраны!

– Привет.

– Хай!

– Привет…

Больше всего Андрей опасался дружеских похлопываний по плечу, но обошлось, им лень было подниматься со своих мест, им лень было обмениваться рукопожатиями, святая корова, куда уж там до похлопываний по плечу! Удивительно бесполезное поколение, бесконечно бестолковое поколение!

Андрей надолго нигде не останавливался, обменивался парой фраз, потому что там, в самом конце, на невысоком кирпичном турникете, загорелся взгляд голубых глаз, мельком задевая его, заставляя обратить на себя внимание.

– Привет.

– Здравствуй, Мэри, – сказал Андрей.

Девушку звали не Мэри, Мариной, но вот ведь привязалось, даже сейчас он называет её только так. Парень, моложе его, догадливый, сполз с турникета, «увидимся», растворился в общей массе. Андрей не спешил занимать его место, стоял перед девушкой, сунув руки в карманы. Как будто отгораживал её от всего остального.

– Ты подстриглась, – сказал он.

– Уже давно, – она махнула рукой, длинные ресницы порхнули в воздухе.

– Как живёшь?

– Нормально.

– А в частности? – усмехнулся Андрей.

– Не для прессы?

– Не для прессы…

– Нормально, – она повторила не только слово, но и интонацию. – Ты как сюда попал?

– Мимо проходил, дай, думаю, зайду…

– М-да… – вновь порхнули ресницы. Как бабочка с голубыми крыльями. – Не с кем разделить вечер?

– Уже разделил, – заверил её Андрей. – С Вадиком…

– А-а-а… Что-нибудь получилось?

– Получилось…

Разговор набирал обороты, как снежный ком, катящийся с горы. Вскоре они уже перебивали друг друга, и вот уже он сидит рядом с нею на турникете…

– Ну почему именно я? – в сотый раз спрашивал Андрей. Стива, сосредоточенно рассматривая носки своих туфель, водруженных на стол, говорил:

– Вон, зеркало в шкафу, встань да посмотри…

Андрей тяжело поднялся с дивана, открыл дверцу. Посмотрел. Ничего особенного: высокий лоб, зелёные глаза, когда щурится – они превращаются в щели, нос с горбинкой – врождённый дефект, губы слишком часто деформируются в грустной улыбке, подбородок ничем особенным не выделяется, силу воли не проявляет. Вот когда сжимаются зубы! Тогда совсем другое дело…

– У меня что, дворянское происхождение? – поинтересовался Андрей, созерцая своё отражение в зеркале.

– Хуже, – сказал Стива. – У тебя по происхождению добрая и открытая душа…

– Настолько открытая, что она пришла ко мне и отмочила такое…

– Именно настолько открытая, – заявил Стива. – ни больше, ни меньше. Между прочим, – она могла попросить и большего…

– Например?

– Напряги башню…

«Башня» как-то не вязалась с теперешним Стивой, словечко из студенческого сленга выпрыгнуло, как швабра из нечаянно открытого чулана.

– Ты – симпатичный молодой человек – продолжал тем временем Стива, – без вредных привычек (он покосился на пепельницу с горой наполненную окурками). Ну, почти без вредных… Порядочный и ответственный. Свободный…

– Вот именно, Стива! – воскликнул Андрей. – Вот именно – свободный! Ни больше, ни меньше!..

Шуршали постельные простыни в темноте, сливались шумные дыхания двух людей, иногда слышался стон, иногда – неразборчивое бормотание или даже смех. Потом, когда за полупрозрачными шторами небо начало набираться светом, всё это закончилось. Обнажённая стройная девичья фигурка выскользнула из-под одеяла, наполнила спальню обильным теплом, казалось, будто шторы колыхнулись именно от этого тепла, а не от движения воздуха.

Мэри удалилась из комнаты, но остался её запах в постели и вкус её губ на губах Андрея. Он знал, что она вернётся, но чувство одиночества вернулось к нему с ошеломляющей скоростью. Он высунул голову со всколоченными влажными волосами. На груди лежать было больно, он перевернулся на спину, уставился в потолок, раскинув руки в стороны. Я – птица, думал он, полетели со мною, Мэри…

– Ну и пылища, – сказала девушка, вновь появившись спальне. – Лет сто, наверное, не убирали…

Она взяла с невысокого пуфика его рубашку и проворно натянула её на себя, устроилась на краешке постели, грациозно сложив длинные стройные ноги…

Когда-то давно, много миллионов лет назад это было постоянно. Вот так вот она сидела на краю постели, только в своём собственном халате; Мэри жила с ним, убирала в квартире, которую снимали они вместе, готовила ему обеды, гладила его рубашки. Они жили вдвоём, и тогда казалось, что это будет бесконечно.