Иван Гончаров - Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах Том 5

Что-то помешало ему ринуться на поприще жизни и лететь по нем на всех парусах ума и воли. Какой-то тайный враг положил на него тяжелую руку в начале пути и далеко отбросил от прямого человеческого назначения… И уж не попасть

2ему, кажется, из глуши и дичи на прямую тропинку. Лес кругом его, и в душе всё чаще и темнее, тропинка зарастает более и более; светлое сознание ‹л. 49 об.›

3просыпается всё реже и реже

166

и только на мгновение будит спящие силы, а ум и воля давно парализованы, и, кажется, безвозвратно, развивается одно тело… События его жизни умельчились до микроскопических размеров, но и с теми событиями не справится он: он не переходит от одного к другому, а перебрасывается ими, как с волны на волну; он не в силах одному противупоставить упругость воли или увлечься разумно вслед за другим.

Горько становилось ему от этой тайной исповеди своей жизни…

1Бесплодные сожаления о минувшем, жгучие упреки совести кололи его, как иглы, и он всеми силами старался свергнуть с себя бремя этих упреков, найти виноватого вне себя и на него обратить жало их. Но на кого?

2

Он охал, вздыхал, ворочался с боку на бок;

3охи и вздохи его долетали даже до ушей Захара.

– Эк его там с квасу-то раздувает! – с неудовольствием ворчал Захар.

– Отчего же это я не как «другие»? – с грустью сказал

4он, кутаясь опять в одеяло с головой.

5

Он бесполезно искал враждебное начало, мешающее ему жить как следует, и дремота опять начала понемногу овладевать им.

6

167

– И я хотел бы тоже…

1– говорил он, мигая с трудом… – что-нибудь такое… разве природа уж так обидела меня… да нет! слава Богу… жаловаться нельзя.

За этим послышался примирительный вздох. Илья Ильич [начал] приходил в нормальное свое состояние

2спокойствия и апатии.

– Видно, уж так судьба… что ж мне тут делать?… – едва шептал он, одолеваемый сном.

3– Однако… любопытно бы знать… отчего я… такой?…

4

Веки у него закрылись совсем.

5

– Должно быть… это… оттого… – силился было [досказать] [выговорить] [доска‹зать›] выговорить он [Но он] и не выговорил.

Но он

6не додумался до причины: язык и губы [смолкли] [остались как] мгновенно [отказал‹ись?›] замерли на полуслове и остались, как были, полуоткрыты. Вместо слова послышался вздох, и вслед за тем [началось] начало еще раздаваться ровное храпенье безмятежно спящего человека. ‹л. 50›

Сон остановил медленный и ленивый поток его мыслей и мгновенно перенес его в другую эпоху, к другим людям, в другое место, куда перенесемся за ним и мы с читателем в следующей главе.

Только что храпенье Ильи Ильича достигло слуха Захара, как он прыгнул осторожно, без шума, с лежанки, вышел на цыпочках в сени, запер своего барина на замок и отправился к воротам.

– А! Захар Трофимыч: добро пожаловать! давно вас не видно! – заговорили на разные голоса кучера, лакеи, [цирюл‹ьники›], бабы и мальчишки у ворот.

– Что ваш-то? со двора, что ли, ушел? – спросил дворник.

– Дрыхнет! – мрачно и отрывисто прохрипел Захар.

168

– Что так? – спросил кучер, – рано бы, кажется, об эту пору… нездоров, видно?

– Э! какое нездоров: нарезался да и дрыхнет!

1выпил полторы бутылки

2мадеры да два штофа квасу да вон теперь и завалился.

3

– Что ж это он нынче так подгулял? – спросила одна из женщин.

– Нет, Татьяна Ивановна, – отвечал Захар, бросив на нее известный читателю односторонний взгляд, – не то что нонче: совсем никуда не годен стал – и говорить-то тошно.

– Видно, как моя, – со вздохом заметила она.

– А что, Татьяна Ивановна, поедет она сегодня куда-нибудь? – спросил кучер, – мне бы вон тут недалечко сходить?

– Куда ее унесет! – отвечала Татьяна. – Сидят с своим ненаглядным да не налюбуются друг на друга.

– Он к вам частенько, – [заметил] дворник, – надоел по ночам, потаскун

4проклятый: уж все выйдут, и все придут: он всегда последний, да еще ругается, зачем парадное крыльцо заперто… стану я для него тут караулить крыльцо-то?

– [Дурак] Какой дурак, братцы, – сказала Татьяна, – так эдакого поискать: [мало] чего-чего не дарит ей. Разрядится, точно пава, и ходит, а кабы кто посмотрел, какие юбки да какие чулки носит, так срам смотреть – грязь. Шеи по две недели не [мыла] моет, [а он ничего!] а лицо намажет… Иной раз согрешишь, право, подумаешь: «Ах ты, убогая: надела бы ты платок на голову да шла бы в монастырь, на богомолье…»

Все, кроме Захара, засмеялись.

– Аи да Татьяна Ив‹ановна›, мимо не попадет!

– Да право! – заговорила Татьяна, – как это господа пускают с собой эдакую…

– Куда это вы собрались? – спросил ее кто-то. – [ – За платьем послала, щеголиха-то моя…] Что это за узел у вас?

169

– Платье несу к портнихе; послала щеголиха-то моя: вишь, широко. А как станем с Дуняшкой тушу-то стягивать, так руками после три дня

1делать ничего нельзя: все обломаешь. Ну, мне пора, прощайте, пока!

– Прощайте, прощайте! – сказали некоторые. – Приходите-ка ужо вечерком.

2

– Да не знаю как; может, приду, а то так… уж прощайте!

– Ну прощайте, – сказали все.

– Прощайте… счастливо вам, – отвечала она, уходя.

– Прощайте, Татьяна Ив‹ановна›! – крикнул

3ей вслед кучер.

– Прощайте! – звонко откликнулась она издали.

Когда она ушла, Захар как будто ожидал своей очереди говорить. Он сел на чугунный столбик у ворот и начал болтать ногами, угрюмо и рассеянно поглядывая на приходящих и проезжающих.

– Ну как ваш-то сегодня, Захар Трофимович? – спросил дворник.

– Да как всегда: бесится с жиру, – сказал Захар, – а всё за тебя, по твоей милости перенес я горя-то немало: всё [о ква‹ртире›] насчет квартиры-то бесится: больно не хочется съезжать…

– Что я – то виноват? – сказал дворник. – По мне живите хоть век: нешто я тут хозяин, не я хозяин: мне велят… кабы я был хозяин; а то я не хозяин…

– Что ж он, ругается, что ли? – спросил чей-то кучер.

– Уж так ругается, что как только Бог дает силу переносить!

– Что ж он? ‹л. 50 об.›

– Ну что ж [ведь добрый ба‹рин›], это добрый барин, коли всё ругается; коли ругается, [так не высекет] так лучше [пусть], – продолжал тот, – чем пуще ругается, тем лучше, по крайней мере, не прибьет, коли ругается, а вот как [мой] я жил у одного: ты еще не знаешь – за что, а уж он, смотришь, и за волосы держит, – сказал один лакей, медленно, со скрыпом

170

открывая круглую табакерку, и [все] руки всей компании, кроме Захаровой, потянулись за табаком, началось всеобщее нюханье, чиханье и плеванье.

Захар презрительно ожидал, пока этот кончит свою тираду, и, обратившись к кучеру, продолжал:

– Опозорит человека

1ни за что ни про что,

2это ему нипочем.

– Неугодлив, что ли?

3– спросил кучер.

4