Бертольд Брехт - Трехгрошовый роман

С первой же минуты во всех лавках Крестона одновременно начало твориться нечто удивительное и малоприятное.

Покупатели вели себя как-то странно.

Только-только проникнув в помещение, они уже опрометью бросались к прилавкам. Никто не выбирал. Ажиотаж начинался у полок, расположенных поближе к выходу, и постепенно распространялся на более отдаленные. Покупатели без разбора хватали партии одних и тех же товаров, запихивали их в кошелки и даже в мешки, оплачивали довольно крупными кредитками и поспешно удалялись, чтобы через несколько минут вернуться вновь.

Крестон очень скоро заметил, что происходит нечто странное. Это не были нормальные покупатели, это не были те недоверчивые, придирчивые, враждебно настроенные люди, которые долго выбирают, прежде чем связать себя навеки. Они энергично работали локтями, грудью оттесняли разборчивых покупателей от прилавков и буквально терроризировали их.

Продавцы, заинтересованные на сей раз в прибыли (это было новшество), обливались потом, стараясь удовлетворить спрос. Покупатели с бранью вырывали у них товар из рук. Только у касс они становились придирчивы. Они требовали квитанций с печатью и указанием цены проданного товара.

Крестон вызвал полицию. Полиция явилась и установила факт чрезвычайно большого наплыва покупателей; она также узнала среди них ряд темных личностей, старых своих знакомых, но не нашла никаких законных оснований для вмешательства. Не могла же она разгонять резиновыми дубинками людей, которые хотели купить за наличные деньги то, что им было необходимо.

Крестон, тем временем объехавший все свои лавки и повсюду увидевший ту же самую картину, решил закрыть их на несколько часов. Но когда газетные репортеры потребовали у него объяснений, он вновь открыл их.

Весь день до позднего вечера Полли и Груч, сидя в маленькой распивочной, регистрировали закупленные товары. Их было очень много.

Крестон прочел в вечерних газетах, что его рекламная распродажа имеет бурный успех и что в один день были раскуплены все его огромные запасы.

И действительно, лавки его напоминали поле ожесточеннейшей битвы. Казалось, что огромное полчище саранчи пожирало все дочиста. Он не мог объяснить себе этот маневр конкурента.

Вечером, в то время как к складам на Нижнем Блэксмит-сквере подкатывали ручные тележки и подводы с купленным товаром, Мэкхит принял у себя в камере О'Хара.

– Я люблю самостоятельность и инициативу, – сказал он ему спокойно. – Это ты замечательно придумал – продать Крестону всю неходовую заваль. Без оправдательных документов нам никогда не удалось бы сбыть ее. Теперь они у нас есть. Я приказал вновь откупить у него все. Где деньги?

О'Хара был ошарашен. Он недолго увиливал. У него были крестоновские векселя, и он тут же сдал их Мэкхиту. Документов, свидетельствующих о происхождении товаров Крестон от него не получал и не требовал.

О'Хара не делал никаких попыток внести ясность в происшедшее, очевидно, удовлетворившись разъяснением Мэкхита. Он зависел от Мэкхита, а Макхит зависел от него. Мэкхит совершенно случайно заговорил на эту тему, не заговори он, весьма возможно, что О'Хара сам бы ее коснулся. Никто не мог бы доказать противное. Было бы низостью подозревать что-либо иное. Право же, это было бы крайней низостью.

После того как О'Хара ушел, – перед уходом он еще немного посидел, не произнеся, впрочем, ни слова, – Мэкхит вызвал к себе Брауна.

Они пили грог и курили. Мэкхит сидел, сгорбившись на койке, и носком башмака приподымал ковер, вновь положенный на пол по распоряжению Брауна. Он не знал, с чего начать. Наконец он начал издалека:

– Скажи-ка, ты помнишь, что ты говорил мне этим летом, когда мы с тобой беседовали о ливерпульских инструментах? Ты указал мне правильный путь. С течением времени я все лучше и лучше понимал твою мысль. Я должен окончательно разделаться с остатками моего прошлого. Это становится мне с каждым днем яснее. Лежа по ночам без сна, я вспоминаю твои слова и борюсь с моим худшим я.

Воцарилась проникновенная пауза. У Брауна был довольно испуганный вид.

– Не забывай, что я, кроме того, одолжил тебе некоторую сумму денег и до сих пор не получил ее обратно, – сказал он с беспокойством.

– Мне бы не хотелось, – горестно ответил Мэкхит, – говорить в настоящую минуту о деньгах, Браун. Ты их получишь, это так же верно, как то, что меня зовут Мэкхит.

– Мне бы хотелось, чтобы ты бросил шутить, Мэк! – разозлился Браун.

Мэкхит невозмутимо продолжал:

– Я так хорошо помню твои слова, как если бы ты сказал их вчера. «Ты должен избавиться от этого О'Хара, – сказал ты. – Ты должен создать себе другую среду». Ты дал мне время на размышление. Ну что ж, я все продумал. – Он строго поглядел на Брауна. – В моем закупочном товариществе имели место злоупотребления. Подозрение падает на моего служащего О'Хара, ты его знаешь.

– Тебя обжулили?

– Нет, не совсем так. Но товары, сданные моим лавкам, а в последнее время также и концерну Аарона, по всей видимости, темного происхождения. Отсутствует целый ряд оправдательных документов. Я должен расследовать все до конца, иначе расследованием займется Аарон и оно обернется против меня. Понимаешь?

– Понимаю. Но этот О'Хара – отъявленный негодяй. Он наверняка запутает тебя.

– А может быть, – сказал Мэкхит мечтательно, – может быть, он меня все-таки не запутает. На часть товаров у него все же есть оправдательные документы. Только не на все. А те накладные, что у него есть, хранятся в ЦЗТ. Они в руках у Фанни.

– Ах, вот как, – пробормотал Браун.

– Да, – с удовлетворением сказал Мэкхит.

– А я тут при чем? – спросил Браун, несколько успокоившись.

– Быть может, ты еще что-нибудь про него разузнаешь. Надо найти что-нибудь такое, что можно было бы и предъявить и в случае чего взять обратно, в зависимости от того, будет он вести себя разумно или нет.

– Отчего же, это можно, – сказал Браун. – Я сам терпеть не могу предателей.

– Его образ жизни тоже вызывает омерзение, – добавил Мэкхит. – Я долго наблюдал, как он ведет себя с женщинами. Правда, я постоянно прощал его за его заслуги, но в доме у него не мог заставить себя бывать. А теперь мое терпение истощилось.

Они еще немного посидели и покурили. Потом Браун ушел.

Мэкхит стал медленно укладываться спать. Он был озабочен.

Дело Мэри Суэйер с каждым днем доставляло Маку все больше забот.

Уолли, адвокат Пичема, созвал общее собрание владельцев д-лавок. Засев в задней комнате ресторана четвертого разряда, они замышляли всевозможные козни.