Лесли Хартли - По найму

— Куда теперь, сэр?

— Даже не знаю, — отозвался Хьюи. — Пожалуй, снова в Ричмонд. Ты ничего не имеешь против, краса и гордость Ричмонда? — обратился он к Констанции.

— Куда прикажешь, — отозвалась Констанция, несколько опешившая от его тона.

— Стало быть, в Ричмонд, — скомандовал Хьюи. — Как в прошлый раз.

Ледбиттер сделал движение, как бы закрывая перегородку, но оставил крошечную щелочку, незаметную в темноте.

Некоторое время в машине царило молчание, которое никто не хотел нарушать. Наконец Констанция сказала:

— Может быть, нам не следовало сегодня встречаться?

— Может быть, — отозвался Хьюи.

— Но, милый, это была твоя идея, хотя мне показалось, что в подобных обстоятельствах...

— Я слушаю.

— Это было бы неблагоразумно.

— Но я проявил упрямство, ты это хочешь сказать?

— Милый, у тебя такой грустный голос, — сказала Констанция. — Я понимала, что сегодня веселья не будет. По крайней мере, для меня. Да и для тебя, пожалуй, тоже. Во всяком случае, праздновать нам нечего, но раз ты так хотел, я пришла, чтобы... показать... показать...

— Говори же, — буркнул Хьюи.

— Чтобы показать, что между нами все остается по-прежнему.

— Боюсь только, — вздохнул Хьюи, — что теперь кое-что все-таки изменится — по крайней мере, мне так кажется.

— Почему? — испуганно вскрикнула Констанция. — Что случилось?

— Заткнись, идиотка, — прошипел Хьюи. — Он услышит.

— Нет, нет, не услышит: он задвинул стекло. Прошу тебя, Хьюи, скажи мне, в чем дело. Если тебе кажется, что мы не должны... оставаться в прежних отношениях, ну что ж, я все прекрасно понимаю. Ты ведь помнишь, я говорила, что, когда ты женишься, кому-то из нас не захочется продолжать по-старому...

— Но тогда ты, кажется, ничего против этого не имела, — сказал Хьюи. — Или я ошибаюсь?

— Нет, нет...

— Ты согласилась, что моя женитьба на Эрнестине не должна ничего изменить в наших отношениях?

— Ну в общем-то, да.

— Так что же, — вдруг спросил он, — заставило тебя передумать?

Наступила пауза, потом заговорила Констанция — голос у нее был смущенный и обиженный.

— Я все-таки не понимаю, что ты хочешь сказать. Я ничего не передумала. Может быть, это ты изменил свою точку зрения?

— Ну что ж, будем считать, что так.

— Ради Бога, не говори со мной таким тоном. Я ни в чем не виновата. Я очень боялась, что наступит день, когда наши отношения станут тебе в тягость.

— Что ты имеешь в виду?

— Твою женитьбу, милый Хьюи, а что?

— А то, что никакой женитьбы не будет!

— Не будет? — Несмотря на крайнее замешательство, в голосе Констанции послышались облегчение и слабая надежда.

— Нет, — сказал Хьюи. — Женитьба отменяется. А знаешь почему?

— Понятия не имею, — сказала Констанция, невольно защищаясь от прозвучавшего в его голосе обвинения.

— Кто-то послал Эрнестине анонимное письмо.

— Про нас с тобой?

— Имена там не назывались. Было лишь сказано, что у меня есть любовница и что я собираюсь содержать ее на деньги Эрнестины.

— Она показала тебе письмо?

— Нет, только прочитала.

— Ну и что она сказала?

— Я уже говорил: что не может выйти за меня замуж.

— Но ты объяснил ей, что все это неправда?

— Конечно. Но она так разволновалась, что не обратила на мои слова никакого внимания.

Он произнес это не столько с грустью, сколько с досадой, Констанция немного помолчала, а потом сказала:

— Господи, какой кошмар!

— Да уж, приятного мало.

— Еще бы. Все это просто ужасно. — Только сейчас смысл случившегося дошел до сознания Констанции. — Ужасно и для тебя, и для нее. Я прямо не могу прийти в себя. У меня в голове все перемешалось. Бедный, бедный Хьюи. Ты ведь очень привык к ней, может быть, даже любил ее — я ведь не знаю...

— Какая разница, любил или не любил, — сказал Хьюи.

— Почему ты так говоришь — разница большая. Я просто представила, какой это для тебя удар: ты ведь... очень рассчитывал на... на все те возможности, которые открылись бы перед тобой после женитьбы. У тебя были блестящие перспективы... Как все это обидно.

— Пожалуй, — согласился Хьюи.

— Ты бы получил возможность встречаться с разными людьми, устанавливать контакты, имел бы заказы. Ты бы смог путешествовать...

— Не надо сыпать соль на рану, — перебил ее Хьюи.

— Я просто хотела сказать, что надо обладать немалым мужеством, чтобы выдержать такой удар. Потерять все это...

— Все это и кое-что еще, — сказал Хьюи.

— Да, да. В общем, конец мечте. Но послушай, Хьюи...

— Ну?

— Не знаю, утешит это тебя или нет, скорее всего, нет, но все это время мне было очень тревожно за тебя. Когда я сказала, что Эрнестина развращает, ты меня не понял... Я имела в виду то, что она слишком уж щедро разбрасывает подарки, — ты ради Бога не подумай, что я лицемерю, говорю, как какая-нибудь школьная наставница, — просто от Эрнестины исходит слишком много незаслуженных благ, ты только не сердись... что я все это говорю именно сейчас...

— Да говори, что хочешь. Я же не могу тебе заткнуть рот.

— Прошу тебя, Хьюи, не обижайся. Как говорится, нет худа без добра. Ты ведь так мечтал стать большим художником — правда?

— Ты, во всяком случае, в это не верила, — мрачно заметил Хьюи.

— Ну, кто старое помянет... Просто мне не хотелось, чтоб успех пришел к тебе слишком легко — а это обязательно случилось бы, если б ты женился на Эрнестине. Светская жизнь — это отрава для художника, — так говорят многие. Уж не знаю, правы они или нет, но мне кажется, что художнику вредно порывать со своей привычной средой.

— По-моему, ты не очень хотела этого брака, — сказал Хьюи.

— Но, милый, ты только сам посуди! Почему я должна была его хотеть? Разумеется, мне хотелось, чтобы ты был счастлив, а женившись, ты бы кое-что приобрел...

— По-моему, ты просто в восторге, — сказал Хьюи.

— Милый, умоляю тебя, не надо так говорить! Я страшно расстроена. Разве не заметно? Но с какой стати мне было радоваться вашему браку, что приятного в перспективе... делить тебя с другой. А теперь...

— Что теперь? — с вызовом спросил Хьюи.

— Ты очень хочешь, чтобы это сказала я? Может быть, ты сделаешь это сам?

— Понятия не имею, что ты хочешь от меня услышать.

— Честное слово?

— Честное слово.

— В общем, что бы там ни было, у меня есть ты, а у тебя я.

За этим наступило долгое молчание; Ледбиттеру казалось, что оно не прекратится никогда. Наконец Хьюи заговорил остраненно-раздумчивым голосом, словно открывая новую тему:

— Интересно, кто же послал письмо?

Словно пробуждаясь от глубокого сна, Констанция ответила:

— Не все ли равно?

— Мне, например, не все равно. Тот, кто послал это письмо, очень не хотел, чтобы я женился на Эрнестине.

— Это само собой... — В голосе Констанции опять появились прежние иронические нотки, на время вытесненные порывом сострадания.