Джин Уэбстер - Пэтти в колледже

– А, может, тебе пойти к мисс Скеллинг, откровенно объяснить ситуацию, – предложила добродетельная Люсиль, – и попросить ее отпустить тебя на денек-другой? Она бы тебя еще больше зауважала за этот поступок.

– Только послушайте, что говорит это простодушное дитя! – воскликнула Пэтти. – И что я могу объяснить, позволь узнать? Едва ли я скажу ей, что предпочитаю не учить уроков, когда она их задает, но считаю, что легче вызубрить их одним махом прямо перед экзаменами. Это уж точно позволит мне втереться к ней в доверие!

– Ты сама в этом виновата, – сказала Присцилла.

Пэтти проворчала: – Я ждала, когда ты это скажешь! Ты всегда так делаешь.

– Потому что я всегда права. Куда ты идешь? – Последовал вопрос, поскольку Пэтти направилась к двери.

– Я иду, – отвечала Пэтти, – попросить миссис Ричардс назначить мне новую соседку по комнате, которая будет понимать и ценить меня, а также станет сочувствовать моим несчастьям.

Пэтти в мрачном настроении шла по коридору, углубившись в размышления. Ее путь проходил мимо двери врачебного кабинета, гостеприимно распахнутой. В комнате сидели три-четыре девушки, которые смеялись, разговаривали и ждали своей очереди. Пэтти заглянула внутрь, и лицо ее вдруг озарилось лучезарной улыбкой, в то же мгновение, однако, сменившейся видом неизменного уныния. Она вошла и со вздохом бухнулась в кресло.

– В чем дело, Пэтти? Ты выглядишь так, словно у тебя меланхолия.

Пэтти вяло улыбнулась. – Все не так плохо, – пробормотала она, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

– Следующая, – позвала врач, возникшая в дверном проеме. Заметив, однако, Пэтти, она подошла к ней и встряхнула за руку. – Это Пэтти Уайатт? Что с тобой, детка?

Пэтти вздрогнула и открыла глаза. – Ничего, – сказала она, – просто я немного устала.

– Пойдем со мной.

– Сейчас не моя очередь, – возразила Пэтти.

– Не имеет значения, – парировала врач.

Пэтти, прихрамывая, плюхнулась во врачебное кресло.

– Покажи свой язык. М-мм… налет не большой. Пульс вроде бы регулярный, хотя, возможно, несколько лихорадочный. Ты слишком много занимаешься?

– Не думаю, что я занимаюсь больше, чем обычно, – сказала Пэтти правдиво.

– Засиживаешься допоздна?

Пэтти подумала. – На прошлой неделе я два раза ложилась довольно поздно, – призналась она.

– Если вы, девочки, продолжите заниматься по ночам, то мы, врачи, ничего с этим поделать не сможем.

На всякий случай, Пэтти не посчитала нужным объяснять, что дело было в вечеринке, на которой угощали гренками с сыром, поэтому она просто вздохнула и посмотрела в окно.

– У тебя аппетит хороший?

– Да, – произнесла Пэтти тоном, противоречащим сказанному. – Вроде бы, отменный.

– М-мм, – сказала врач.

– Я просто немного утомилась, – продолжала Пэтти, – но, думаю, со мной все будет в порядке, как только я смогу передохнуть. Может быть, мне нужно какое-нибудь тонизирующее средство, – предположила она.

– Лучше тебе один-два дня воздержаться от уроков и как следует отдохнуть.

– О нет, – проговорила Пэтти в явном смятении. – В нашей комнате постоянно так много девочек, что спокойнее будет пойти на занятия; и, кроме того, как раз сейчас я не могу пропускать.

– Отчего же, – настойчиво и подозрительно спросила врач.

– Видите ли, – несколько неохотно ответила Пэтти, – у меня еще куча дел. Мне необходимо вызубрить материал к экзамену и…

Слово «зубрежка» было для врача, словно красная тряпка для быка. – Чепуха! – воскликнула она. – Я знаю, как с тобой поступить. Прямо сейчас ты отправишься в лазарет на несколько дней…

– Ах, доктор! – сказала Пэтти умоляюще, со слезами на глазах, – со мною действительно все в порядке, и я должна сдать этот экзамен.

– Какой это экзамен?

– По древнеанглийскому… Мисс Скеллинг.

– Я сама повидаюсь с мисс Скеллинг, – сказала врач, – и объясню, что ты не сможешь сдать экзамен, пока не выйдешь из лазарета. А теперь, – прибавила она, делая запись в истории болезни Пэтти, – я помещу тебя в палату для выздоравливающих, и в течение нескольких дней мы испробуем лечение покоем, посадим тебя на куриный бульон и эггног [7]и проверим, удастся ли вернуть твой аппетит.

– Благодарю, – покорно сказала Пэтти с видом человека, который перестал бороться с неизбежностью.

– Мне нравится, что ты интересуешься своей учебой, – добавила врач мягко, – но ты всегда должна помнить, моя дорогая, что здоровье – прежде всего.

По возвращении в кабинет Пэтти исполнила импровизированный танец посреди комнаты.

– Что случилось? – воскликнула Присцилла. – Ты что, сошла с ума?

– Нет, только заболела, – сказала Пэтти, пошла в свою спальню и стала бросать вещи в саквояж.

Стоя на пороге, Присцилла изумленно взирала на нее. – Ты собралась в Нью-Йорк? – спросила она.

– Нет, – молвила Пэтти, – в лазарет.

– Пэтти Уайатт, ты жалкая маленькая лицемерка!

– Вовсе нет, – весело сказала Пэтти. – Я туда не просилась, но врач просто на этом настояла. Я сказала ей, что у меня экзамен, но она сказала, что это не важно, – здоровье должно быть на первом месте.

– А что в этой бутылке? – поинтересовалась Присцилла.

– Это для моего аппетита, – отвечала Пэтти, расплывшись в улыбке, – доктор надеется его улучшить. Я не хотела ее разочаровывать, но я не слишком верю, что ей удастся это сделать. – Она бросила в свой саквояж грамматику древнеанглийского языка и экземпляр «Беовульфа». [8]

– Тебе не разрешат заниматься, – заметила Присцилла.

– Я не стану спрашивать у них разрешения, – сказала Пэтти. – До встречи. Передай девочкам, чтобы они иногда заходили и навещали меня в моем принудительном уединении. Время посещения – с пяти до шести. – Она снова просунула голову в дверь. – Если кто-нибудь пожелает прислать мне фиалки, то, думаю, они могли бы меня подбодрить.

На следующий день Джорджи и Присцилла пожаловали в лазарет, где в дверях их встретила суровая фигура старшей сестры. – Я проверю, не спит ли мисс Уайатт, – сказала она неуверенно, – но боюсь, что вы ее растревожите, ибо она должна пребывать в полном покое.

– О нет, мы ей не повредим, – возразила Джорджи и обе девушки вошли на цыпочках вслед за сестрой.

Палата для выздоравливающих была просторной, хорошо проветриваемой комнатой, отделанной белым и зеленым цветом; здесь стояли четыре или пять кроватей, каждая из которых была обнесена медными опорами с прикрепленными к ним занавесками. Пэтти, опираясь на подушки, занимала одну из угловых кроватей возле окна, волосы ее взъерошено падали на лицо; подле нее стоял столик, заставленный цветами и стаканами с лекарством. Эти тщательно продуманные атрибуты болезни вызвали в воображении посетительниц кратковременную иллюзию. Присцилла подбежала к кровати и упала на колени подле своей беспомощной соседки по комнате.