Нацумэ Сосэки - Ваш покорный слуга кот

В последнее время я действую так: осторожно прохожу мимо черного хода, пробираюсь во двор к Канэда и, спрятавшись за искусственным холмиком, наблюдаю за домом. Когда я убеждаюсь в том, что сёдзи плотно сдвинуты и все вокруг тихо, я не спеша вхожу в дом. Если слышатся голоса людей или мне угрожает опасность быть замеченным из гостиной, я обхожу пруд и, незаметно прокравшись мимо уборной, забираюсь под галерею. За мной не водится никаких грехов, поэтому мне нечего бояться, и все-таки я всегда готов к тому, что могу встретиться с наглецом, имя которому — человек. Если бы весь мир состоял из одних злодеев, подобных Кумасака Тёхану [109] Кумасака Тёхан — легендарная личность, грабитель, живший в конце периода Хэйан (VIII — XII вв.). Его имя стало нарицательным. , то даже высшие государственные чиновники, как бы высоконравственны они ни были, наверное вели бы себя точно так же, как веду себя я. Канэда-кун — всеми уважаемый, почтенный коммерсант, а поэтому нечего опасаться, что он выскочит мне навстречу, размахивая, подобно Кумасака Тёхану, огромным мечом, но я слышал, что он страдает недугом, при котором больной не считает людей за людей. А если он так относится к людям, то о котах и говорить не приходится. Выходит, что существо кошачьей породы, каким бы высоконравственным оно ни было, должно всегда в этом доме держать ухо востро. Однако именно эта необходимость держать ухо востро имеет для меня какую-то особую притягательную силу, и, очевидно потому, что я люблю острые ощущения, я так часто переступаю порог дома Канэда. Я оставляю за собой право еще раз высказаться по этому вопросу, после того как сумею досконально разобраться в кошачьем образе мыслей.

«Интересно, что происходит здесь сегодня», — подумал я и, взобравшись на уже знакомый вам искусственный холмик, стал осматривать дом. Сёдзи огромной гостиной были широко раздвинуты навстречу весне. В гостиной супруги Канэда и какой-то незнакомый мне человек вели оживленную беседу. К сожалению, госпожа Ханако повернула свой нос в мою сторону и вперила злобный взгляд прямо мне в лоб. Канэда-кун сидел, повернувшись ко мне боком, а поэтому не было видно, что у него плоское лицо. По торчавшим во все стороны густым с проседью усам можно было догадаться, что чуть повыше находится нос. У меня разыгралось воображение, и я подумал, как весеннему ветру должно быть приятно гладить такое лицо. Из всех троих самая заурядная внешность была у гостя. Однако именно потому, что лицо его было таким заурядным, в нем невозможно было отыскать хотя бы одну характерную черту. Заурядность сама по себе вещь хорошая, но когда вникнешь в ее сущность, поймешь, что такое посредственность, являющаяся наиболее полным выражением заурядности, становится ясным, что она достойна глубокого сострадания. Кого это угораздило в нашу блестящую эпоху, эпоху Мэйдзи, родиться с таким невыразительным лицом? Я не смогу ответить на этот вопрос, если не заберусь, как обычно, под галерею и не подслушаю, о чем говорят в гостиной.

– …поэтому жена взяла на себя труд отправиться к этому типу и спросила, как…

Канэда-кун, как всегда, говорил высокомерным тоном. Высокомерным, но отнюдь не суровым. Изрекаемые им фразы были такими же плоскими и бесформенными, как его лицо.

– В самом деле, раз этот человек когда-то был учителем Мидзусима-сана… В самом деле, это хорошая мысль… в самом деле.

Эти «в самом деле» слетали ежеминутно с уст гостя.

– Однако гость и хозяин так и не смогли столковаться.

– А-а, это потому, что Кусями никогда ничего не может толком объяснить… Он слыл размазней еще тогда, когда мы жили в пансионе… Представляю, как вам было трудно с ним, — сказал гость, обращаясь к Ханако.

– Трудно — не то слово! Мне за всю свою долгую жизнь никогда не приходилось встречать подобный прием, со мной никто не смел так обращаться, — воскликнула Ханако и громко засопела носом.

– Неужели он нагрубил вам? Впрочем, от него можно всего ожидать, ведь он в течение десяти лет только и делал что преподавал английский язык. Он всегда был страшно упрям… Теперь вам, наверное, понятно, отчего он такой, — старался попасть в тон хозяйке гость.

– Он даже не заслуживает, чтобы о нем говорили. Жена только спросит его о чем-нибудь, а он сразу же обрывает ее…

– Это просто возмутительно… Стоит человеку немного поучиться, как он становится спесивым, а если к тому же он еще и беден, то на каждом шагу проявляется его болезненное самолюбие… Эх, много еще среди нас наглецов. Они не замечают собственной никчемности и готовы живьем съесть другого только за то, что он сумел нажить состояние. Поразительно! Очевидно, им кажется, что это состояние должно принадлежать им, ха-ха-ха, — рассмеялся гость, страшно довольный собой.

– Да что говорить, такая спесь появляется от незнания жизни, а поэтому я решил его проучить. Это должно пойти ему на пользу. Кое-что уже сделано.

Гость, не дослушав, что же было сделано, поспешил согласиться с Канэда-куном.

– В самом деле, это должно было пойти ему на пользу.

– Постойте, Судзуки-сан, если бы вы только знали, какой он упрямый. Говорят, что теперь в гимназии он даже не разговаривает с Фукути-саном и Цуки-саном. Я думаю: раскаялся наконец, вот и молчит. Но не тут-то было. На днях он гнался с тростью за нашим ни в чем не повинным сёсэем… И подумать только — в тридцать лет делать такие глупости. Видно, от отчаяния у него помутился разум.

– И с чего это он так разбушевался… — на сей раз в словах гостя звучали нотки недоверия.

– Да ни с того ни с сего. Просто сёсэй сказал что-то, когда проходил мимо его дома, а тот вдруг схватил трость и прямо босиком выскочил на улицу. Ну пусть даже сёсэй сказал что-нибудь, что же здесь страшного? Ведь сёсэй всего-навсего ребенок, а он, верзила усатый, ведь учитель.

– Да, да, учитель, — согласился гость.

– Да, учитель ведь, — повторил вслед за ним и Канэда-кун. — Выходит, если ты учитель, то должен с хладнокровием деревянной статуи выслушивать какие угодно оскорбления.

По-видимому, это был тот пункт, по которому все трое неожиданно для самих себя пришли к единому мнению.

– А возьмите этого, как его… Мэйтэя. Тоже порядочный чудак. Наговорит три короба всякой ерунды… Я впервые вижу такого странного типа.

– А-а, Мэйтэй? Он, кажется, все так же врет. Вы его встретили у Кусями? С ним лучше не иметь дела. Когда-то мы ели из одного котла, но частенько ссорились — уж очень он любит морочить голову.

– Такой тип кого угодно выведет из себя. Вообще-то врать, конечно, можно, например, когда ты в чем-нибудь виноват или нужно выкрутиться из неловкого положения… в такие минуты всякий скажет не то, что есть на самом деле. Но этот человек несет несусветную чушь даже тогда, когда в этом нет никакой необходимости. И зачем только он несет всякую ерунду, как у него хватает на это смелости?