Шэнь Фу - Шесть записок о быстротечной жизни

Я согласился. На следующий день, оставив лавку на Чэна, я вышел из ворот Чанмынь, дошел до гор, миновал мост Шуйтацяо, прошел тропкой по меже и, повернув к западу, заметил скит, что был фасадом обращен к югу и опоясан у ворот светлым ручьем. Я забарабанил в ворота и стал звать кого-нибудь. В ответ услыхал:

— Откуда гость?

Я объяснил. Тот рассмеялся и сказал: — Это Обитель облаков. Разве гость не видел над воротами надписи? Приют журавля вы уже прошли. Я ответил:

— Но от самого моста я не видел никакой другой обители!

Тогда человек показал рукой назад:

— Разве гость не видит вон там, в густых зарослях бамбука, глинобитную стену? Это и есть Приют журавля.

Мне пришлось вернуться. Я дошел до стены. Небольшая дверца в стене была плотно прикрыта. Через щель я заглянул внутрь: была видна низенькая изгородь и тропинка, петляющая среди густых зеленых зарослей бамбука, — кругом тишина, ни единого звука. Какой-то человек, проходящий мимо, сказал:

— Под стеной есть выемка, в ней камень, постучите им посильнее.

Я забарабанил в дверь, на стук вышел молодой монах. По узенькой тропке я прошел внутрь, миновал каменный мостик, затем свернул на запад и только тут увидел храмовые ворота с доской, покрытой лаком, на ней белилами было начертано: «Приют журавля». Ниже следовала пространная надпись, но у меня не было времени читать. Войдя в ворота и миновав зал, я заметил, что в обители опрятно и все блистает чистотой, будто пыли здесь никогда и не бывает. Я понял, что в этом храме ценят тишину и чистоту. Неожиданно я увидел, как из галереи вышел молодой монах с чайником в руке. Я окликнул его и спросил о приятелях. В ответ услышал смех Син-ланя:

— Каково? Я же говорил, что Сань-бо не обманет наших надежд.

Я обернулся и увидел Юнь-кэ, который шел навстречу.

— Ждем вас, господин, к ранней трапезе. Что же вы так припозднились? — спросил он меня. Позади него стоял монах, он мне поклонился. Я спросил его об имени, оказалось, монаха звали Чжу-и.

Я вошел в его келью, она была чрезвычайно мала — едва ли не в три потолочные решетины. На вывеске значилось: «Кабинет коричного дерева». Действительно, посреди двора росло два коричных дерева, они были в полном цвету. Син-лань и И-сян поднялись навстречу мне с возгласом:

— За опоздание вы наказаны тремя чарками!

К столу были поданы лучшие, скоромные и постные блюда и выставлено желтое и белое вино. Я спросил своих друзей:

— Много ли мест посетили?

— Вчера прибыли под вечер, нынче поднялись спозаранку, но сходили только в Обитель облаков и Речную беседку.

Мы долго и с удовольствием пили вино. А когда трапеза подошла к концу, отправились посетить восемь или девять мест, начав с Обители облаков и Речной беседки. Дойдя до Цветочной горы — Хуашань, сделали привал. В каждом месте была своя прелесть, нет возможности подробно здесь обо всем рассказать.

Вершину Цветочной горы венчает Лотосовый пик. Время шло к закату, и мы отложили его посещение до другого раза. В здешних местах кассии цвели особенно пышно. Мы устроились под цветущими деревьями и выпили по чашке ароматного чая, а затем сели на повозку и по тропе вернулись в обитель. Бокалы и тарелки были уже расставлены в павильоне Приближения к чистоте. Монах Чжу-и был немногословен, но он любил гостей и был здоров выпить. Поначалу мы сломали ветку коричного дерева и пустили ее по кругу, так продолжали игру до тех пор, пока каждому не пришлось выпить по разу. Кончили, когда барабан пробил вторую стражу.

Я сказал:

— Так прекрасно нынче ночью сияет луна, если мы сейчас, хмельные, здесь ляжем, после непременно будем сожалеть, что пропустили ее полное сияние. Нет ли где места с хорошим обзором, откуда мы могли бы насладиться луной и достойно провести эту прекрасную ночь?

Чжу-и предложил:

— Можно подняться к Беседке выпущенного аиста. А Юнь-кэ заметил:

— Син-лань ведь ходит в обнимку с цитрой, а мы еще не слыхали его лучших мелодий. Пойдемте в беседку и пусть он нам сыграет. Согласны?

Все вместе мы отправились в путь, дорога шла по заиндевелому лесу, луна освещала бескрайнюю пустоту, десять тысяч голосов тонули в безмолвии. Син-лань исполнил мелодию «Цветы дикой сливы» в трех вариациях, мелодия плавно плыла куда-то к небожителям. И-сян, воодушевившись, достал из рукава флейту, настроил ее и заиграл. Юнь-кэ сказал:

— Вряд ли кому-нибудь из тех, кто нынешней ночью любуется луной на Каменном озере, так же радостно, как нам?

И вправду, ведь в моем Сучжоу в обычае на восемнадцатый день восьмой луны любоваться на Каменном озере отражением луны в воде с Моста шествия весны. Лодки жмутся одна к другой, всю ночь звучат песни под цевницу, но это лишь называется «любование луной», а на самом деле всего лишь в обнимку с певичками среди шума и гама пьют вино... Луна вскоре опустилась, и выпал холодный иней. Вдохновенное настроение наше иссякло, и мы пошли спать. Наутро Юнь-кэ заявил нам:

— Где-то в здешних местах есть Обитель оставшегося в миру, она стоит в укромном месте. Кто-нибудь бывал в тех местах?

Мы хором ответили:

— Не только не бывали, но даже не слыхали. Чжу-и сказал:

— Обитель окружена горами, место это удаленное, и даже монахи не могут жить там подолгу. В прошлые годы я бывал в ней, видел одни руины. Я слышал, что ученый отшельник по имени Чи-му, фамилия его Пэн, восстановил обитель. Дорогу туда я еще помню, так что, если вы соберетесь, могу служить проводником.

И-сян сказал:

— Что ж, идти на пустой желудок? Чжу-и рассмеялся:

— Я уже приготовил лапшу, правда без мяса. К тому же велим отшельнику-даосу прихватить бамбуковый складень с вином и закусками.

Мы съели лапшу, потом поднялись и двинулись в путь. Когда прошли место, называемое Сад высокого долга, Юнь-кэ свернул к Приюту белых облаков. Мы вошли в ворота и присели отдохнуть. Один из монахов важно подошел к нам, сложил руки и, почтительно приветствуя Юнь-кэ, сказал:

— Уже два месяца, как не внимал вашим наставлениям. Что новенького в городе? А что, гарнизонный все еще в своей управе?

От неожиданности И-сян поднялся, взмахнул рукавами и, чтобы не рассмеяться, выскочил за ворота. Я и Син-лань, едва сдерживая смех, последовали за ним. Юнь-кэ и Чжу-и почтительно ответили на все вопросы монаха и, попрощавшись, ушли.

В Саду высокого долга как раз и находится могила Фаня [176] Речь идет о Фань Чжун-ане — знаменитом уроженце Сучжоу, был первым министром при сунском государе Жэнь-цзуне. . Подле нее — Пристанище белых облаков. С наружной стороны павильон огражден стеной, сверху свешиваются лианы, внизу выбит глубокий водоем шириной в чжан с лишком — бездонная прозрачная лазурь, в которой плещутся золотые рыбки, — отсюда он и получил название Источник-чаша. Бамбуковый очаг и таган для приготовления чая здесь поставлены в укромном месте. Подле павильона, среди необозримой зеленой чащи, расположена сама могила Фань Чжун-аня. К сожалению, послушник не захотел посидеть здесь подольше. В свое время от Деревни на песках я вместе с Хун-ганем ходил на Гору петуха и дракона. Здесь ничего не изменилось, только Хун-гань был уже мертв, и доныне мне не совладать с болью утраты. Мои грустные размышления были прерваны. Деревенские ребятишки, трое, а может и пятеро, что собирали грибы среди зарослей травы, высунули головы, стараясь разглядеть меня, рассмеялись и похоже удивились приближению такого множества людей. Расспросили их о дороге к Обители оставшегося в миру. В ответ они сказали: