Пэлем Вудхауз - Том 6. Лорд Эмсворт и другие

Когда Типтон поинтересовался, что означает здесь «крах», Э. Дж. М. (первое имя Эдвард) сказал без обиняков, что, если пациент немедленно не уедет в тихое место, на воздух, у него начнутся галлюцинации.

— Галлюцинации?

— Да.

— Какие?

— Это сказать трудно. Одни видят одно, другие — другое. Ящериц, пауков… разные лица… К примеру, один весьма знатный пациент, тоже развлекавшийся в Лондоне, видел карлика с черной бородой.

Выходя от врача, Типтон уже не сиял, но бормотал: «три гинеи… нет, три гинеи просадил! И на что?» Бормотал он горестно, ибо, несмотря на мотовство, был человеком бережливым. К довершению бед в такси он заметил, что оставил сигареты на ночном столике, и велел ехать в отель.

Врачу он не верил. Если бы тот попал на один из тех ранних часов, когда молодой миллионер сидел со льдом на лбу и пил соду, ему бы удалось внушить свои дикие вымыслы. За эти два месяца были минуты, когда Типтон Плимсол пошел бы в монастырь; но сейчас, в солнечное утро… Чушь какая-то. Надо его проучить, чтобы зря не трепался.

Как это сделать, он знал. Идем прямо в бар, выпиваем, возвращаемся к нему и говорим: «Вот что, любезный Мергатройд! Я насосался, как пылесос, — а поглядите! Где лица? А? Что скажете? Заливайте другим, мой милый».

Сказано — сделано. Бодро напевая, Типтон уселся у стойки и посоветовал бармену всерьез взяться за дело.

В эту самую минуту молодой человек, глядевший в бар с улицы, кинулся во вращающуюся дверь. Он был похож на приятную гориллу, но очень взволнован. Звали его Генри Галахад Листер. В ресторан он пришел, чтобы заказать свадебный завтрак.

Когда высокий и обстоятельный мужчина пылко влюбляется в маленькую, но удалую девушку, он нередко чувствует, что душу его размешивают багром. С тех самых пор, как в его жизнь ворвалась юная Пруденс, Генри Листер ощущал именно это или, если хотите, находился в вихре бури.

Повторим, он был обстоятелен. Любовь у таких людей течет разумно и медленно, от пристойнейшего знакомства к пышной свадьбе. Если кто-то создан для свадебной фотографии, то это — Генри Галахад.

И что же? После месяца тайных встреч и пылких писем он украдкой идет в регистратуру.

Конечно, все это — пустяки. Пожелай Пруденс голливудской свадьбы с оркестрами и киносъемкой, он бы сжал зубы и согласился. Главное, самая суть — что она будет его женой, остальное — частности; и все же иногда он падал духом. К примеру, ему не очень нравился этот ресторан.

Отель «Баррибо», обиталище миллионеров и магарадж, гордится тем, что лучше всех отелей поставит на место неподходящего клиента, так как обслуживающий персонал подбирают по одному признаку: умеешь ли ты скривить губы и правильно приподнять бровь.

Прекрасно понимая, что его одежда больше подходит для артистического кафе, Генри совершенно пал духом после разговора с метрдотелем. Этому вседержителю явно не нравился его галстук, и он не совсем понимал, как можно ходить в таких мешковатых штанах. Чувствуя себя чем-то вроде бродяги-мотоциклиста, несчастный Листер пошел к дверям, где поджидал, по всей видимости, бывший король Ру-ритании, еще при входе обдавший его презрением. Чтобы пройти мимо него, надо было выпить. И Генри свернул к Двери, ведущей в бар.

Заботливый архитектор сделал верхнюю часть этой двери стеклянной, чтобы посетитель мог проверить, нет ли там его кредиторов. Прижавшись к стеклу носом, Генри Листер увидел изящного молодого человека и растерялся, ибо не был уверен, что вынесет сейчас изящных молодых людей.

Но выпить хотелось, и он заглянул снова. Изящный человек был явно из тех, кто кинет взгляд на брюки и отвернется с сардоническим смешком. На третий раз впечатление это усилилось, тем более — на четвертый.

Типтон Плимсол заметил его со второго раза. За стойкой есть зеркало, в нем отражается дверь. И вот в этом зеркале между бутылками замелькало какое-то лицо.

Поначалу миллионер отнесся к нему легко.

— Никак не решится, — заметил он бармену.

— Сэр? — отозвался бармен.

Типтон ему объяснил, что нечто вроде гориллы смотрит в дверь и скрывается, но бармен сказал, что ничего такого не видел. Типтон задумался; ему показалось, что горилла очень пристально на него смотрит. Однако страху он не поддайся.

— Да вон же! — сказал он, когда Генри заглянул в четвертый раз.

— Где? — поднял голову бармен..

— Исчез, — отвечал Типтон.

— Бот как? — вежливо заметил бармен. — Погода хорошая, сэр.

Типтон думал дольше. Легкий трепет сменялся страхом. Чтобы стряхнуть его, он взял и открыл дверь.

За время, истекшее между этим поступком и четвертым появлением Генри, в игру вступил новый фактор — фамильная гордость Листеров. Генри Галахад устыдился самого себя. Победитель прошлогоднего матча боксеров-любителей испугался дылды в ливрее? Нет! Он кинулся во вращающуюся дверь, головой вперед, и был вознагражден — руританский король помогал выйти из такси герцогу или маркизу, а его не заметил. Чувствуя примерно то же, что отроки после печи. Генри Листер побежал к регистратуре.

Так и получилось, что Типтон увидел лишь пустоту. И ледяная рука сжала его сердце.

Вернувшись к стойке, он увидел и полный бокал, но не взял его. Новые чувства к Э. Дж. Мергатройду поднимались в нем. Да, противный голос. Да, баки. Но этот медицинский Иеремия [131] Иеремия был самым горестным из библейских пророков. Он предвещал падение Иерусалима, а потом — оплакал свой город. знает, что говорит.

Генри двигался к Бромтон-роуд. Короткий подъем прошел, ему снова хотелось выпить, он снова был тем взволнованным желе, каким стал, когда понял, что сегодня его свадьба. Как олень на источники вод, стремился он к выпивке.

Приближаясь к «Парк-отелю», он догадался, что здесь — последний его шанс. Отойдешь хоть на шаг к западу — и ты в пустыне.

Он вошел и сел к стойке. Через пять минут Типтон Плимсол, завидев тот же отель, постучался к шоферу.

— Эй! — сказал он, а шофер откликнулся:

— Да!

— Стоп машина, — сказал Типтон. — Я выхожу.

Хорошему такси от «Баррибо» до «Парк-отеля» — это минут десять, а Типтон взял очень хорошее. За десять минут сильный человек вполне придет в себя. Стоя у входа, Типтон краснел при мысли о своих страхах. Подумать только, оставил коктейль из-за каких-то лиц!

Над стойкой в «Парк-отеле» тоже висит зеркало. Заглянув в него, чтобы поправить галстук, миллионер застыл, потом — попятился. Там было лицо, то самое, приятной гориллы.

Сказать, что сердце остановилось, нам не позволит наука. Сердца не останавливаются. Что бы ты ни чувствовал, им приходится работать. Типтон бы этому не поверил, но у него сердце билось.