Пэлем Вудхауз - Том 6. Лорд Эмсворт и другие

Именно он подавал самые блестящие реплики. Именно он рассказывал смешные случаи. Именно он, между супом и рыбой, развлекал общество, манипулируя вилкой и бокалом. Словом, он был воплощенное веселье.

Был — но не остался. Когда дело пошло к жаркому, фигуры на гобеленах заметили что-то неладное. Почетный гость отказался от очередного блюда в манере, которую мы вправе назвать байроновской. Да, что-то случилось с Типтоном Плимсолом.

Случилось то, что он взглянул на Веронику и увидел, как она хлопнула Фредди по руке, присовокупив: «Не глупи ты!»

— Нет, спасибо, — холодно сказал он лакею, пытавшемуся заинтересовать его куриной печенкой.

Он не знал, что Фредди, доверительно рассказав о корме Доналдсона, прибавил, что его могут есть и люди; а Вероника, как и следовало ожидать от девушки ее умственных способностей, игриво хлопнула его по руке.

Он этого не знал, и умолк, повергнув в печаль леди Гермиону. Заметив все, она решила поговорить с Фредди, как только кончится обед. Решила она поговорить и с дочерью.

Последнее из этих решений ей удалось выполнить, когда женщины ушли в гостиную; и так хорошо, что Типтон Плимсол, встав из-за стола, увидел Веронику в какой-то мохнатой накидке на божественных плечах.

— Мам-ми говорит, не хотите ли вы посмотреть сад при лунном свете? — сказала она в своей манере.

Мягкая музыка послышалась снова, и снова запахло фиалками, мало того — розами. Что до тумана, Типтон вообще едва видел.

— Хочу ли я! — в экстазе прохрипел он.

— Хотите?

— Да!

— Холодно, — заметил Фредди. — Черта с два я пошел бы в сад. Сидите тут, я вам советую. Не перекинемся в триктрак, Ви?

Порода — это порода. Быть может, леди Гермиона Уэдж и походила на кухарку, но в жилах ее текла голубая кровь бесчисленных графов. Подавив желание ударить племянника по голове тупым, но тяжелым предметом, она сказала:

— Ничуть не холодно. Прелестный летний ветер. Вам даже шляпа не понадобится, мистер Плимсол.

— Какая шляпа? — воскликнул Плимсол. — Пошли.

Когда он через французское окно вышел в сад со своей ослепительной спутницей, леди Гермиона сказала:

— Фредди!

Вид у нее был такой, словно она засучила рукава и поплевала на руки.

Примерно в те же минуты Генри Листер, отдыхавший после обеда, сидел в саду, смотрел на луну и думал о Пруденс.

Только что ему пришло в голову, что в такой вечер нетрудно и пройти две мили, чтобы посмотреть на ее окно.

Летописец снова растерян — описать первую прогулку Типтона Плимсола с Вероникой Уэдж не легче, чем передать встречу Фредди Трипвуда с Генри Листером. Конечно, он мог бы воспроизвести все фразы, но не уверен, заинтересует ли, а главное — возвысит ли это тех, для кого он пишет. Мудрее, думает он, сделать краткий очерк.

Типтон начал неплохо, заметив, что сады при луне красивы, а Вероника ответила «да». Он прибавил, что без луны они хуже, и она это подтвердила. До сей поры обмен репликами не посрамил бы салона мадам Рекамье; [133] Рекамье, Жанна Франсуаза Жюли Аделаида (1777–1849) — хозяйка прославленного парижского салона. но тут вдохновение иссякло и наступила тишина.

Дело в том, что Типтон Плимсол, способный развлечь целый стол своих гостей мужского пола, молодого возраста и невысокого умственного уровня, немедленно терял прыть, оказавшись наедине с девушкой. Естественно, с этой девушкой он совсем притих. Великая любовь, ослепительная красота и ячменная вода за обедом сделали свое дело.

Немного погодя Вероника сказала, что утром ее укусил комар. Потрясенный Типтон ответил, что всегда не любил этих мошек. Вероника тоже их не любила, но полагала, что они лучше мышек, хотя и значительно хуже кошек.

И с тем и с другим Типтон пылко согласился.

После этого беседа потекла легко, и текла, пока Вероника не сказала, что пора возвращаться. Типтон ответил на это: «Ах!..» Вероника откликнулась: «Нет, правда», Типтон: «Ну, что ж». Сердце у него плясало и прыгало. Теперь он точно знал, что они созданы друг для друга. Он поражался, что они согласны со всем, включая кошек. Да, Вероника хлопнула Фредди по руке, но, по-видимому, невольно.

Весь вечер, до самой ночи, он ощущал то, что бывало только в начале второй бутылки. Он был так счастлив и спокоен, что в десять тридцать твердо взял с подноса ячменную воду, удивляясь, почему полковник и Фредди предпочитают виски.

В одиннадцать леди Гермиона возглавила исход, в одиннадцать десять он был в своей комнате, на втором этаже, и смотрел на луну в том странном волнении, которое охватывает, когда впервые встретишь родственную душу противоположного пола.

Поистине глупо было бы спать. Он спустился вниз и вышел на террасу.

Кто-то сказал рядом: «Ой, Господи», и он увидел лорда Эмсворта.

В минуты волнения пенсне девятого графа слетало и ловко плясало на шнурочке. Было так и теперь, когда лорд Эмсворт заметил, что из стеклянной двери выходит человек. Подумав, он понял, что воры лезут в дом, а не из дома, успокоился и пенсне изловил.

Поэтому он увидел, что это никакой не вор, а просто его гость Попкинс, то ли Перкинс, то ли Уилбрахам.

— А, это вы! — удачно воскликнул он.

Владелец Бландингского замка не очень любил беседовать с молодыми людьми. Он их избегал. Но сейчас он сочился, истекал, сиял благоволением, и не только из-за Пруденс. Из разговора за портвейном он вывел, что сын его Фредерик не приклеится к замку, как моллюск к скале, а будет все время ездить по этим своим делам. Шропшир и соседние графства кишат собаковладельцами, и вице-президент решил их объехать, иногда оставаясь на ночь, иногда — на несколько дней.

Какой отец не обрадуется такой вести! И лорд Эмсворт был исключительно сердечен.

— Вышли погулять, мистер Эхм? — осведомился он. Типтон сказал: «Да», и прибавил, что ночь — лучше некуда.

— Красивая, — объяснил хозяин и, ясности ради, повторил это слово еще четыре раза. — Луна вот, — заключил он, показывая на луну.

Типтон с этим согласился.

— Светит, — сказал лорд Эмсворт.

— Еще как, — поддержал его Типтон.

— Да, да, да, да, — ответил граф, — именно, как. Кстати, мистер Э… ммм, вы интересуетесь свиньями?

— Плимсол, — неуместно подсказал гость.

— Нет, не плимсом, — поправил его хозяин. — Сви-ни-я-ми.

Плимсол пояснил, что это — его фамилия.

— А, вон как? — откликнулся граф, мучительно что-то вспоминая. — Да, так я иду к свинье. Ее фамилия Плимсол.

Типтон удивился такому совпадению.

— Я хотел сказать, Императрица. Она три раза получила медаль на сельскохозяйственной выставке.

— Ну!

— Подряд.

— Ну-у-у!

— Ни одна свинья…

— О!

— Да, поразительно.

— Наверное, очень толстая.

— Толще некуда.