Пэлем Вудхауз - Том 6. Лорд Эмсворт и другие

— Именно. Сама понимаешь, надо было ее обхаживать.

— Конечно!

— Приходится.

— Еще бы!

— Когда их покормишь — совсем другое дело.

— Ну естественно!

— Ты веришь в этот бред? — опомнилась мисс Йорк.

— Конечно, — сказал Фредди. — Веришь, дорогая?

— А то как же, милый!

— Мало того, — продолжал Фредди, вынимая что-то из кармана, словно фокусник, — я могу все доказать. Вот телеграмма. «Супер-Ультра-Фильм» предлагает тысячу долларов за сценарий. Так что в другой раз, пожалуйста, не судите о других по себе!

— Да, — сказала Агги. — Я бы очень хотела, чтобы ты не вмешивалась в чужие дела.

— Прекрасно сказано, — заметил Фредди. — Прибавлю…

— Она фальшивая, — сказала мисс Йорк.

— Кто?

— Телеграмма.

— То есть как? — вскричал Фредди.

— А так. Они послали телеграмму, потому что вы послали телеграмму, чтобы они послали телеграмму.

— Не понимаю, — сказал Фредди.

— Зато я понимаю, — сказала его жена, — и не хочу больше вас видеть, Джейн Йорк.

— Присоединяюсь, — сказал Фредди. — Турки таких, как вы, топят в Босфоре. В мешке.

— Лучше мне уйти, — сказала мисс Йорк.

— Гораздо лучше, — сказал Фредди. Лорд Эмсворт, очнувшись, слабо заморгал. Ему было лучше, но в меру.

Фредди тем временем рассказывал свой сценарий.

— Понимаешь, муж и жена. Он очень бедный, понимаешь… нету денег. Попал под машину, а они не хотят оперировать. Хотят пятьсот долларов. А где их взять? Понимаешь?

— Конечно.

— Сила, а?

— Еще какая!

— Ты подожди, что будет! Жена охмурила миллионера, он обещал деньги. Тут звонят доктора, то есть к нему. Она смеется, чтобы он не понял, как она страдает. Забыл тебе сказать, если его не резать, ему конец. Здорово?

— Блеск!

— То ли еще будет! Они идут в спальню… Эй, эй! Ты что, уходишь?

Лорд Эмсворт уже поднялся.

— Тебе получше?

— Да, спасибо…

— О, лорд Эмсворт! — сказала Агги. — Простите меня!

Он погладил ее по руке, снова удивляясь, почему такая милая и умная девушка полюбила Фредди.

— Не за что, не за что! А вот вы мне скажите, когда Фредерик… э… был с бородой, он напоминал меня?

— Очень, очень!

— Спасибо, моя дорогая. Приезжайте в Бландинг, как только сможете.

И он задумчиво вышел.

— Есть у вас парикмахерская? — спросил он внизу.

— Да, сэр.

— Покажите, пожалуйста, где она, — сказал граф.

Лорд Эмсворт сидел в своей библиотеке, допивая последний бокал. В открытое окно вплывали запах цветов и тихие звуки насекомых.

Казалось бы, все хорошо. Энгус Макалистер сообщил, что зеленая тля побеждена китовым жиром; больная корова шла на поправку и обретала аппетит; бороды не было.

И все-таки графа что-то томило.

Он позвонил в звонок.

— Милорд?

Лорд Эмсворт с одобрением взглянул на верного слугу. Бидж много лет служил их дому. Хороший человек… И смотрит как-то так, чему-то радуется…

— Бидж, — сказал граф, — будьте добры, позвоните в Лондон.

— Слушаюсь, милорд.

— Отель «Савой», номер шестьдесят семь.

— Хорошо, милорд.

— Спросите мистера Фредерика, как там кончается.

— Кончается, милорд?

— Да.

Время шло. Граф размышлял. Дворецкий вернулся.

— Я говорил с мистером Фредериком, милорд.

— Да?

— Он передает привет и просит сказать, что в спальне был черный ягуар, милорд.

— Ягуар?

— Ягуар. Привязан к ножке кровати. Он защищал честь жены, милорд.

— А! — сказал лорд Эмсворт. — Спасибо, Бидж.

День был такой теплый, солнце так сияло, птицы — пели, что всякий, знакомый с девятым графом Эмсвортом, решил бы, что он гуляет в своих садах. На самом же деле он сидел в столовой и смотрел на копченую селедку таким горестным взглядом, что селедка даже поеживалась. Наступил тот понедельник августа, когда в конторах все свободны, а здесь, в Бландинге, удается создать небольшой ад.

Ему, владельцу замка, запрещают в этот день гулять по своим садам в старом костюме. Силы, неподвластные графам, вбивают его в стоячий воротничок, венчают цилиндром и говорят, чтобы он был как можно приветливей. А под вечер тащат на помост и велят говорить речь. Что погода, что птицы для того, кому предстоит такой день?

Сестра его, леди Констанс, беспечально глядела на него поверх своего кофе.

— Какое утро! — сказала она.

Лорд Эмсворт совсем загрустил. Этой ли женщине держаться так, словно все хорошо в лучшем из миров? Если бы не она с ее орлиной зоркостью, он бы увернулся хоть от цилиндра.

— Ты речь написал?

— Да.

— Смотри, заучи наизусть, а то будешь заикаться, как в прошлом году!

Лорд Эмсворт отодвинул тарелку, он потерял аппетит.

— И не забудь, сходи в деревню, там конкурс садиков.

— Схожу, схожу, схожу, — сказал он. — Не забуду.

— Я бы тоже сходила. Из Лондона понаехали дети. Надо им сказать, чтобы вели себя поприличней, когда придут на праздник. Ты знаешь, что такое лондонские дети. Макалистер говорит, вчера кто-то рвал у нас цветы.

Такая новость глубоко огорчила бы графа, но сейчас он жалел себя и не шелохнулся. Кофе он пил, сокрушаясь о том, что это — не цикута.

— Кстати, Макалистер снова говорил, что надо бы замостить тиссовую аллею.

— Глаг! — сказал лорд Эмсворт, ибо (как всякий лингвист вам скажет) именно этот звук издают пэры Англии, когда они пьют кофе, а их мучают.

Энгус Макалистер, главный садовник Бландинга, спал и видел, как бы замостить гравием прославленную аллею. Год за годом предлагал он хозяину свой проект и не смущался отказом. По всей вероятности, сейчас он принялся за старое.

— Замостить! — Лорд Эмсворт окаменел во всю свою длину. Природа, полагал он, устлала аллею прекраснейшими мхами; но если это ей и безразлично, то он не потерпит, чтобы люди, похожие на подгнившую картошку, калечили и губили темно-зеленый бархат. — Замостить? Может, заасфальтировать?

Лорду Эмсворту было плохо, а в такие минуты он бывал нестерпимо саркастичным.

— А что? — сказала сестра. — Неплохая мысль. Тогда можно будет гулять в сырую погоду. Этот мох очень портит туфли.

Лорд Эмсворт встал и ушел в тиссовую аллею. Там был садовник. Он смотрел на мох, как жрец, готовящийся к человеческому жертвоприношению.

— Здравствуйте, — сказал ему лорд.

— Здр-р-расте, милор-р-рд, — ответил садовник, и оба помолчали. Энгус Макалистер впечатал во мхи ногу, похожую на футляр из-под скрипки, выражая этим презрение и неприязнь к естественной поверхности. Лорд Эмсворт печально глядел на него сквозь очки. Он думал о том, почему Промысел Божий, если уж обязан поставлять садовников, допускает в них такую низость. Более того—неужели надо, чтобы этот садовник родился человеком? Из него бы вышел превосходный мул. Такого мула нетрудно любить.