Пэлем Вудхауз - Том 15. Простак и другие

— Послушайте, — начал он. — Не знаю, что она вам тут наболтала, но не вздумайте поверить ей хоть на грамм.

— Вы говорите загадками, мой друг.

— Я пришел, чтобы вернуть вам ваши монеты — выкупить все обратно, целиком.

— То есть, вы желаете купить спектакль?

— Я отдам все, что вы за него заплатили, — двадцать тысяч. Вы не потеряете ни цента.

— И вы тоже, верно?

— Что?

— Я первый спросил.

— Что-то не пойму вас.

Простаку и в голову не приходило, что наступит момент, когда он порадуется знакомству с Дж. Бромли Липпинкоттом, но теперь он ощущал сильнейшую благодарность, что ему выпала честь наблюдать адвоката в действии. Молодой театральный менеджер может многое перенять от похожего на труп адвоката в умении держать себя. Превратиться в брюнета Простак, конечно, не мог, но позаимствовать чуть-чуть стали и напора мог вполне, что он и сделал.

— Позвольте объяснить, — начал Простак. — Вы так легкомысленно говорите.

— Или слишком бойко, — подсказал Мэрвин.

— Да, или слишком бойко, — согласился Простак, всегда открытый предложениям. — Вы легкомысленно, или бойко, говорите о покупке моего шоу, но позвольте напомнить, что вышеназванное драматическое сочинение — или пьеса — чертовски ценная собственность. Это величайшее драматическое произведение за последние двадцать лет. Начинается оно с пролога…

— Так вы поверили всякой чепухе? — взорвался Леман. — Послушайте, дорогуша…

— Я слушаю, мой друг.

— Я в этом шоу-бизнесе собаку съел. Э?

«Э» было обращено к Фанни, которая бормотала: «Твое дело — водевили». Ожегши ее злобным взглядом, Леман сказал:

— И что? С водевилями все в порядке, но мы говорим не о водевилях, а о постановке драматических спектаклей. Я собаку съел в шоу-бизнесе, — повторил он, вбивая в ладонь левой руки кулак правой, — и сумею слепить кое-что из этого спектакля. А вот вы не сумеете.

— Не сумею?

— Нет.

Простак легко хохотнул. Дж. Бромли Липпинкотт в подобной ситуации нахмурился бы, но сам он предпочел легкий хохот. Однако он прозвенел не так музыкально, как ему бы хотелось, и он исполнил номер «на бис». На этот раз хохоток раскатился так переливчато и музыкально, что лучше не бывает.

— Не сумею, вот как? А вы заверните за угол театра и взгляните на толпу, пытающуюся купить билетик. Это шедевр, дорогуша, а под моим управлением…

— Управление — самое главное, — вставил Мэрвин.

— Да-с, сэр, именно! Управление — самое главное, — повторил Простак. — Абсолютно. Тут требуется рука эксперта, и именно ее-то и получил этот спектакль.

Дышал Лемана хрипло и тяжело. Будь здесь его доктор, он озабоченно поджал бы губы и потянулся за таблетками.

— Послушайте, — сказал Леман, — я дам тридцать. У меня в кармане — удостоверенные чеки. Ну? Договорились?

— Нет, — покачал головой Простак, — так не пойдет, старина. Ради вашего же блага — не могу согласиться. Если у вас на совести будет лежать, что вы сладкими речами уговорили меня продать это великолепнейшее произведение за какие-то там тридцать штук, то вы до конца жизни не узнаете покоя. Перестанете спать по ночам. В шоу есть блестящая сцена в кабаре…

— Сорок!

— Простите?

— Да у меня всего пятьдесят. Хотите все? Вы что, думаете, я стараюсь вас облапошить?

— Нет-нет. Снимаю обвинение в злом умысле. К сожалению…

В этот момент раздался шум, будто пронесся порыв мощного ветра, дверь распахнулась, и в комнату, даже не постучавшись, ворвался Джек МакКлюр. Как и его бывший партнер, он очень спешил. При виде Лемана Джек резко затормозил, в крайнем изумлении.

— Вот как! — выдохнул он, одним восклицанием передавая целую гамму чувств.

— Так, — заметила Фанни, — дружок явился.

— Я считал, что мы друзья, — откликнулся Джек, и даже Дж. Бромли Липпинкотт, потрясенный таким бессовестным шедевром плагиата, не сумел бы вложить больше ужаса и негодования в пять коротких слова.

— Пытался меня обжулить? — Горящие глаза Джека прожгли мистера Лемана, потом он силой воли оторвал от него взгляд и повернулся к Простаку. — Вы уже продали ему спектакль?

— То есть шедевр?

Джек МакКлюр, обычно такой сдержанный, такой воспитанный, внезапно завопил в голос:

— Если еще нет, не продавайте! Он хочет вас ободрать.

— Мистер Леман? — поразился Простак.

— Он ничего не сказал про полицию?

— Я сказала, — вмешалась Фанни, и Леман бросил на нее взгляд, да такой, что, присутствуй здесь Дж. Бромли Липпинкотт, он первый признал бы, что этот взгляд превосходит все взгляды его собственного репертуара.

— Вот тебе и друг, — хрипло проговорил Леман. — Вот тебе и друг!

— Послушайте, — приступил к делу Джек, — я дам пятьдесят тысяч. Они у меня здесь, с собой.

— Пятьдесят тысяч? — Простак опять легко, переливчато, музыкально хохотнул. — Да даже мистер Леман предлагал столько.

— Вот как?

— Желаете повысить цену? Это ведь шедевр, не забывайте. Священник входит с раввином, и они говорят, то один что-то скажет, то другой, слова так и летают, и тэ дэ, и тэ пэ.

Джек потер подбородок.

— Но… пятьдесят тысяч? Это ведь немалые деньги.

— А что вы скажете, мистер Леман?

Внимание Лемана на минутку отвлеклось от дискуссии — он тихим, интимным полушепотом втолковывал жене, что непременно проломит ей голову.

В разговор вклинился Мэрвин Поттер, решивший выдвинуть предложение.

— Я думаю… — начал он и умолк. Только сейчас взгляд его случайно упал на манишку, он прочитал послание и оцепенел. Потом на его красивом лице проступила суровость. — Леман, — проговорил он, — это ваша работа? Это вы подобрались ко мне, точно тать в ночи, и намалевали «Привет, малыш!» на моей грудной косточке? — Но тут же смягчившись, добавил: — Хотя нет, конечно. Вы ведь не пользуетесь губной помадой? Н-да, скорее всего, надпись так и останется исторической загадкой, вроде Железной маски. Но я не о том… Мне кажется, я нашел выход. Не знаю, много ли вам известно о мире финансов, но лично я полагаю, что в тех случаях, когда два финансовых воротилы, назовем их «Воротила А» и «Воротила Б», горят желанием провернуть крупную сделку, и ни один не желает уступать, то зачастую они разрешают спор, прибегая к так называемому слиянию. Они, если вы следуете за моими рассуждениями, «сливаются». Замечательнейший способ уладить и вашу проблему. У тебя, мой плутократ, старина Леман, есть пятьдесят тысяч. Вы, наш богач, старина МакКлюр, владеете такой же суммой. Почему бы вам не сложить свои песо и не купить спектакль пополам?

Простак зашелся от восторга. Король Соломон, сказал он себе, просто дурак в сравнении с этим светлым умом. С того самого момента, когда Джек МакКлюр упомянул про свои пятьдесят тысяч, у Простака возникло чувство, что киношная звезда готова выступить с какой-то идеей, высказать свое мнение, предложить какую-то уловку. И вот она выступила! Каждое слово, падающее с ее губ — восточная жемчужина, сияющая чистейшим светом.