Пэлем Вудхауз - Том 17. Джимми Питт и другие

— Что-то тут неладно, — обратился он к своей бессмертной душе, поднимаясь вверх по лестнице. — Сдается мне, они здорово поцапались!

Более изысканные обороты речи Сондерс приберегал для публичных выступлений. Беседуя со своей бессмертной душой, он обычно позволял себе немного расслабиться.

За обедом уныние окутывало лорда Дривера, словно плащ. Он был должен двадцать фунтов. Наличные фонды составляли семь шиллингов и четыре пенса. Он думал и думал. От раздумий на его розовых от природы щеках появилась интересная бледность. Сондерс то и дело возникал у него за плечом с магической бутылкой, безмолвно сострадая, — сэра Томаса он ненавидел, считая самозванцем, а к его лордству, сыну бывшего своего хозяина, испытывал прямо-таки отеческую привязанность. Спенни почти машинально снова и снова опустошал свой бокал, и вино, великий целитель, подарило ему идею. Получить двадцать фунтов от кого-нибудь из знакомых было нереально. А вот если разделить двадцать на четыре, то уговорить четырех щедрых вкладчиков внести по пять фунтов уже вполне осуществимо.

В нем снова пробудилась надежда.

После обеда лорд Дривер запорхал по замку, словно деятельное фамильное привидение. Первым встретился ему Чартерис.

— Хелло, Спенни, — сказал Чартерис. — Я тебя искал. Ходят слухи, будто ты влюбился. За обедом ты был похож на гриппозного. В чем дело? Бога ради, держи себя в руках, пока не отыграли спектакль. Не вздумай что-нибудь такое утворить на сцене. Ты хоть текст помнишь?

— Понимаешь, — с жаром отвечал его лордство, — тут такое дело. Возникли обстоятельства… Не одолжишь мне пятерку?

— На данный момент, — сказал Чартерис, — все мои богатства в этом мире равняются одиннадцати шиллингам плюс почтовая марка. Если марка может тебе пригодиться… Нет? Знаешь, многие великие состояния начинались с малого. Ну, как хочешь…

Две минуты спустя лорд Дривер продолжил свои поиски.

Путь берущего взаймы тернист, особенно если у него, как у Спенни, уже сложилась не лучшая репутация в плане возврата долгов.

Спенни в свое время успел одолжить небольшие суммы практически у всех своих знакомых мужского пола, а отдавал он их далеко не всегда. Была у него такая склонность — забывать, что он занял тут полкроны — уплатить за кеб, там десять шиллингов — расплатиться в ресторане. Не удерживались у него в памяти и более крупные числа. От этого у приятелей его лордства развилась некоторая настороженность, и в результате погоня за сокровищами с самого начала была обречена на провал. Ему дарили дружеские улыбки, умильно извинялись и заверяли в самом искреннем расположении, но денег не давал никто — кроме Джимми Питта.

К Джимми его лордство обратился одним из первых, и Джимми, находясь в том настроении, когда он готов был одолжить что угодно и кому угодно, без слова выдал требуемые пять фунтов.

Но что такое пять фунтов? Покров уныния и интересная бледность по-прежнему украшали Спенни Дривера, когда он поднялся к себе в комнату переодеться в кричащий твидовый костюм, в котором он должен был появиться в первом акте, воплощая роль лорда Герберта.

Вообще говоря, воровство — предосудительная привычка, однако нельзя отрицать, что при определенных условиях это великолепное решение финансовых трудностей, и не будь наказание столь неприятно, очень может быть, что кражи вошли бы в моду и завоевали широкую популярность.

Его лордство не сразу обратился мыслями к такому выходу из своих затруднений. Он никогда в жизни не воровал, вот и теперь поначалу не догадался. В каждом из нас сидит этот консерватизм. Но мало-помалу в его сознании забрезжила мысль о том, что другого выхода из создавшегося положения попросту нет, разве что пасть назавтра в ноги Харгейту и умолять об отсрочке — немыслимая альтернатива! Придется добывать деньги преступным путем. Заканчивая переодеваться в сценический костюм, лорд Дривер твердо решил, что больше делать нечего.

План его был прост. Где деньги, известно — в ящике стола в гардеробной сэра Томаса. Он сам слышал, как сэр Томас давал указания Сондерсу положить их туда. Пойти и взять их оттуда — что может быть проще? Все складывается удачно. Сэр Томас будет внизу встречать гостей. Путь будет свободен. Все равно что найти деньги на дороге!

Кроме того, размышлял его лордство, опустошая бутылку шампанского «Мумм», которую запасливо прихватил после ужина со стола для укрепления нервов, — на самом деле это совсем не воровство. Черт побери, дядюшка сам дал ему деньги! Они теперь его! Неплохо было бы заодно — он налил себе еще стаканчик эликсира — еще и поговорить по душам с этим сэром Томасом! Да, черт побери все на свете!

Он свирепо поддернул рукава. Британский лев пробудился от сна.

Первое преступление, как правило, совершается до ужаса дилетантски. Изредка, правда, бывает, что новичок подделывает чеки с уверенностью опытного мастера или открывает чужие дверные замки с изяществом эксперта. Но это все отдельные случаи. Большинству начинающих остро не хватает руководства. Спенни Дривер — типичный пример новичка. Ему даже в голову не пришло, что, как только сэр Томас хватится пропажи, начнется расследование, и сам он вполне может оказаться под подозрением. Из шампанского порой рождается доблесть, но благоразумие — никогда.

Спектакль начался в половине девятого пьеской для двух актеров. Зрителей рассадили по местам и кое-как установили тишину — успешнее, чем обычно бывает в таких случаях, поскольку прошел слух, будто вечер завершится неофициальным балом. Замок Дривер был построен исключительно удачно для подобных затей — в нем было достаточно места и масса укромных уголков для тех, кто не танцует, да к тому же еще просторная оранжерея, где составилась половина брачных союзов в графстве.

Спенни задумал обеспечить себе алиби, потолкавшись несколько минут в толпе, затем совершить грабеж, пока на сцене будет идти вступительная пьеска — в это время его отсутствия никто не заметит. А вот если он исчезнет позже, кто-нибудь может задуматься, куда он подевался.

Он рыскал среди гостей, пока все не расселись по местам, а потом шмыгнул в холл. Вдруг на плечо ему легла чья-то рука. Нечистая совесть превращает нас в трусов. Спенни прикусил себе язык и подпрыгнул в воздух на три дюйма.

— Хелло, Чартерис! — воскликнул он, едва дыша.

Чартерис был в несколько взвинченном состоянии. Репетиции сделали из него пессимиста, и теперь, когда настал миг премьеры, нервы режиссера совершенно никуда не годились, тем более что вступительный диалог должен был начаться через две минуты, а человек, любезно согласившийся суфлировать, необъяснимым образом пропал.