Пэлем Вудхауз - Том 18. Лорд Долиш и другие

— Ну, есть тот щенок Чагуотер.

(Так в редакции обычно называли спасителя Англии.)

— Его и пошлите, — приказал редактор.

Номер великого князя Водкиноффа в театре варьете «Магнум» каждый вечер начинался ровно в десять. На афишах его имя писали крупнее всех. Кларенса задержал смотр бойскаутов, и он добрался до мюзик-холла только без пяти десять. Он вошел в гримерную, когда генерал уже направлялся на сцену.

Великий князь переодевался в большой комнате вместе с другими актерами. Персональных гримерных в «Магнуме» не было. Кларенс присел на сундучок, принадлежащий «Несравненной труппе прыгучих зуавов прямо из пустыни», и стал ждать. Четверо мускулистых молодых людей, труппа в полном составе, одевались после выступления. На Кларенса никто не обращал внимания.

Наконец один зуав заговорил:

— Скажи, Билл, сегодня принимали не очень. Замороженный зал.

— Куда уж дальше, — отозвался его коллега. — Просто мурашки по коже.

— Интересно, каково придется фон-барону. Очевидно, он имел в виду великого князя.

— Ему-то что. Такую халтуру им только подавай. Настоящим профессионалам хода нет, а любители цветут и пахнут. Расческа найдется, Гарри?

Гарри, высокий молчаливый зуав, протянул расческу. Билл продолжал:

— Посмотрел бы я на него в прежнем «Великом моголе», да в понедельник. Ему быстро показали бы, что к чему. Тоска берет, как всякие хлыщи отбивают у нас кусок хлеба. А нам что, теперь не выступать? Впору волком выть, как подумаешь про такого и эти его восемьсот семьдесят пять кругляшей в неделю.

— Восемьсот семьдесят пять! Держи карман, юное дарование, — вмешался первый зуав. — Ты что, на неделе газетку не видел?

— Не-а. Чего там такое? Как рекламка наша, смотрится?

— Да нормально, не забивай голову. Вот, глянь: «Что «Анкор» желает знать». Заденет фон-барона за живое, как пить дать.

Он достал газету из кармана пальто, висевшего на двери, и передал своему прыгучему собрату.

— Читай вслух, старина.

Тот поднес ее к свету и принялся читать, медленно и осмотрительно, как человек, неискушенный в ученостях.

— «Что «Анкор» желает знать: разве принцу Отто Саксен-Пфеннигскому не сопутствовал всю неделю потрясающий успех в «Лобелии»? И разве импресарио Куэйн не задрал нос так, что пришлось потратиться на шляпную резинку? И разве, хоть газеты и пишут о равных гонорарах, принц не получает больше великого князя? Иначе почему нам сорока на хвосте принесла, что принцу платят пятьсот в неделю, а великому князю — только четыреста пятьдесят? Да и в любом случае, разве принц не заслужил на полсотни больше, чем его русский друг? Ну-ну!»

Воцарилось многозначительное молчание. Для Кларенса, который факты и продиктовал (хотя стиль был редакторский), в заметке не было ничего нового. Он только порадовался, как броско редактор подал материал. Что ж, он правильно поступил, предоставив литературную обработку опытному газетчику.

— Вот ему подарочек, — сказал зуав Гарри. — Ну-ка, прицепим тут, против него, как придет переодеваться. Есть у кого булавка? А карандаш?

Он жирно обвел четвертушку колонки и приколол газету рядом с зеркалом, затем обратился к коллегам:

— Ждать не будем, старики? Судя по морде, он фордыбака — как пойдет рубить в пух и прах этой своей саблищей, запросто. Лично я поскорее одеваюсь, а на его физиономию полюбуемся завтра, время терпит. Чего зря рисковать?

Предложение было и обоснованным, и разумным. Прыгучие зуавы, как один, попрыгали в цивильную одежду и исчезли в дверях, не успел отзвучать протяжный аккорд невидимого оркестра в конце великокняжеского номера.

Генерал Водкинофф важно вплыл в гримерную, самодовольно прислушиваясь к неумолкающим аплодисментам. Номер имел успех, было чем гордиться.

Кларенса он заметил не сразу.

— А, — бросил он, — с интервью, да? Ты по поводу… Кларенс объяснил редакционное задание. Тем временем великий князь подошел к умывальнику и начал снимать грим. Для сцены он наносил немного «Жгучего цыгана № 3». Живописно смуглый, он был больше похож на русского генерала в представлении англичан.

Зеркало висело над умывальником.

Кларенс, наблюдая за ним в зеркале, заметил, как он напрягся, читая первый абзац. Лицо его потемнело, почти как от «Жгучего цыгана № 3». Он затрясся от гнева.

— Кто притащил сюда паршивую газетку? — рявкнул он.

— Так насчет мистера Хьюберта Уэйлза и его романа, — гнул свое Кларенс.

Великий князь разнес мистера Хьюберта Уэйлза, его роман и Кларенса одним-единственным предложением.

— Вы, наверное, — долбил Кларенс, не отклоняясь от темы, как пристало цепкому репортеру, — читали колкие, но небезосновательные замечания преподобного каноника Эдгара Шеппарда, доктора богословия, сонастоятеля придворной часовни его величества, помощника служителя королевской опочивальни и младшего подавателя августейшей милостыни.

Великий князь дополнил перечень еще и видным священнослужителем.

— Ты приделал газетку на зеркало? — заорал он.

— Я не приделывал газету на то зеркало, — корректно отвечал Кларенс.

— А, — отрезал великий князь, — будь это ты, я бы свернул тебе шею, как цыпленку, и раскидал по гримерной на все четыре стороны.

— Хорошо, что это был не я, — заметил Кларенс.

— Ты читал газетку на зеркале?

— Я не читал эту газету на зеркале, — ответствовал Кларенс, продолжая строго придерживаться разговорника Оллендорфа, [129] разговорника Оллендорфа — Оллендорф Генрих Готфрид (1803–1865) — автор популярных учебников немецкого и французского языков в форме диалогов-упражнений. был у него такой грешок. — Но я знаю, что там написано.

— Ложь! — гремел великий князь. — Мерзкая ложь! Да я его по судам затаскаю. Я-то сразу раскусил: писали по его наущению, а может, он и сам приложил руку.

— Профессиональная зависть, — вздохнул Кларенс, — печальное явление.

— Я ему дам профессиональную зависть!

— Я слышал, — заметил Кларенс как бы мимоходом, — что он и правда имел успех в «Лобелии». Один мой приятель был там вчера вечером и говорит: его вызывали одиннадцать раз.

Русского генерала чуть не хватил апоплексический удар, но титаническим усилием он взял себя в руки.

— Подождем! — заявил он со зловещим спокойствием. — Подождем до завтра! Я ему покажу! Имел успех, вот как? Ха! Вызывали одиннадцать раз, вот как? Ого, ха-ха! Вызовут и завтра! Только, — в его голосе чувствовался дьявольский умысел, столь ужасный, что даже у закаленного бойскаута пошел мороз по коже, — только на сей раз его вызовут к барьеру!

Терзаемый завистью артист разразился полубезумным смехом, упал в кресло и принялся стаскивать сапоги. Кларенс ушел по-английски. Час близился.