Антон Чехов - Том 11. Пьесы. 1878-1888

П л а т о н о в. Понимаю я царя Эдипа, выколовшего себе глаза! Как я низок и как глубоко познаю свою низость! Отойдите! Не стоит… Я болен. (Освобождается.) Я еду сейчас… Извините меня, Марья Ефимовна! Я с ума схожу! Где Трилецкий?

Входит С о ф ь я Е г о р о в н а.

Те же и С о ф ь я Е г о р о в н а.

С о ф ь я Е г о р о в н а подходит к столу и роется на нем.

Г р е к о в а (хватает Платонова за руку). Тссс…

Пауза.

Софья Егоровна берет револьвер, стреляет в Платонова и дает промах. (Становится между Платоновым и Софьей Егоровной.) Что вы делаете?! (Кричит.) Сюда! Скорей сюда!

С о ф ь я Е г о р о в н а. Пустите… (Обегает вокруг Грековой и стреляет Платонову в грудь, в упор.)

П л а т о н о в. Постойте, постойте… Как же это так? (Падает.)

Вбегают А н н а П е т р о в н а, И в а н И в а н о в и ч,

Т р и л е ц к и й и В о й н и ц е в.

Те же, А н н а П е т р о в н а, И в а н И в а н о в и ч,

Т р и л е ц к и й, В о й н и ц е в, потом прислуга и М а р к о.

А н н а П е т р о в н а (вырывает у Софьи Егоровны револьвер и отбрасывает ее на диван). Платонов! (Наклоняется к Платонову.)

Войницев закрывает лицо и отворачивается к двери.

Т р и л е ц к и й (наклоняется к Платонову и поспешно расстегивает ему сюртук. Пауза). Михаил Васильич! Ты слышишь?

Пауза.

А н н а П е т р о в н а. Бога ради, Платонов! Мишель… Мишель! Скорей, Трилецкий…

Т р и л е ц к и й (кричит). Воды!

Г р е к о в а (подает ему графин). Спасите его! Вы спасете его! (Ходит по сцене.)

Трилецкий пьет воду и бросает графин в сторону.

И в а н И в а н о в и ч (хватает себя за голову). Ведь сказал же, что погибну? Ну и погиб! Вот и погиб! (Опускается на колени.) господь всемогущий! Погиб… Вот и погиб…

Вбегают Я к о в, В а с и л и й, К а т я и п о в а р.

М а р к о (входит). От мирового судьи-с…

Пауза.

А н н а П е т р о в н а. Платонов!

Платонов приподнимается и обводит всех глазами. Платонов… Это ничего… Воды выпейте!

П л а т о н о в (указывает на Марка). Ему три целковых! (Падает и умирает.)

А н н а П е т р о в н а. Мужайся, Сергей! Всё это пройдет, Николай Иванович… Всё это пройдет… Мужайтесь…

К а т я (кланяется в ноги Анне Петровне). Я одна виноватая! Я записку носила! На деньги польстилась, барыня! Простите меня, окаянную!

А н н а П е т р о в н а. Крепитесь… Зачем теряться? Он только так… Излечимо…

Т р и л е ц к и й (кричит). Умер!

А н н а П е т р о в н а. Нет, нет…

Грекова садится за стол, рассматривает бумажку и горько плачет.

И в а н И в а н о в и ч. Со святыми упокой… Погиб… Погиб…

Т р и л е ц к и й. Жизнь - копейка! Прощай, Мишка! Пропала твоя копейка! Чего глазеете? Сам застрелился! Расстроилась компания! (Плачет.) С кем я теперь на твоих поминках пить буду! О, дураки! Не могли уберечь Платонова! (Встает.) Отец, поди скажи Саше, чтоб она умирала! (Покачиваясь, подходит к Войницеву.) Ты-то чего? Эх! (Обнимает Войницева.) Умер Платошка! (Рыдает.)

В о й н и ц е в. Что делать, Николай?

Т р и л е ц к и й. Хоронить мертвых и починять живых!

А н н а П е т р о в н а (медленно поднимается и идет к Софье Егоровне). Успокойтесь, Софи! (Рыдает.) Что вы наделали?! Но… но… успокойтесь! (Трилецкому.) Ничего не говорите Александре Ивановне, Николай Иваныч! Я сама ей скажу! (Идет к Платонову и опускается перед ним на колени.) Платонов! Жизнь моя! Не верю! Не верю я! Ведь ты не умер? (Берет его за руку.) Жизнь моя!

Т р и л е ц к и й. За дело, Сережа! Поможем твоей жене, а потом…

В о й н и ц е в. Да, да, Да… (Идет к Софье Егоровне.)

И в а н И в а н о в и ч. Забыл господь… За грехи… За мои грехи… Зачем грешил, старый шут? Убивал тварей божиих, пьянствовал, сквернословил, осуждал… Не вытерпел господь и поразил.

«Конец четвертого действия»

Т и х о н Е в с т и г н е е в, содержатель кабака на большой дороге.

С е м е н С е р г е е в и ч Б о р ц о в, разорившийся помещик.

М а р ь я Е г о р о в н а, его жена.

С а в в а, старик-странник.

Н а з а р о в н а,

Е ф и м о в н а - богомолки.

Ф е д я, прохожий фабричный.

Е г о р М е р и к, бродяга.

К у з ь м а, проезжий.

П о ч т а л ь о н.

К у ч е р Берцовой.

Б о г о м о л ь ц ы, г у р т о в щ и к и, п р о е з ж и е и проч.

Действие происходит в одной из южнорусских губерний.

Сцена представляет собой кабак Тихона. Направо прилавок и полки с бутылками. В глубине дверь, ведущая наружу. Над нею снаружи висит красный засаленный фонарик. Пол и скамьи, стоящие у стен, вплотную заняты богомольцами и прохожими. Многие, за неимением места, спят сидя. Глубокая ночь. При поднятии занавеса слышится гром и в дверь видна молния.

За прилавком Т и х о н. На одной из скамей, развалясь, полулежит Ф е д я и тихо наигрывает на гармонийке. Около него сидит Б о р ц о в, одетый в поношенное летнее платье. На полу около скамей расположились

С а в в а, Н а з а р о в н а и Е ф и м о в н а.

Е ф и м о в н а (Назаровне). Потолкай-ка, мать, старца! Словно, никак, богу душу отдает.

Н а з а р о в н а (поднимая с лица Саввы, край сермяги). Божий человек, а божий человек! Жив ты, аль уж помер?

С а в в а. Зачем помер? Жив, матушка. (Приподнимаясь на локоть.) Укрой-ка мне, убогонькая, ноги! Вот так. Правую больше. Вот так, матушка. Дай бог здоровья.

Н а з а р о в н а (прикрывая Савве ноги). Спи, батюшка.

С а в в а. Какой уж тут сон? Было б терпенье муку эту перенесть, а спанья, матушка, хоть и не надо. Не достоин грешник покой иметь. Это что шумит, богомолочка?

Н а з а р о в н а. Грозу бог посылает. Ветер воет, а дождик так и хлещет, так и хлещет. По крыше и в стекла словно горошком дробненьким. Чуешь? Разверзлись хляби небесные.

Гром. Свят, свят, свят…

Ф е д я. И гремит, и гудит, и шумит, и… конца краю нет! Гууу… словно лес шумит… Гууу… Ветер как собака воет… (Ежится.) Холодно! Одежа мокрая, хоть возьми да выжми, двери настежь… (Тихо наигрывает.) Размокла моя гармония, православные, никакой музыки нет, а то бы я вам такую концерту отшпандорил, что держись шапка! Великолепно! Кадрель ежели, или польку, положим… или какой русский куплетец… всё это мы можем. В городе, когда в коридорных при гранд-ателе состоял, денег не нажил, а в рассуждении гармонии все ноты превозошел. И на гитаре умею.

Г о л о с и з у г л а. Дурак, дурацкие и речи.

Ф е д я. От дурака слышу.

Пауза.

Н а з а р о в н а (Савве). Тебе бы, старик, таперича в тепле полежать, ножку-то погреть.

Пауза. Старик! Человек божий! (Толкает Савву.) Ай помирать собираешься?

Ф е д я. Ты бы, дедусь, водочки выпил. Ты выпьешь, а оно в животе погорит, погорит, да от сердца и оттянет малость. Выпей-ка!

Н а з а р о в н а. Не бахвальничай, парень! Старик, может, душу богу отдает да о грехах кается, а ты слова такие, да с гармонией… Брось музыку-то! Глаза бесстыжие!