Томас Хьюз - Школьные годы Тома Брауна

— А-а, Браун, и вы здесь! Надеюсь, вы оставили своих родителей в добром здравии?

— Да, сэр, вполне.

— А вот и паренёк, который разделит с вами кабинет. Пока что он выглядит не так, как нам хотелось бы. Ему нужен свежий воздух Рагби, крикет и хорошие долгие прогулки. Вы должны сводить его в Билтон Грэйндж и рощу Кальдекотта и показать ему, какие у нас тут красивые места.

Том подумал, что Доктор, наверное, знает, что его предыдущие визиты в Билтон Грэйндж имели целью разорение грачиных гнёзд (против чего сильно возражал землевладелец), а в рощу Кальдекотта — установку закидушек на ночь. Чего только не знал Доктор, и как благородно он всегда это использовал! И Том почти решился навеки отказаться от пирогов с грачатиной [111] Note111 Пирог с грачатиной — хотя русскоязычным читателям идея такого пирога может показаться несколько странной, но пирог с грачатиной (rook pie) был, судя по всему, довольно распространённым блюдом. Упоминания о нём неоднократно встречаются в английской литературе, в частности, у Ч. Диккенса (см. «Записки Пиквикского клуба», гл. 7). В Интернете можно найти разные рецепты этого блюда, хотя в комментариях к ним порой высказываются сомнения в его законности в наше нелёгкое время (в Соединённом Королевстве очень серьёзно относятся к охране природы). Интересно и то, что это не совсем «пирог» в нашем понимании. Мясная начинка с подливкой запекается в форме под «крышкой» из теста, нижний слой теста отсутствует. и рыбалки с помощью закидушек. Чаепитие продолжалось, было весело, Доктор говорил сначала о каникулах, а потом о планах на полугодие и о том, каковы шансы, что кто-нибудь из учеников получит стипендию Бэллиол-колледжа, и хороша ли будет команда по крикету. Обстановка была непринуждённой, и каждый чувствовал, что, как бы молод он ни был, он играет какую-то роль в маленьком школьном мирке, и у него есть свои обязанности.

Вскоре после чая Доктор ушёл к себе в кабинет, а ещё через несколько минут мальчики попрощались и вышли через дверь, которая вела из квартиры Доктора в один из коридоров.

В дальнем конце коридора, у камина, стояла кучка мальчишек, которые громко болтали и смеялись. Когда дверь открылась, повисла тишина, за которой последовало громкое приветствие, когда они узнали шагающего по коридору Тома.

— Эй, Браун, ты это откуда?

— Доктор пригласил меня на чай, — с большим достоинством ответил Том.

— Ну и дела! — закричал Ист. — Так вот почему Мэри позвала тебя обратно, и потом ты не пришёл ужинать. Ты много потерял — говядина и пикули были отличные.

— Эй, молодой человек, — закричал Холл, заметив Артура и хватая его за воротник, — тебя как звать? Откуда ты? Сколько тебе лет?

Том увидел, что Артур испуганно отпрянул, когда все повернулись к нему, но решил дать ответить ему самому и вмешаться только в случае необходимости.

— Артур, сэр. Я из Девоншира.

— Не называй меня «сэр», балда ты этакая! Сколько тебе лет?

— Тринадцать.

— А петь ты умеешь?

Бедняга дрожал и не знал, что сказать. Том вмешался:

— Отвяжись, Головастик. Петь ему придётся в субботу через двенадцать недель, хоть умеет, хоть нет, и до этого ещё далеко.

— Ты что, знал его дома, Браун?

— Нет, но он теперь мой сосед в старом кабинете Грея, и скоро уже время молитвы, а я свой кабинет ещё и в глаза не видел. Идём, Артур.

И они ушли. Том хотел как можно скорее доставить своего подопечного в укромное место, где он сможет проинструктировать его насчёт того, как нужно себя вести.

— Ну и странный же товарищ для Тома Брауна, — прокомментировали это собравшиеся у камина; нужно признать, что и сам Том был того же мнения. В кабинете он зажёг свечу и с большим удовлетворением осмотрел новые зелёные суконные занавески, ковёр и диван.

— Слушай, Артур, молодчина твоя мама, здесь теперь так уютно. Только вот что, когда к тебе обращаются, нужно отвечать прямо и не бояться. Если будешь бояться, на тебя станут наезжать. И не говори, что умеешь петь; и ни с кем не говори о доме, или о матери, или о сёстрах.

Бедный маленький Артур, казалось, готов был заплакать.

— А можно говорить о… о доме с тобой? — спросил он.

— Со мной — пожалуйста. Но не с ребятами, которых не знаешь, а то тебя будут дразнить маменькиным сынком, нюней или ещё как-нибудь. Какой письменный стол, вот это да! Это твой? А переплёты какие, ух ты! Твои учебники прямо как романы!

И Том принялся рассматривать вещи и школьные принадлежности Артура, новенькие и такие хорошие, что и пятикласснику впору, и почти не вспоминал о своих друзьях, оставшихся снаружи, до тех пор, пока не зазвонил колокольчик на молитву.

Я уже описывал молитву в Школьном корпусе; в первый день полугодия она была такой же, как всегда, только кое-где в рядах оставались пустые промежутки на месте тех, кто ещё не приехал, а возле дальнего стола стояли в ряд новенькие всех видов и размеров, как молодые медведи, у которых все неприятности ещё впереди, — по выражению отца Тома, которое он применил, когда тот был в таком же положении. Том вспоминал это, глядя на ряд новеньких, среди которых стоял и бедняга Артур, маленький и хрупкий, и потом, когда вёл его после молитвы наверх, в спальню номер четыре, и показывал ему его кровать. Это была просторная комната с двумя большими окнами, выходившими на школьный двор. В ней было двенадцать кроватей. Кровать в дальнем углу у камина принадлежала шестикласснику, ответственному за дисциплину в комнате, а остальные — мальчикам из младшего пятого и других младших классов; все они были фаги, потому что пятиклассники, как уже говорилось, спали отдельно. Старшему из фагов было не больше шестнадцати, и все они были обязаны быть в кроватях в десять часов; шестиклассники ложились в промежутке от десяти до четверти одиннадцатого, когда старый служитель гасил свечи.

Через несколько минут пришли все остальные ребята, спавшие в четвёртом номере. Маленькие тихонько разошлись по своим местам и стали раздеваться, шёпотом переговариваясь друг с другом, а те, что постарше, и среди них Том, сидели друг у друга на кроватях, сняв куртки и жилеты, и болтали. Бедный маленький Артур был ошеломлён новизной своего положения. Мысль о том, что ему придётся спать в одной комнате с незнакомыми мальчиками, явно никогда раньше не приходила ему в голову, и была теперь и странной, и мучительной. Он еле-еле заставил себя снять куртку; когда же это было сделано, он остановился и посмотрел на Тома, который болтал и смеялся, сидя на кровати.

— Браун, — прошептал он, — можно мне умыться?

— Конечно, если хочешь, — сказал Том, уставившись на него с изумлением, — вон под окном твой умывальник, второй от твоей кровати. Если израсходуешь воду, завтра утром тебе придётся идти за новой.