Мор Йокаи - Венгерский набоб

Болтаи стал уже подумывать: а не утаить ли от нее вообще?… Нет, это поступок недостойный, лгать этот добрый человек не привык.

Внезапно его осенило. Верная мысль, это должно помочь. И он поспешил к Шандору.

Прилежный юноша как раз кончал заданный ему образец, великолепное изделие, долженствовавшее доставить ему звание мастера: украшенный затейливой резьбой письменный стол с искусно скрытыми потайными ящиками. Он целиком был поглощен своей работой.

– Ну, Шандор, – сказал ему мастер, – вещь и впрямь образцовая.

– Это гордость моя. День и ночь на уме.

– День и ночь? И ни о чем, кроме стола, больше не думаешь?

– А о чем еще думать?

– Ну, что послезавтра ты уже мастер, например.

– В этом я не сомневаюсь.

– А если всю мастерскую тебе передам, что ты на это скажешь?

– Ах, сударь, шутить изволите. С какой вдруг стати мне передавать?

– Да надоело, вишь ты, возиться, на кого помоложе хочется заботы переложить. Ты заместо меня работать будешь, а доходы пополам. Вот какой я хитрец. Без труда хочу доходы иметь.

– Но я то же самое буду делать, что и сейчас, зачем же делить?

– А если я хочу. Сына вот нет, а ты в точности такой, какого мне бы хотелось.

Шандор с нежностью поцеловал старческую руку, которая легла ему на голову, точно благословляя.

– А как славно будет, если жену еще в дом приведешь, – продолжал мастер, – и мне-то радость на ваше семейное счастье полюбоваться, которого самому узнать не привелось.

– Ну, этого ждать да ждать, дорогой хозяин, – вздох «нул Шандор. – Когда еще доживем.

– Да брось, что за вздор, в холостяки, что ли, записался? Постной мины-то не строй. Это от меня-то вздумал таиться? Я ведь насквозь тебя вижу. Знаю даже, любишь кого. Сказать? И нечего трусить. Что вздыхаешь по целым годам? Взял бы да сказал прямо: так, мол, и так, люблю – и прожить сумеем: выйдешь за меня, ни в чем у тебя не будет недостатка. Ну? Или мне за тебя прикажешь объясниться? Я и на это готов, охотно сватом пойду, сегодня же сговорю тебе невесту, а завтра такую помолвку зададим, ангелы запляшут в раю!

Мастер, как видим, сам спрашивал, сам себе и отвечал. Шандор же ни слова не проронил, только стоял, потупясь; потом, побледнев, молча пожал Болтаи руку и вышел вон. Что такое?… Бог весть.

Но Болтаи и сам лишь показывал вид, будто все хорошо, и, едва юноша удалился, сронил невольную слезу. И он догадывался, и он боялся, что любит Шандор без взаимности.

И все-таки почел спасительной свою идею.

О предложении Карпати он не мог не поставить Фанни в известность; но ответь она согласием на предшествующее, в этом не было бы уже нужды.

Сначала, значит, надо попросить ее руки для Шандора, вдруг она не совсем к нему равнодушна. Если же откажет: никаких, дескать, чувств не питаю, – то на другое предложение что ей останется сказать? Уж если к юному красавцу холодна, семидесятилетнего старца можно ль полюбить?

Нет, план был хорош.

Еще в тот же день Болтаи съездил на лошадях на свой хуторок, лежавший в красивой прикарпатской долине, навестить питомицу.

Заботы и удовольствия сельской жизни давали Фанни добрую пищу для души. Вид лесов и полей, немудрящие крестьянские разговоры, регулярные, но разнообразные занятия на более мягкий, гармонический лад настроили ее: тщеславие, амбиция, суетные моды – все эти уродства цивилизации меркнут, забываются на священном лоне природы.

Фанни еще издали бегом пустилась мастеру навстречу и, вытащив его из повозки, со смешливо-неугомонной детской резвостью потянула смотреть хозяйство: в сад сводила, во двор, на гумно, с радостным оживлением показала провеянный и вымеренный, по счету отмечаемый на бирке хлеб, славно уже подросшие фруктовые саженцы в питомнике и ровные ряды банок с компотами в чулане. Рассказала, сколько роев пчелиных отроилось и какой прекрасный уродился лен: сколько тонкого полотна и саржевых скатертей наткет она из него за зиму!

Болтаи ущипнул девушку за щечку, такую тугую, что и не ухватишь. Меньше, видно, теперь разным грезам предается.

– Смотри-ка, хозяйка какая хорошая вышла из тебя. Во всем решительно разбираешься. Да тебе замуж пора!

– Пора, – засмеялась Фанни, проказливо вешаясь мастеру на шею и целуя его в небритую щеку алыми губками, – вы за себя возьмите, дядя Болтаи, за вас – хоть сегодня.

– Да ну тебя, глупышка, – сказал мастер с едва скрываемым удовольствием. – Стар я уже, в деды тебе гожусь. Погоди вот, помоложе найдем кого-нибудь.

– Вот и славно бы, дядюшка Болтаи, чем скорей, тем и лучше; да только сейчас к тете Терезе ступайте, а я ужин побегу приготовлю.

И, присев шаловливо и чмокнув мастеру руку, с беззаботной песенкой – тра-ля-ля! – упорхнула на кухню. Ребенок, совершенный ребенок!

Мастер поспешил к Терезе. Фанни, пока не пришло время накрывать, в комнату не входила, да и после забегала лишь на минутку взглянуть, все ли на столе, так что Болтаи спокойно мог познакомить Терезу с новым оборотом событий.

Сватовство Яноша Карпати и ее обескуражило. Слишком уж блестящее будущее, слишком явная удача, чтобы ради нее тихим будничным счастьем не пожертвовать. Роскошь, высокое положение – да это и бесчестье заставило бы позабыть, а тут вдобавок все по закону, с соблюдением всех приличий.

Шандору и она не прочила особого успеха. Не раз пытала Тереза девичье сердце, как бы случайно поминая при ней юношу, но девушка оставалась безучастной. Хвалила его, отзывалась с уважением, да это ведь не любовь.

За отменно вкусным ужином Болтаи все подзадоривал свою подопечную, донимая ее шутливыми намеками, которые та храбро отражала. Наконец, служанки убрали со стола, и они остались втроем.

Прежде веселый, мастер сразу посерьезнел. Торжественно взял ее за обе руки и привлек к себе.

– Жених есть, – напрямик объявил он, не желая возбуждать какие-либо догадки недомолвками.

Девушка вздохнула и промолчала.

– Славный, честный, прямодушный юноша, работящий, обеспеченный ремесленник и видный, красивый собой, а главное – давно уже тебя любит крепко, преданно, по-настоящему.

– Знаю, Шандор, – перебила девушка.

Болтаи умолк. Ничего удивительного, что она знает Уже про эту тайну.

Оба ждали, что она еще скажет.

– Бедный Шандор! – вздохнула Фанни.

– Почему ты его жалеешь?

– Потому что любит. Полюбил бы другую, лучше, которая была бы ему верной женой и счастье принесла.

– А ты разве не хочешь за него? – спросил опечаленный старик.

– Ради вас – пойду.

– Ради меня? Не ради меня, а ради себя: это ж такой славный парень, просто поискать, и не мужлан какой-нибудь вроде других мастеровых; он за границей бывал, хоть кому обхожденьем не уступит… А любит-то как тебя!

– Да, знаю его. И всегда ценила, очень хороший человек. Но полюбить не могу. Выйду за него, верна буду по гроб, но счастливы мы не будем, ни он, ни я.